Он говорил, а я смотрел на него. Не слышал, чтобы кого-то из агентов СРС звали Дельгадо. Серьезный, похоже, профессионал. Опасный.
Любопытно сравнить свои первые впечатления от разных людей. Эдгар Гувер смахивал на толстого вредного мальчишку в нарядном костюмчике, на злопамятного слюнтяя, усвоившего словарь и манеры крутого пацана. Хемингуэй показался мне сложным, харизматичным, могущим быть как интереснейшим собеседником, так и невыносимым занудой.
Дельгадо был опасен.
Плоское загорелое лицо, сломанный кривой нос, старые шрамы на скулах и левом ухе, тяжелые брови, тоже в рубцах, глядящие из-под них острые крысиные глазки. Интересней всего рот: чувственный, с юмористической складкой. Жестокий.
Когда он наконец встал, я увидел, что он примерно на дюйм выше меня, но ниже Хемингуэя, а жира у него и грамма не наберется – вон как висит на нем его белый костюм. Но руки мускулистые – я разглядел это, когда он клал на стол свою половинку доллара и убирал оружие в кобуру. Двигался он в целом совсем непохоже на Хемингуэя – берег энергию, как и слова. Мне представлялось, что он способен одним плавным движением сунуть нож тебе под ребра, вытереть его и спрятать в карман.
– Вопросы есть? – спросил он, уточнив время прихода на явку.
– Я знаю почти всех, кто здесь работает из СРС, – сказал я. – Ты новенький?
Он слегка улыбнулся.
– Еще вопросы?
– Я перед тобой отчитываюсь, а взамен что?
– Буду тебя охранять в Гаване и на финке. Ставлю три к одному, что он тебя туда пригласит.
– А еще?
– Мне приказано снабжать тебя любой информацией, которую ты потребуешь.
– Досье тоже?
– Само собой.
– Конфиденциальные в том числе?
– Да, если надо.
Я моргнул. Если Дельгадо может обеспечить мне секретные досье Гувера, вряд ли он подчиняется кому-то из ФБР или СРС здесь, на Кубе. Скорей всего, он получает приказы напрямую от Гувера и ему же докладывает.
– Что-нибудь еще, Лукас? – В его голосе слышался легкий сарказм и легкий акцент, который я никак не мог опознать – что-то с американского Запада.
– Можешь порекомендовать хороший ресторан или бар? – Мне хотелось выведать, знает Дельгадо Гавану или такой же новичок в городе, как и я.
– «Флоридиту» не рекомендую, хотя Хемингуэй с дружками ходит как раз туда. В «Бодегите дель Медио» делают коктейль под названием «мохито». Раньше назывался «дрейк» в честь Фрэнсиса Дрейка, теперь «мохито».
– И как он? – Я продолжал разговор, надеясь определить, что у него за акцент.
– Вроде лошадиной мочи, – сказал он и вышел в жаркую, заросшую сорняками ночь.
Хемингуэй сказал, что заедет за мной в три. Я думал, что приедет, скорее всего, шофер, и в три уже сидел в вестибюле с вещами, но ни писатель, ни шофер не показывались. Зато прибежал менеджер с листочком в руке. Из его стремительного испанского и частых поклонов я уловил, что стал куда более важным гостем, получив телефонограмму от самого сеньора Хемингуэя; какая трагедия, что в «Амбос Мундос» не знали, что я его друг, – они сделали бы мое пребывание в отеле еще более приятным.
Я поблагодарил его – он пятился от меня задом, как от королевской особы, – и прочел: «Думаю, вам не помешает местный колорит, Лукас. Езжайте на автобусе до Сан-Франциско-де-Паула и поднимайтесь на холм. Жду вас на финке. Э. Х.».
Когда я пошел к двери с сумкой и вещмешком, ко мне снова подскочил менеджер с двумя носильщиками. Не позволит ли сеньор Лукас донести его багаж до такси?
Но сеньору Лукасу требовался автобус, а не такси.
До деревни, близ которой жил Хемингуэй, около двенадцати миль, но ехал я больше часа. Обычная южноамериканская история: скрежещущий автобус с такой подвеской, что того гляди опрокинется; остановки через каждую сотню ярдов; орущие пассажиры, кудахчущие куры, по крайней мере одна хрюкающая свинья; храп, пердеж, смех; выхлопы автобуса и тысячи других транспортных средств, поступающие в открытые окна; людские грозди в открытых дверях и закидываемый на крышу багаж.
День был погожий, и я охотно насладился бы местным колоритом, если б не едущий за нами белый седан. Я по привычке сел сзади и посматривал в заднее окно, не поворачивая к нему головы; машину я заметил, как только мы отъехали от автовокзала. Белый «форд-38», внутри двое мужчин – грузный за рулем, худощавый в фетровой шляпе на пассажирском сиденье. Оба смотрели на автобус с наигранным безразличием. Такую слежку трудно вести незаметно, особенно при хаотичном гаванском движении, и они старались как могли: отставали, сворачивали в боковые улицы, когда мы останавливались, заговаривали с уличными торговцами на перекрестках – но следили, несомненно, за нами. Вернее, за мной. Из-за отсвечивающего ветрового стекла я не мог разглядеть их лица, но был уверен, что никто из них не Дельгадо. Кто же тогда?
