Но это был такой мучительно медленный процесс. И ни одна машина не могла вернуть человеку то, что он утратил навсегда, — врождённую совесть. Индивидуализм достиг высшей степени, и в течение длительного времени ничто не могло сдержать преступность. Поскольку отсутствовали семейные и клановые отношения, исчезла даже кровная месть. Понятие совести пропало, потому что люди перестали отождествлять себя друг с другом.
И теперь перед машинами возникла новая, действительно сложная задача — спасти человечество от вымирания, заставить людей осознать ценность их существования. Общество, понимающее ценность ответственности, станет поистине взаимозависимым, его руководители будут считать себя представителями общества, а возрождённая совесть приведёт к запрещению и наказанию «греха» — им станет нанесение ущерба группе, с которой люди отождествляют себя.
Для этого и были созданы фурии.
Машины определили, что убийство, совершённое при любых обстоятельствах, является тягчайшим преступлением. Подобный подход был точен, ибо убийство — поступок, навсегда уничтожающий одну из единиц, составляющих общество.
Фурии не могли предупредить преступление, однако неотвратимость наказания может помешать новому преступлению, ибо потенциальные преступники знают о неизбежности кары и это вселяет в них страх. Фурии стали символом наказания. Они открыто, на виду у всех, ходили по пятам за преступниками, приговорёнными к казни, являясь наглядным доказательством того, что убийство всегда карается, причём карается открыто и жестоко. Фурии были всегда правы, они никогда не ошибались. Принимая во внимание колоссальный объём информации, накопленный в памяти компьютеров, было очевидно, что правосудие, осуществляемое машинами, несравненно эффективнее человеческого.
Наступит день, когда понятие греха вернётся к человеку. Но без него он оказался на грани полного уничтожения. После того как грех, вина и совесть снова обретут своё место в сознании рода человеческого, люди смогут управлять как собой, так и бесчисленным множеством механических слуг. Но пока не наступил этот день, фурии — совесть человека в металлическом облачении — будут ходить по улицам, неотступно следуя за убийцами, заставляя людей обрести утраченные моральные качества.
Дэннер не помнил, чем он занимался в эти дни. Он много думал о прошлом, о развлекательных машинах, о времени, существовавшем до того, как суровые машины, стремясь восстановить человеческое общество в его прежнем облике, резко ограничили производство предметов роскоши. Дэннер вспоминал об этом с грустью и без возмущения, потому что прошлое нравилось ему куда больше настоящего. И в то время не было фурий…
Он начал пить. Однажды он выложил все деньги из своих карманов в шапку безногого попрошайки, потому что и этот человек был выброшен из общества в результате ужасного несчастья, происшедшего с ним. Для Дэннера таким несчастьем была преследующая его фурия, а для попрошайки — сама жизнь. Тридцать лет назад попрошайка умер бы, и его кончины никто бы не заметил, потому что жизнью человека управляли машины. Уже одно то, что сейчас он выжил, доказывало начало обретения человечеством первых признаков милосердия, однако для Дэннера это ничего не меняло.
Ему хотелось поговорить с нищим, но тот пытался удрать от него на своей маленькой платформе с колёсиками.
— Слушай, — старался убедить его Дэннер, следуя за нищим и выворачивая карманы в поисках денег. — Ты не думай, что моя судьба лучше твоей. Так кажется лишь на первый взгляд. На самом деле…
Этим вечером он был сильно пьян и преследовал нищего до тех пор, пока тот не скинул со своих коленей все деньги, которые высыпал Дэннер, и в панике не скрылся в тёмном переулке. Дэннер опёрся плечом о стену здания. Всё плыло вокруг и казалось нереальным. Лишь тень фурии за его спиной была объективно существующим фактом, а не плодом воображения.
Позднее, этим же вечером, когда стало совсем темно, Дэннер набросился на фурию. Он подобрал где-то обрезок металлической трубы и кинулся на свою ненавистную преследовательницу, нанося удары по стальным плечам, от которых летели искры. Пытаясь скрыться, он бросился бежать через дворы, тёмные переулки и узкие проходы. Наконец, задыхаясь от усталости, Дэннер спрятался в подъезде. И через несколько секунд услышал тяжёлые шаги фурии.
Измученный, он упал и заснул.
На другой день он сумел наконец встретиться с Харцем.
— Что случилось? — спросил Дэннер. За последнюю неделю он заметно переменился. Его лицо — лицо человека, потерявшего всякую надежду на спасение, — стало бесстрастным и равнодушным, подобно металлической маске робота.
Харц ударил кулаком по краю стола и вскрикнул от боли. Огромный кабинет, казалось, вибрировал, но не только от неустанной деятельности множества электронных компьютеров, а и от энергии верховного управляющего.
— Где-то вкралась ошибка, — ответил он. — Я и сам ещё не знаю где. Я должен…
— Где-то вкралась ошибка! — возмущённо закричал Дэннер, на мгновение утратив спокойствие. — Для тебя это всего лишь ошибка. А для меня?
— Подожди немного, — успокаивающе произнёс Харц. — Всё будет хорошо.
