— Похоже, это акт купли-продажи, — сказал старший сержант. — Составлен в тысяча девятьсот третьем году. Написано «Ковельский уезд», это теперь в Советском Союзе. Копия официально оформлена по требованию «вельможного пана Иеремии Борковского».
— Да кому это теперь нужно? — нетерпеливо перебила Ханя. — Кто сейчас станет качать свои права на мельницы и пруды? Да и развалилась, поди, та мельница… Все это уже недействительно…
— …зато интересно! — не уступал Сташек. — Историю надо знать!
В комнату вбежала Магда, которой Метек сообщил о старых документах.
— Это надо обязательно передать в музей! — защебетала девочка. — У нас в школе недавно была лекция, так пан лектор сказал — все, что старое, обязательно передавать в музей. У людей много накопилось старых вещей, только зря пропадают, а в их музее не хватает этих, как их… экспонатов! Есть тут недалеко музей, в Ливе.
Ханя опять вся напряглась, а Сташек Вельский, наоборот, обрадовался и со вздохом облегчения бросил в шкатулку трудночитаемый документ. Прекрасная мысль! А главное, ему, как представителю официальных властей, не надо больше ломать голову над проблемой, имеет ли он дело с официальными документами, о безопасности которых милиция в его лице обязана позаботиться, или просто с частной находкой, до которой милиции, в его лице, нет дела. Если же находка передается в музей, проблема разрешается сама собой.
Итак, Сташек Вельский поддержал предложение девочки. Адаму тоже понравилась идея с музеем. От старых бумаг ему, Адаму, пользы никакой, а вот если преподнести их в дар музею, да еще официально оформить дарственную в горсовете, да еще немного поднять шум вокруг благородного поступка — глядишь, от городских властей можно будет получить и кое-что взамен… Правильно, очень хорошая мысль, он, Адам, лично доставит старинные документы в музей!
Ханины голубые глазки-ледышки источали полярный холод. Теперь она бы и дочку придушила. Ну и дети, кого она воспитала на своей груди! С новыми планами Хани музей никак не состыковывался, но свои соображения Ханя решила пока оставить при себе. Решительным жестом захлопнув крышку шкатулки, она напомнила присутствующим, что время позднее, и ужин давно ждет…
Свои дела Ханя привыкла проворачивать в теплицах мужа. Место уединенное, никто посторонний не набежит. Естественно, для собственных дел Ханя выбирала время, когда муж был занят в другом месте. Именно в теплице Ханя и решила встретиться с одним из деловых людей на следующий день после находки старых документов.
Каким образом весть о находке клада в доме Дудяков в мгновение ока разнеслась по округе — тайна, покрытая мраком, но она разнеслась и в самом деле молниеносно. Прошла ночь, а на утро все уже знали о старинной шкатулке с бесценными документами. Узнал о них и некий делец. Упомянутый никому не известный делец, по слухам, прибыл из самой Америки, уже около двух недель околачивался в Венгрове и занимался тоже неизвестно чем. Звали его Джон Капусто (John Capusto). По-польски он говорил без акцента, а с Ханей уже был знаком — покупал у нее по бешеным ценам ранние помидоры. Вот и теперь разговор он начал с овощей, потом, мило улыбнувшись, поинтересовался, что нового в жизни «уважаемой пани Ханочки»?
Ханя, как женщина деловая, не выносила пустых разговоров. Оглядевшись и убедившись, что никто их не видит, она, не говоря ни слова, подошла к полке и из-под коробки с пакетами семян извлекла картонную папку. Достав из папки пожелтевшую бумагу, все так же молча вручила ее Джону Капусто.
Джон Капусто, тоже молча, взял старинный документ и принялся его изучать. Милая улыбка на его лице сменилась выражением сосредоточенного внимания. Он изучал документ, а Ханя изучала лицо гостя: широкое, румяное, с несколько приплюснутым носом и густыми бровями. Изучив лицо, Ханя перешла к остальным партиям тела своего гостя: рост средний, телосложение полноватое. Одет гость был с вызывающей роскошью: короткое весеннее пальто из стопроцентной шерсти, замшевые ботинки. На пальце золотой перстень. Перстнем Ханя закончила свои исследования и замерла, уставившись на него, пока Дж Капусто не закончил чтение.
— У меня такого много, — сухо произнесла она. — Имеются и еще старше.
— Надо посмотреть, — ответил подумав Дж Капусто.
— Может, на что-нибудь и сгодятся. Хотя меня интересуют старые вещи другого плана, но почему не посмотреть?
Ханя засомневалась. Ею уже давно был разработан свой метод торговли — никогда не показывать покупателю весь товар, сначала сбыть худший. В данном случае однако, ей пришлось иметь дело с товаром нетипичным, и она не знала, как поступить. Подумдо, решилась и пригласила американца в дом. Тот напомнил о помидорах.
— И редисочки немного уважаемая пани пусть положит, и зелени, какая есть, укропчик или что там еще? Вы знаете, милая пани Ханочка, к вам я прихожу только за витаминками и больше ни за чем!
