Глава 22
Занятная беседа у меня с графиней вышла. Дарья Илларионовна Голенищева — Кутузова мне не только Машуткино навялила, но и всех моих ближайших соседей сдала. Как она сама заявила — для народной пользы, а то многие из их крестьян по зиме кусочничать отправляются. О чём ей доподлинно известно.
Странная традиция, о которой я оказался в курсе, частенько наблюдая, как Акулина выходит к приехавшим, а то и пришедшим к нам людям, и наделяет их небольшими кусочками хлеба.
«От сумы и от тюрьмы не зарекайся» — оказывается, вот откуда у этой пословицы ноги растут.
Когда в какой-то крестьянской семье наступает голод, то все, кто могут, идут «кусочничать». Придёт какая-то баба с мальцом, постучит в двери и встаёт у порога. Ничего не просит, ни о чём не говорит, а хозяйка уже подрывается и несёт «кусочки» — этакие ломотики хлеба, грамм на двадцать каждый. Ей и мальцу отдаёт. Баба складывает их в суму,, тихо благодарит и идёт дальше, в следующий дом.
И нет — это не подаяние, не нищенство и не пренебрежительная помощь. Обычная русская традиция нынешнего времени — этакая хлебная касса взаимопомощи. Кто знает, как жизнь повернётся, не ровен час, и тебе на следующую зиму хлеба не хватит, вот и отправишься «кусочничать». День — другой с сумой походишь, а там глядишь, семья ещё неделю протянет, на «кусочках».
Ломтики хлеба дадут, в этом можно не сомневаться. Если в доме есть хлеб — то никто не откажет. Не принято.
По словам графини выходит, что по осени мне можно будет ещё четыре имения выкупить.
Почему по осени? Так тут всё просто. Это тоже своего рода традиция, но уже со свадьбами. Своих дочерей крестьяне по осени в другую семью спешат сбагрить. Чтобы зимой лишний рот не кормить. А вот свадеб по весне мало бывает — лишняя пара рук крестьянской семье на весну и лето не помешают. Короче — никакой романтики, один прагматичный крестьянский расчёт.
Примерно так и с продажей имений обстоит — дворяне их сначала выдоят досуха, собрав оброки и продав свою часть урожая, и лишь потом продавать надумают.
Так что, с приобретением Машуткино, я всего лишь раза в полтора свои земли увеличил, как и количество работников, а осенью, надеюсь, и того больше получится.
И всё бы ничего, но возвращение к себе, в Велье, мне Серёга изрядно подпортил. Постоянно отвлекал вопросами. То спрашивал, смогу ли я плечи для арбалета четырёх разных размеров и конструкций сваять, то требовал какие-то детали ему срочно изготовить, а потом вдруг перлами заинтересовался, да не абы какими, а усиливающими.
Пришлось вызывать Ларису. Наша тульпа — медик, сработала в качестве губозакатывающей машинки — на пальцах Серёге расписала, что силу-то можно увеличить, а вот крепость костей и сухожилий — уже вряд ли. Кстати, зря она так. Я над этим вопросом задумался. Всего лишь на несколько минут, так как не моё. Но вопрос-то интереснейший. Стоит к нему вернуться попозже.
А вот то, что я почуял в беседе с Кутузовой, так это запах денег!
Да, в своей прошлой жизни я умел делать деньги даже там и в то время, где другие такой возможности не видели.
— Григорий Харлампиевич, князь Пушкин вас беспокоит, — вызвал я на связь своего прирученного купца — старовера. Если что то его переговорник — это мой ему подарок, которым купец второй гильдии Песьяцкий гордится больше, чем иные орденом, — А подскажите-ка мне нынешние цены на рожь и пшеницу? И мне бы в Острове ваш представитель не помешал. Крупное дельце у меня с вами намечается.
— Так есть у меня там лавка, Ваше Сиятельство! Прямо сегодня туда своего средненького отправлю. А что делать-то надо?
— Рабочих нанимать и возчиков. Платить пшеницей собираюсь. Как считаете, согласятся?
— Пшеницу обычный народ редко видит. Рожь всем привычней будет. Урожай недавно только на рынок пошёл, а цены на рожь уже упали изрядно.
— А на пшеницу?
— Так дороговата же она для крестьянина. Пшеница всегда втрое — четверо дороже ржи стоила, если в муке считать. Оттого и считается пшеничный хлеб — господским.
— Значит, будем пшеницей расплачиваться.
— Зачем? Её и так потихоньку купят.
— А мне надо, чтобы пшеницу быстро разбирали, прямо из рук выхватывали, но мукой пока много не дам. Зерном да, сколько вывезешь.
— А на что договариваться-то с ломовиками? — на всякий случай переспросил недоверчивый купец.
— За восемь ходок с песком, версты в три каждая, пуд зерна пшеничного дам. Помню, есть у тебя собственные амбары и зерновые ямы. Так что тысяч десять пудов пшеницы можешь смело грузить в них. Без прибыли не останешься. Я тебе пшеницу по хорошей цене отпущу и на реализацию дам. Скажем, к январю чтобы рассчитался.
— А с перевозчиками как? За ними глаз да глаз нужен?
— Так ты сам мне хвалился недавно, что у тебя приказчиков не один десяток, и ты любой торговый проект осилишь, если капитала чрезмерно не потребует. А тут я тебе навстречу иду. Товар вперёд даю, да ещё и за работу твоих приказчиков живыми деньгами рассчитаюсь. Мне их четверо потребуется. Скажем, по шестьдесят рублей ассигнациями им за месяц работы заплачу.
