Колхоз: Назад в СССР 2 — страница 30 из 41

— Колхозный бык. Лучший представитель своей породы. Зоотехник его из Волгоградской области притащил. Ездил аж в животноводческое хозяйство «Парижская коммуна». То самое, между прочим. Всей деревней праздновали, когда он прибыл. Бык, в смысле. Да вставай, говорю. Участковый у нас во дворе вон. С батей говорит.

Слово «участковый», само по себе, не понравилось мне очень сильно. Сочетание слов «участковый у нас во дворе» вообще вызвало отвратительное предчувствие. С горем пополам я все-таки разлепил тяжелые веки и уставился на Переростка.

Андрюха сидел рядом, у меня в ногах, и вид имел весьма взволнованный.

— Чего тебе надо, извращенец?

Я потянулся. Будто били меня, отвечаю. Хотел бы сказать, что тело приятно ныло, но нет. Оно просто ныло. Я не выспался, устал от ночных нагрузок, они были весьма даже активными, а еще опять чесалось все и везде. Ясное дело, перечисленные факторы вкупе вообще не делали настроение радужным. А тут еще Андрюха со своим бредом про участкового, Парижскую коммуну и зоотехника.

— Бык пропал.

Братец выпалил фразу, а затем уставился на меня с ожиданием. В ответ, сделал то же самое. Потому как вообще не понимал, при чем тут я. Тем более, не видел никакой связи между быком и собой. Хотя… Ну, условно говоря, она имелась, если вспомнить, как прошла ночь. Однако, это больше анекдот, каламбур, так сказать. А вот у Андрюхи лицо совсем не было веселым.

— Ну? И? Ищите. От меня что ты хочешь? Я не Шерлок Холмс, дедукцией не владею. Погоди… У вас был бык? Я не видел.

— Жорик! — Переросток ударил кулаком по полу, — Это вообще не смешно. Нет у нас быка, сам знаешь.

— Мляха муха… Мой дорогой, любимый, правда, очень редко любимый, а сейчас так вообще нелюбимый, брат… Что ты от меня хочешь?

Я снова попытался отвернуться и закрыть горевшие огнем глаза. Ужас какой-то. Интересно, это с недосыпа или аллергия на чертово сено.

— Ты за каким хреном украл быка, придурок? И где он есть? Пока участковый с отцом разговаривает, говори, куда бежать? Надо вернуть эту скотину на место. И главное, как смог-то? К нему зоотехник подходит, когда в кармане шприц со снотворным лежит.

Я резко принял сидячее положение, а затем с подозрением уставился на братца. Пытался разглядеть на его лице признаки очередного «развода». Давно Жорика дураком не выставляли, наверное. Соскучились. Мало ли. Хорошим чувством юмора Переросток не отличается. Может, решил взбодрить меня с утра в отместку за то, что вечером не особо поддерживал его размышления.

— Андрюх, я сейчас процитирую некоторых людей, а точнее их любимую фразу, но скажи мне… Ты бухой, что ли? Утро раннее. Где успел? Что за бред, вообще?

— Жорик, вот очень натурально. Правдоподобно. Так участковому и скажешь. Запомни интонацию. Выражение лица зафиксируй. И еще… Я, конечно, не скажу, что тебя всю ночь хрен было дома… Брат все же… Но… куда ты дел быка? Говори. Я что-то придумаю. Не знаю, правда, что, но попробую. Он, конечно, не носовой платочек, его под порог не подкинешь.

— Ты же спал… — Вот хитрый жук. Получается, прекрасно слышал и как я ушел, и как я пришел. Сделал вид, выходит, будто дрых. Конспиратор, блин. Лучше бы свои шпионские способности применял в другом месте. Например, с Клавкой. Тогда бы все село не думало, будто я по продавщице сохну.

— Спал. Но ты как стадо слонов топал. Вот и проснулся.

Ничего себе. Нормальный слух у Переростка. Я тут карячился, чтоб не разбудить, а он один хрен спалил мои передвижения.

— Жорик, расскажи мне правду, будь человеком. Прошу ведь, чтоб помочь.

Вся абсурдность ситуации начала меня реально бесить. Что за хрень вообще происходит? Если это шутка, то она ни капли не смешная.

— Андрюх, гадом буду не пойму, о чем ты.

Братец открыл рот, собираясь, походу, вывалить на меня новую порцию глупых вопросов, но в этот момент с улицы раздался дядькин голос. Он и до этого раздавался, конечно. Однако, сейчас Виктор обращался непосредственно ко мне.

— Георгий, ну-ка иди сюда!

Вот прям сильно не понравилась его интонация. Я посмотрел на Переростка. Тот стал ещё более взволнованным.

— Мамка на работу ушла с Машкой. А батя задержался. — Пояснил братец, хотя я об этом вообще не спрашивал.

Вздохнул, почесал плечо, потом бок, потом попробовал дотянуться до спины, но ни черта не вышло. Надо идти. Как бы странно не выглядел Андрюха, и какой бы невменяемый бред не звучал в его исполнении, но Виктор, судя по тону, нервничает не меньше Переростка. Я встал на ноги и потопал к выходу.

— Так. Не признавайся, понял? Это уголовная статья, если что. — Андрюха шел следом и громким шепотом продолжал бубнить свою чушь. — Главное, сейчас участкового спровадить. Потом решим всеми, что делать. Бате надо правду сказать. Он, конечно, наваляет тебе, это факт. Но поможет. Не бросит.

Я молча выбрался на улицу, потому что ответить братцу мне было нечего. С сумасшедшими лучше вообще переговоров в период обострения не вести.

