го посуду со столов в Баскском клубе: Хемингуэй представил его как «нашего лучшего и единственного курьера».
В воскресенье организация, видимо, не работала – меня, во всяком случае, никуда не звали.
На финке были гости – купание в бассейне, коктейли, запах жареной свинины, приезжающие и отъезжающие автомобили. Я видел братьев Ибарлусиа вместе с другими джай-алаистами, нескольких изгнанных басков, Уинстона Геста, других богатых спортсменов – одного, как я узнал после, звали Том Шевлин. Посольство США представляли Эллис Бриггс с женой и двумя детьми, Боб и Джейн Джойс, сам посол с миссис Брейден – она, чилийская аристократка, выглядела соответственно даже на расстоянии.
Утром я спросил Хемингуэя, чем еще можно добраться в Гавану кроме автобуса.
– Зачем тебе? – осведомился он, имея в виду, что бары воскресным утром закрыты.
– В церковь сходить.
– Ну-у… можешь брать «линкольн», когда он не нужен мне или Марти. Есть еще старый «форд-купе», но он сейчас в ремонте. А нет, так возьми велосипед, который мы Гиги купили.
– Это мне вполне подойдет.
– До городской черты десять миль, а до старого города все двенадцать.
– Ничего, нормально.
Я уехал в середине дня, когда веселье было в полном разгаре. Позвонил Дельгадо из Сан-Франсиско-де-Паула и встретился с ним на явке.
– Хорошую экскурсию вы вчера провели, – сказал он. Белый пиджак он надел прямо поверх майки, за поясом торчала рукоять пистолета.
– Не сказать, чтобы ты был невидим, – съязвил я.
– Хемингуэй меня не заметил.
– Он и трехногого вола не заметил бы. – Я вручил Дельгадо заклеенный конверт с моим рапортом.
Он вскрыл конверт.
– Рапорты мистеру Гуверу подаются в машинописном виде.
– Это предназначалось не тебе, а ему.
– Мне предписано читать всё, что ему отправляется, – осклабился он. – У тебя с этим проблемы, Лукас?
Я сидел за столом напротив него. Было жарко, мне очень хотелось пить.
– Кто эти двое, которые в пятницу сопровождали меня на финку, а вчера ехали за нами в «бьюике»?
Дельгадо пожал плечами.
– Местное ФБР?
– Оно. А длинный, который шел за тобой пешком, из кубинской Национальной полиции.
– Какой еще длинный?
– Так и думал, что ты его не засек, – ухмыльнулся Дельгадо. – Потому мне и приказано тебя охранять, пока ты поддаешь со своим алкоголиком. – Он стал читать дальше, и ухмылка пропала. – В тебя действительно стреляли из тридцать-ноль-шесть?
– Или в Хемингуэя. Или еще в какого-то клоуна из нашей компании.
– А кто, по-твоему, стрелял?
– Где ты был в пятницу ночью, Дельгадо?
– В наилучшем гаванском бардаке. И если б в тебя стрелял я, то убил бы.
Я вздохнул и вытер затекающий в глаза пот. На пустыре рядом с нами играли дети. Пролетел самолет. Пахло выхлопами, морем, канализацией.
– Завтра Хемингуэй даст мне машинку, чтобы печатать отчеты по Хитрой Конторе. Следующий мой рапорт для мистера Гувера будет машинописным.
– Это хорошо. – Дельгадо сунул листки обратно в конверт. – Мы же не хотим, чтобы тебя уволили из СРС и Бюро за каракули от руки, верно?
– Что-нибудь еще? – спросил я. Он покачал головой. – Тогда уходим. Ты первый.
Когда он скрылся за углом, я вернулся, поднял в задней комнате отставшую половицу и достал сверток, который оставил там. Проверил, не отсырели ли оба ствола – всё было в порядке, – и вернул «магнум» на место, а «смит-вессон» обтер от смазки и зарядил, оставив одно пустое гнездо. Сунул две коробки с патронами в карман пиджака, револьвер – за пояс сзади, чтобы не мешал педали крутить, и пошел искать кафе, где открыто. Я планировал выпить не меньше трех стаканов лимонада со льдом, прежде чем ехать обратно на финку в потоке движения.
Когда «Пилар» вошла в Гольфстрим, поднялась волна. Барометр все утро падал, с северо-востока надвигалась темная гряда туч. Радио на яхте не было, но на доске в гавани написали мелом предупреждение о возможности шквала.
– Лукас, поднимись ко мне! – прокричал Хемингуэй с открытого мостика.
Я поднялся. Хемингуэй, широко расставив ноги, стоял у руля, Уинстон Гест держался за леер, Патчи открыл в кокпите новую банку с пивом, Фуэнтес так и сидел на носу, упершись ногами в борт.
– Mal de mer[24], Лукас?
– Нет, спасибо, подожду до ланча, – сказал я.
– Порулить хочешь?
Он показал мне курс. Я немного убавил газ, чтобы уменьшить качку. Гест спустился в кокпит, и они с Патчи и Фуэнтесом прикрепили к двум аутригерам концы для рыбалки. Фуэнтес, кроме того, вывесил за корму приманку, привлекавшую пока только чаек.
Хемингуэй, держась за леер одной рукой, без труда сохранял равновесие, даже когда я, по его указаниям, становился боком к волне. Куба превратилась в пятнышко по правому борту, тучи близились с левого.
– Вижу, ты и раньше водил катер, Лукас.
Я уже говорил ему, что водил. Гест и Патчи смеялись над чем-то, волнение становилось слишком большим для рыбалки.
Хемингуэй соскользнул по трапу, вернулся с каким-то свертком и достал из клеенчатой обертки винтовку, «манлихер-256».