— Сколько мне осталось жить? — спросил Дэннер, глядя через плечо на высокую стальную фурию, стоявшую позади него, как будто он спрашивал её, а не Харца. По его тону было ясно, что он уже задавал этот вопрос много раз, глядя на бесстрастное стальное лицо робота, и будет безнадёжно задавать этот вопрос и дальше, пока наконец не получит ответ. Но ответ не на словах…
— Даже это мне неизвестно, — покачал головой Харц. — Чёрт побери, Дэннер, ты ведь знал, что полностью исключить риск невозможно.
— Ты сказал мне, Харц, что под твоим контролем находится компьютер, управляющий действиями фурий. Я сам видел, как ты отозвал фурию. А теперь я спрашиваю тебя, почему ты не выполнил своё обещание?
— Ещё раз повторяю, Дэннер, — что-то произошло. Всё должно было пройти как по маслу. В тот момент, когда за твоей спиной появилась фурия, я тут же ввёл в компьютер команды, которые должны были защитить тебя и отозвать фурию.
Он встал и начал расхаживать по роскошному ковру.
— Я был уверен, что смогу защитить тебя. И всё ещё стараюсь найти ошибку. В конце концов, для меня это тоже важно. Поэтому я делаю всё возможное. Вот почему я не мог встретиться с тобой раньше. Чёрт побери, Дэннер, ты должен понять, насколько всё это трудно. Ты только посмотри на ряды этих сложнейших машин. — Он кивнул в сторону огромного окна.
Дэннер даже не повернул голову.
— Надеюсь, тебе удастся выполнить обещание, — бесстрастно произнёс он. — Так будет лучше и для тебя.
— Как ты смеешь мне угрожать! — яростно закричал Харц. — Оставь меня в покое, и я найду выход. Но не смей угрожать мне!
— Ты ведь тоже замешан в этом, — сказал Дэннер.
Харц повернулся, подошёл к столу и сел на его край.
— Каким образом? — спросил он.
— О'Рейлли мёртв. Ты заплатил мне за его убийство.
— Фурия знает это. — Харц пожал плечами. — И компьютерам известно. Но всё это для них не имеет никакого значения. Твой палец нажал на спусковой крючок, а не мой.
— Мы оба виновны. Если я страдаю из-за совершённого нами преступления…
— Одну минуту, Дэннер, выслушай меня. Я хочу, чтобы ты понял, как обстоят дела на самом деле. Никого не могут наказать за намерение. Только действие влечёт за собой наказание. Моя ответственность за убийство О'Рейлли ничуть не больше, чем вина пистолета, из которого ты убил его.
— Значит, ты солгал мне! Обманул меня! Да я…
— Делай так, как тебе говорят, и я выполню своё обещание.
— Когда?
На этот раз оба мужчины повернулись и посмотрели на фурию. Она стояла у входа, равнодушно глядя на них.
— Я не знаю, когда она убьёт меня, — ответил Дэннер на свой собственный вопрос. — Ты утверждаешь, что тоже не знаешь. Никто не знает, как и когда она убьёт меня. Я прочитал всё, что можно было прочесть об этом в популярных изданиях. Это правда, что способ казни всякий раз меняется, что одна из главных задач наказания — заставить приговорённого мучиться неизвестностью? А время, через которое следует исполнение приговора, — оно тоже непостоянно?
— Да, это верно. Но существует минимум времени между вынесением приговора и приведением его в исполнение. Я почти уверен в этом. Для тебя это минимальное время ещё, очевидно, не истекло. Положись на меня, Дэннер. Я смогу отозвать фурию. Ведь ты видел своими глазами, как я сделал это. Нужно узнать, что помешало на этот раз. Но чем чаще ты беспокоишь меня, тем меньше времени у меня остаётся. Не пытайся искать меня. Когда будет нужно, я найду тебя сам.
Дэннер вскочил. Отчаяние охватило его. Он сделал несколько быстрых шагов к Харцу и тут же услышал тяжёлую поступь фурии за спиной. Он остановился.
— Мне нужно время, — повторил Харц. — Верь мне, Дэннер.
После того как у Дэннера возродилась надежда, положение стало ещё хуже. Чувство страха постепенно исчезло, а на его место пришло отчаяние. Но теперь появился шанс на спасение, надежда, что, если Харцу удастся вовремя спасти его, он снова заживёт яркой роскошной жизнью, ради которой пошёл на риск.
Теперь Дэннер почувствовал, что и в той жизни, которую он ведёт сейчас, есть свои плюсы. Он начал покупать новую модную одежду, путешествовать — разумеется, не один. Ему хотелось обрести людское общество, и он добился этого. Правда, к общению с ним стремились только не слишком нормальные люди. Например, Дэннеру стало ясно, что некоторые женщины испытывают к нему страстное влечение — и не из-за его денег, а благодаря неотступно следующей за его спиной фурии. Их волновала близость с мужчиной, судьба которого была предрешена. Иногда он замечал, как, извиваясь в экстазе наслаждения, они смотрят через его плечо на стоящую рядом зловещую фигуру стальной фурии. Поняв это, Дэннер отказался от таких друзей. А других у него не было.
Дэннер отправился на ракетном корабле в Африку, посетил тропические леса Южной Америки, но ни ночные клубы, ни незнакомые страны не приносили ему удовольствия. Солнечный свет, отражающийся от стальной брони его преследовательницы, был одинаков и в саванне, и в заросших лианами джунглях. Вся прелесть новизны исчезала, когда он слышал за спиной тяжёлые ри