Рядом с хозяйственными постройками стояли Виктор и мужик в форме. Мент. На первый взгляд, возраст ближе к пятидесяти, лицо слегка какое-то помятое. Да и вообще, неопрятного вида тип. Зачуханый.

— Здравствуйте. — Несмотря на нелепость происходящего, я культурно поздоровался.

Власть — есть власть. В любые времена. Это мне известно доподлинно. Вести себя требуется соответствующе. Папа мой, надо признать, тут мало кого волнует. Нет, ясно, что знакомство с таким человеком многих прельщает, однако, если смотреть с точки зрения выгоды или бонусов, то особо пока их не вижу. Да и далеко папа. В Москве. А мы с участковым в Зеленухах. Надо понять сначала, что творится. Потом можно козырять фамилией. Все это, конечно, весело, однако, не идиот же товарищ в форме, сына члена политбюро прессовать по своей линии. А там… Хрен знает…

— Ну, привет. — Мент окинул меня взглядом с головы до ног, а потом все же протянул руку. — Ефим Петрович Охридько. Участковый Зеленух.

Я пожал широкую, крепкую ладонь, больше подходящую какому-нибудь работяге.

— Ты Георгий. Верно?

— Вчера вечером был в этом уверен на сто процентов. Сейчас — сомневаюсь, проснулся ли до конца. Какое-то странное утро.

За спиной топтался и выразительно сопел Андрюха. Знаю наверняка, что ни в чем не виноват, но с таким защитником, если бы куда-то вляпался, спалился бы в первые же пять минут. Он так вздыхал, будто меня вот-вот посадят.

— Вот про вечер и поговорим. А точнее, про ночь. Где был? — Участковый улыбнулся доброй, простоватой улыбкой.

Ага. Знаем таких. Сейчас практически друг и брат, а потом, не успеешь оглянуться, а на тебе все «глухари» последнего десятилетия.

— Так спал. Вон, на сеновале, с Андрюхой.

— Я тебе говорил, Ефим Петрович. Ошибка вышла. Недоразумение. — Вмешался дядька.

— Это мы разберемся, Виктор. Так. Прям спал? Никуда не выходил?

— Лунатизмом, вроде, не страдаю. Спал, конечно.

— Интересно… А вид такой, будто всю ночь бодрствовал. Уставший вид. Я бы даже сказал, замученный. — Участковый хитро прищурился, пристально глядя мне в лицо.

Умрёшь. Эркюль Пуаро деревенский. Нашелся мне, блин, великий детектив.

— Имел неосторожность выбрать местом отдыха сеновал. Повелся на прочитанных классиков. Теперь чешется все. Да и плохо спалось из-за этого. Ворочался с боку на бок.

— Может, так плохо спалось, что пошел к колхозному хозяйству? — Ефим Петрович продолжал улыбаться, наверное, чтоб наладить между нами общение, но мне от этого становилось только волнительно.

— За каким оно мне надо? Колхозное хозяйство. Я и днём-то не горю желанием туда попасть. Если не в курсе, меня родители за плохую учебу в Зеленухи отправили. Ссылка, так сказать. Жду не дождусь, когда обратно в Москву свалю. Вон, дядьку спросите. Мне курей доверить нельзя. А Вы говорите, колхозное хозяйство. Да ещё и ночью.

— Ну, да…Ну, да… Слышал. Ходят слухи… Тем не менее, видишь, какое дело. Сегодня в пять утра обнаружилось, что пропал колхозный бык — производитель… Кормят его обычно в это время. Всегда в одно и тоже. Знаешь, как важно соблюдать режим для такого быка? Он же у нас на половину района работает. И вот представь, кинулись, а быка то и след простыл…

Участковый замолчал, выдерживая паузу.

А вот я молчать точно не собирался. Нет, ну должен же быть предел этому беспределу. И без того настрадался в Зеленухах, а теперь мне ещё быка шьют.

— История очень волнительная. Сочувствую. Одного не пойму, как Вы это вообще со мной связали?

— Вещь узнаешь? — Ефим Петрович протянул левую руку, которую до этого держал в кармане. На ладони лежали до боли знакомые, те самые часы, которые совсем недавно я видел на своем запястье. Других таких в селе быть не могло. Это факт.

Глава 19

Первая мысль, которую очень хотелось произнести вслух: «Это не мое. Мне подкинули». Жаль, не проканает. Таких часов в деревне нет ни у кого. Кроме Жорика Милославского, естественно. Но главное, я вообще не мог вспомнить, где и когда видел их в последний раз на своей руке. Просто не обращал внимания на данный аксессуар. Есть и есть. Висят на запястье и висят. А теперь прямо заклинило. Провал в памяти.

Но в любом случае, идти в отказ тут никак не получится. Часы реально были мои. Точнее, Милославского. Убеждать участкового, будто этот предмет не имеет ко мне отношения — самое глупое, что можно сделать в сложившейся ситуации. Только глубже вырою себе яму. Поэтому, само собой, пришлось согласиться, типа, да, вещь моя.

Надо отдать должное, Андрюха и дядька реально поддержали. Братец клятвенно заверил участкового, будто спали мы бок о бок, словно сиамские близнецы. Виктор несколько раз повторил Ефиму Петровичу, мол, необходимо разобраться, прежде, чем кого-то в чем-то обвинять. Я же просто пытался воззвать к здравому смыслу представителя закона и порядка.

— Сами подумайте, зачем мне бык? Это первое. Что с ним делать? С собой в город забрать? Боюсь, родители не оценят. Они меня отправили в деревню и никак не ждут, что деревня приедет вместе со мной. Тем более, в виде крупного рогатого скота. Возможно, данная информация будет для Вас несколько неожиданной, но московские квартиры, как бы, не приспособлены для содержания быков.