На вечно хмуром лице Хани мелькнула улыбка. Очень не шла улыбка к ее лицу, но и в самом деле трудно было не улыбнуться, ведь американец Капу сто приходил к милой пани Ханочке не только за витаминками. И не упомнить, сколько старых вещей всучила она этому заграничному дурню, сколько ненужного хлама, завалявшегося на чердаках ее знакомых и переданных Хане бесплатно или буквально за гроши. А этот… как бы его получше назвать? Этот и за овощи платит втридорога, и за никому не нужное старье. Пожалуйста, теперь у нее полная шкатулка ненужного старья!
Скупщик древностей сидел за кухонным столом, а Ханя выносила ему из комнаты по одному документу. И ни разу не забыла забрать предыдущий прежде, чем вручить следующий. Начала она с тех, которые показались ей более молодыми, их она обнаружила в большом конверте. Из конверта извлекала последовательно, в том порядке, как они там лежали, потом в том же порядке складывала обратно. Покончив с документами из конверта, Ханя принялась за более старые, стараясь на глазок определить возраст, а самые старинные приберегая к концу. И только один документ она гостю не показала. Впрочем, может, он был и не один. Речь идет о старом пожелтевшем конверте, заклеенном и запечатанном тремя сургучными печатями. У Хани рука не поднялась сорвать печати и вскрыть конверт. Пусть все остается в таком виде, как есть, решила она, неизвестно, чем это может ей грозить.
Гость внимательно изучал каждую бумагу. Не только прочитывал ее всю, от корки до корки, но и делал себе какие-то записи в блокноте. А Ханя, искоса наблюдая за ним, думала — притворяется, хитрая бестия, не может он прочитать такие каракули, да еще старинным почерком.
Джон Капу сто добрался наконец до последней бумаги, покончил с ней, поднял голову и задумался, глядя в окно.
— За все вместе могу дать пани двести злотых, — сказал он подумав.
Ханя задохнулась от возмущения.
— Сколько?! Если бы вы сказали — две тысячи, тогда еще можно начать разговор. Шутите?
— Нет, не шучу. В этих бумагах нет ничего интересного.
— Но это же старые документы!
— Старые-то они старые, да никому не нужные. Меня интересуют старые вещи, но не старые бумаги. Ладно, так и быть, даю триста злотых!
Ни слова не говоря, Ханя вынула из руки мистера Капусто последний из своих документов, отнесла его в комнату, спрятала в шкатулку и вернулась в кухню.
— Пять тысяч! — холодно сказала она.
— Это не для меня, — так же холодно ответствовал Джон Капусто. — Я могу говорить лишь о сумме в триста злотых. Другие вам и того не дадут.
Отвечать на подобные выпады Ханя сочла ниже своего достоинства. Может, материалы и не стоили больше, она в таких вещах не разбирается, но продавать за триста злотых не собиралась, и принялась молча заворачивать овощи для покупателя.
— А больше там ничего нет? — нехотя поинтересовался американец, рассеянно глядя в окно.
Подумав, Ханя ответила, что есть в шкатулке еще кое-что, а именно запечатанный конверт. Но его она в руки мистеру Капусто не даст, еще печати поломает. Вот если бы он покупал, тогда — другое дело.
— А кто говорит, что я не куплю? Я бы и те бумаги купил, но пани такие цены назначает, что волосы становятся дыбом! Если бы мне позволили еще раз все осмотреть, не торопясь, спокойно…
Время шло к обеду. Джон Капусто поднял свою цену до 500 злотых, Ханя снизила свою до четырех тысяч. Джон Капусто с необычайным вниманием изучал предметы торговли, каждый документ читал и перечитывал, и все что-то записывал в свой блокнот. А цену больше не повышал, уцепился за пятьсот злотых, как репей за собачий хвост, да еще время от времени заявлял, что купит лишь при одном условии — обязательно посмотрит тот самый последний документ, с печатями, иначе сделка просто не состояится.
Судьба бумаг решилась вечером, когда Адам Дудяк заявил жене:
— Ты знаешь, тот самый участок, о котором мы давно мечтаем, рядом с нашим, старик Марчинковский согласен продать. Ты знаешь, право первой покупки, как известно, принадлежит горсовету. И ты знаешь, как нам нужен этот кусок земли! Кровь из носу! Представляю, какую пришлось бы дать взятку, чтобы мне разрешили купить!
Ну я тут поразузнавал, расспрашивал одного, другого, кое с кем посоветовался… Вот если бы у нас были какие заслуги, горсовет не смог бы нам отказать. А тут, можно сказать, заслуга сама нам как с неба свалилась!
— Какая еще заслуга? — не поняла Ханя, так как супруг ее замолчал полагая, что уже все сказал.
— Как какая? А дарственная для музея? Оформим по всем правилам и постараемся поднять как можно больше шуму! Пусть все знают, нам для народной Польши ничего не жалко!
— Насчет шума можешь уже не беспокоиться, наши дети постарались, отработали за тебя. Уже весь город о том только и говорит, что мы нашли старинные сокровища и передаем их музею. Безвозмездно! Раструбили на всю округу!
— Раструбили? — обрадовался Адам Дудяк. — Золотые детки, дай Бог им здоровья! Завтра я и отправлюсь в музей. Отдам макулатуру вместе со шкатулкой, пусть не говорят, что мы пожалели.