— По восемьдесят! — тут же ответил купец.
— Договорились! Ни тебе, ни мне — семьдесят им за глаза хватит. Возчиков мне много понадобится со своими подводами. Как бы не четыре дюжины, а то и больше. И землекопы нужны, чтобы подводы грузить и разгружать.
Купец еле слышно крякнул с досады, но согласился.
Вроде, убил одним выстрелом пару зайцев — часть урожая пшеницы, пусть и мизерную, но пристрою и строительство дорог вперёд двину, а то я вроде бы и застрельщик этого движения, а на самом деле сильно отстаю от лидеров. Непорядок.
Так-то надумал я по осени несколько соседних имений купить. Судя по тому, что мне графиня Кутузова рассказала, три из них уже точно в залоге, и проценты по нему скоро превысят доход от этих имений. Здесь такое часто случается.
Да что далеко ходить. Папашка Пушкина своё Болдино уже трижды перезаложил.
Вот на таких нерадивых хозяев я и надеюсь.
И тихонечко двигаю свою пшеницу в народ. Без излишеств. На претензии соседей мне есть что ответить — они, как и ожидалось, большую часть угодий под рожь пустили. Но я же не продаю рожь! Всего лишь расплачиваюсь пшеницей за работу, ну и по мелочи, излишки скидываю.
А то, что пшеница всегда была вчетверо дороже, а не вдвое — трое как сейчас, так приходите и покупайте. Продам. Каждое утро несколько подвод из Велье уходят на торжки в Опочки и Остров.
Мои цены на пшеницу — это как Дамоклов меч. Они не дают поднять цены на рожь, одним своим влиянием поясняя, что порог сверху имеется. Да, пшеницы, даже при таких ценах покупают не так уж и много, как мне бы хотелось, зато каково влияние на цену ржи!
Скажу честно — когда я эту шалость задумывал, то вовсе не был убеждён, что всё получится. А вот на тебе — получилось.
Пшеница, выставленная на возах, оказалась значимым аргументом, ибо её можно было не только потрогать, но и купить. Да, дороже, но это же пшеница!
Через неделю цена на рожь упала в очередной раз.
Пусть и на сравнительно небольшом региональном рынке находится моё имение, но я уже вполне здесь освоился и довольно успешно манипулирую некоторыми местными рыночными ценами, пока остальные помещики ушами хлопают.
— Александр! Я к тебе поблагодарить, — нарисовался ко мне родственник, примчавшись верхом, и едва успев спрыгнуть с коня, сразу приступил в делу, — Меня кредиторы думали нагнуть, но ничего у них не вышло. Рассчитался с ними, ухмыляясь, а всё благодаря тебе.
Угу, знаю я Ганнибалов. Просто дай им денег, а забудь про них, чисто по-родственному. Это если в долг, а у меня оба брата зарабатывают, и очень неплохо. Зря я что ли столько денег за лётную подготовку беру и в производстве красителей участвую.
— Павел Исаакович, вы как нельзя вовремя. К дальнему путешествию готовы?
— Было бы занятно…
— Слетать вам до Волги придётся. В район городка Камышина.
— Кого-то нужно убить? — построжел лицом Павел.
— Боже упаси! Мы же теперь почти что приличные люди и князья, — хохотнул я в ответ, — А вот полетать вам вдоль Волги придётся, и свои таланты переговорщика проявить. Но если в последнем сомневаетесь, то я лучше к вам пассажира подсажу, но тогда и деньги у вас другие выйдут. Или всё-таки возьмёте свой нрав под уздцы на время и сами справитесь?
— Что от меня потребуется? — тяжко вздохнул Ганнибал, не привыкший к тому, что ему ставят условия.
— Так дело-то простейшее. Выеденного яйца не стоит. Слетаете до Волги, к примеру, в небольшой городок Камышин, да договоритесь там с парочкой купцов, чтобы они нам поставку корней казахского одуванчика обеспечили. Хорошо отмытые от земли корешки я готов по два — три рубля за пуд покупать, на ассигнации. Поля этого одуванчика по левобережью Волги в тех местах просто не мерянные. За горизонт уходят на многие вёрсты.
— Допустим, но не уверен, что у меня получится? — хмуро пробормотал Павел, — А потом, зачем вам Камышин, если до Нижегородской ярмарки ближе. На ней любой товар найдёте, который на Волге производится и добывается, и не только на ней. Опять же — расстояние чуть ли не вдвое короче.
— Хм. Про Нижний я как-то не подумал. А ведь вы абсолютно правы. Туда я и сам успею слетать. День лету, и я на ярмарке. Заодно и студентов подброшу. Им от Новгорода до Соликамска сильно ближе дорога выйдет. Хотя, какие они теперь студенты. Дипломы же две недели назад защитили. Так что — вполне полноправные работники теперь.
— Зачем им в Соликамск? — осторожно поинтересовался Павел Исаакович.
— Заводишко будем строить. Точней говоря — всего лишь первую линию, чтобы пудов двести — триста удобрений в месяц давала. Парни проект к местности привяжут. Управляющий подрядчика найдёт и глядишь, запустим заводик к зиме. А они и за строительством присмотрят, и за запуском. А пока стройка идёт, мел подыщут.
Да, в селитру я решил мел добавлять. Немного, процентов пятнадцать. Земле он никак не повредит, а под порох такая селитра уже не пойдёт. Так себе маскировка, но на первое время ничего более умного в голову не пришло.