ФБР, возможно. Я, согласно инструкции, не доложился старшему спецагенту Ледди и вообще ни с кем в Гаване не виделся, кроме посла и Дельгадо, но в местном офисе ФБР почти наверняка слышали, что в прожект Хемингуэя внедрили человека из СРС. Но зачем им за мной следить? Гувер должен был распорядиться, чтобы меня не трогали. Тогда немцы? Я так не думал. Дельгадо подтвердил, что они на Кубе плохо организованы, и вряд ли кто-то из пятой колонны мог так рано на меня выйти. Люди Дикого Билла Донована? Я не знал, сколько их на Кубе, но в Колумбии, Мексике и прочих знакомых мне регионах, где преобладала гегемония ФБР и СРС, они старались не пересекаться с Гувером. Что же остается? БСКБ Йена Флеминга? Гаванская или национальная полиция? Кубинская военная разведка?
Я усмехнулся про себя. Ситуация из легкого фарса переходила в откровенную буффонаду. Хемингуэй послал меня на автобус, чтобы показать, кто здесь главный. Мне еще повезет, если меня его бассейн не заставят чистить – если у него есть бассейн. И пока я удаляюсь от собственного профессионализма в вонючем, пыхтящем автобусе, целых два платных агента какой-то правительственной спецслужбы тащатся за мной по такой жаре.
Остановок так через двести мы выехали из города. Водитель прокричал что-то, я схватил свои вещи и слез. Две женщины и свинья, сошедшие со мной вместе, быстренько перешли шоссе, а я все стоял, дыша пылью и выхлопами уехавшего автобуса. Белой машины не было видно. Я стал подниматься в гору.
Можно было подумать, что я снова в Колумбии или Мексике. Те же запахи пива и стряпни из открытых окон, белье на веревках, старики на углах, те же улицы, поначалу мощеные, а ярдов через двадцать уже нет. С дерева соскочил мальчуган и помчался вперед, поднимая босыми пятками пыль. Один из тайных агентов Хемингуэя? Вполне возможно.
Сан-Франциско-де-Паула – совсем небольшая деревня. Скоро я оставил ее кривые улочки позади и пошел по единственной дороге, ведущей на холм. Там виднелись какие-то домики, но мальчуган пробежал между двумя столбами к дому побольше, и я повернул туда же.
Хемингуэй вышел мне навстречу в баскских сандалиях и мятых бермудах. За широким ремнем поверх утренней, сильно пропотевшей гуайяберы торчал пистолет 22-го калибра. В правой руке он держал стакан, левой потрепал мальчишку по голове.
– Muchas gracias, Santiago[14].
Мальчик, посмотрев на него с обожанием, побежал назад.
– Добро пожаловать, Лукас. – Не предлагая взять мой багаж, хозяин повернулся и пошел по пыльной аллее к дому. – Как доехали?
– Местный колорит, – сказал я.
– Точно, – усмехнулся он. – Я сам иногда езжу на автобусе – помогает от зазнайства перед кубинцами.
Я посмотрел ему в глаза.
– Ладно, – засмеялся он. – В жизни на этой колымаге не ездил, но идея хорошая.
Мы подошли к парадной двери. Огромная сейба затеняла широкие ступени крыльца. На ее стволе росли орхидеи, корни выпирали сквозь плиты террасы. Дом рядом с деревом выглядел не слишком внушительно.
– Идемте. – Хемингуэй обошел дом сбоку. – Поселим вас в гостевых покоях, и я покажу, где тут что.
Мы прошли по мощеной дорожке мимо бассейна в тени манго, огненных деревьев, платанов и королевских пальм, хранящих усадьбу от жары, и остановились перед белым каркасным домиком.
– Гостевой дом, – объявил Хемингуэй, заходя внутрь. – В передней комнате штаб Хитрой Конторы, в задней – спальня.
В «штабе» на длинном столе лежала большая карта Кубы, придавленная камнями и раковинами. Хемингуэй открыл ногой дверь в спальню и повел рукой со стаканом в сторону маленького комода. Я поставил сумки туда.
– Оружие при вас? – спросил он.
Утром он уже спрашивал об этом. Я снова сказал, что нет – чистая правда: и «смит-вессон», и «магнум» я оставил на явке.
– Вот, держите. – Он протянул мне свой 22-й рукоятью вперед.
– Спасибо, не надо.
– Положите в тумбочку, – настаивал он, направив дуло прямо себе в живот.
– Спасибо, нет, – повторил я.
Он пожал плечами, снова заткнул пистолетик за пояс и протянул мне стакан.
– Это вам.
Не успел я отреагировать, он отпил из стакана сам и снова протянул его мне.
Понимая, что это своего рода ритуал, я допил остальное. Виски, не особенно хороший, обжег мне глаза изнутри. Время еще и до половины пятого не дошло.
– Готовы к экскурсии за два цента?
– Да, – сказал я, и мы вышли из относительно прохладного «штаба».
Экскурсия началась с колодца, где утопился человек.
Хемингуэй провел меня мимо теннисных кортов, бассейна, большого дома, через заросшее травой поле к маленькой, но густой бамбуковой рощице. В этих миниатюрных джунглях обнаружилось круглое каменное сооружение с металлической крышкой – старый колодец, судя по исходившим от него прохладе и сырости.
– В прошлом году, – сказал Хемингуэй, – здесь утопился бывший садовник с финки. Его звали Педро. Старик. Нашли только через четыре дня. Кто-то из слуг заметил, что над колодцем кружат стервятники. Жуткое дело, Лукас. Почему он это сделал, по-вашему?
– Вы его знали? – спросил я, не зная, всерьез он спрашивает или это игра такая.