– Мы хотели причалить у буя и пострелять в цель, – сказал он. Впереди выпрыгнула летучая рыба. – Но при такой волне ни хрена не выйдет.
Может, в этом и заключалось мое испытание – привести «Пилар» куда надо и посостязаться в стрельбе с тремя мужиками, которые все утро пили. А может, я просто паранойей страдал.
Хемингуэй опять завернул винтовку и спрятал под консоль.
– Я знаю тут одну бухточку. Зайдем туда, поедим и двинем обратно в Кохимар, пока хуже не стало.
Он задал мне новый курс. «Пилар», неплохое в общем суденышко, была слишком легкой и расхлябанной на мой вкус. Если он хотел избежать шторма, лучше было сразу идти назад, а не заходить куда-то на ланч. Но моего мнения он не спрашивал.
Попутной волной идти было легче. Когда мы бросили якорь в широкой бухте, солнце проглянуло опять, и мы на время перестали думать о шторме. Сидя в тени рубки, мы ели приправленные хреном сэндвичи с ростбифом. Гест и Патчи выпили еще пива, но Фуэнтес сварил крепкий, черный кубинский кофе, и мы с ним и Хемингуэем пили его из белых щербатых кружек.
– Смотри, Эрнесто, – сказал Фуэнтес и встал. – Вон, на камне. Здоровая.
Мы стояли в ста двадцати примерно ярдах от берега, и я не сразу понял, о чем он.
– Дай-ка бинокль, Грегорио, – сказал Хемингуэй.
Мы вчетвером поочередно посмотрели в бинокль. Игуана и правда была здоровая. Она медленно моргала, греясь на черном камне.
Вслед за Хемингуэем мы поднялись на мостик. Он достал винтовку, обмотал ремень вокруг левой руки, как заправский пехотинец, упер приклад в плечо.
– Наводи, Лукас.
Я кивнул, глядя на игуану в бинокль. Грохнул выстрел.
– Цельте выше на добрый ярд, – сказал я. – Она даже не шелохнулась.
Второй выстрел прошел выше цели. На третьем игуана взвилась в воздух и скрылась за камнем. Ибарлусиа и Гест вскричали «ура!».
– Будет мисс Марте сумочка? – сказал Фуэнтес.
– Си, дружище. Будет мисс Марте сумочка.
– Жалко, что «Жестянку» не взяли, – сказал Гест. Маленькую шлюпку оставили в гавани, чтобы не тащить на буксире по бурному морю.
– Черт, Вулфер, тут уже до дна достать можно. Акул боишься? – Хемингуэй снял фуфайку и шорты, оставшись в сильно поношенных трусах. Он сильно загорел, был мускулистей, чем мне казалось, – и ни одного седого волоса на груди.
Ибарлусиа тоже разделся, явив нам узкие плавки и мышцы профессионального спортсмена.
– Зачем тебе лезть в воду, Эрнесто? Я сплаваю и прикончу рептилию, а ты доедай свой ланч.
Хемингуэй соскользнул за борт и протянул руку.
– Dame aca, coño que a los mios los mato yo!
«Дай сюда, мать твою, я сам добиваю свою добычу». Я впервые ощутил некое внутреннее родство с Эрнестом Хемингуэем.
Высоко подняв винтовку правой рукой, он поплыл к берегу, загребая левой. Патчи прыгнул в воду без единого всплеска и обогнал его. Я скинул рубашку, туфли и шорты. Солнце, несмотря на близкий шторм, так и жгло.
– Я тут побуду, с Грегорио, – сказал Гест.
Я поплыл. Прибой в бухте почти не чувствовался. Хемингуэй и Патчи уже шли по песку к куче камней, где недавно грелась игуана.
– Нет ее тут, Эрнесто. Ты, наверно, просто спугнул ее. Шторм идет, пора уходить.
– Нет. – Хемингуэй ощупал камень, ища следы крови. Минут двадцать мы втроем бродили по берегу, осматривая каждый камень и каждую впадину. Черные тучи надвигались все ближе. – Вот, – сказал он наконец ярдах в двадцати пяти от места, где мы видели рептилию. Воткнул щепку в песок рядом с капелькой крови и пополз вверх по пляжу, как идущая по следу ищейка. – И вот, – сказал он еще через десять ярдов.
След оборвался у береговых утесов, у черной щели, ведущей в грот.
– Тут она. – Хемингуэй снял винтовку с плеча и прицелился в щель.
– Смотри, Эрнесто, как бы в живот тебе не срикошетило. Зачем так рисковать из-за сумочки?
Хемингуэй пробурчал что-то и выстрелил. В пещере что-то заколотилось.
– Готово. Найдите мне длинную палку.
Мы нашли ветку длиной фута в четыре, но игуану в пещере нам нашарить не удалось.
– Может, поглубже заползла, – сказал Патчи.
– Нет. Я подарил ей смерть. – Хемингуэй разглядывал щель, куда явно не мог протиснуться.
– Я могу слазить, Папа, – предложил Патчи.
Хемингуэй положил руку на его коричневое плечо и посмотрел на меня.
– Ты точно пролезешь, Лукас. Хочешь подарить Марте сумочку?
Я встал на четвереньки и полез, ободрав себе плечи и загородив собой свет. Пещера шла вниз под крутым углом, так что досталось и черепу. Лезть слишком глубоко, где меня не смогли бы вытащить, я не собирался, но футов через восемь нащупал чешуйчатый живот игуаны. Она не шевелилась, пальцы стали липкими от ее крови. Держа ее за зубчатый спинной гребень, я допятился до выхода и крикнул: