Томасону сорок восемь – сорок девять, Хемингуэю сорок один. Какой, к черту, Папа? Почему они все повторяют это идиотское прозвище… и играют в его детские игры? Теперь вот в подлодку.
Хемингуэй опять забегал по комнате, жестикулируя и покачиваясь. Брейден сидел довольный, как домохозяйка, купившая пылесос у знакомого продавца и готовая выложить деньги на другую домашнюю технику.
– План у меня такой. – Хемингуэй сделал жест, охватывающий нас всех. – Агенты Хитрой Конторы докладывают, что немецкие субмарины часто останавливают местные рыбацкие лодки. У старика, что рыбачит около Нуэвитас, забрали весь улов и свежие фрукты. Думаю, ту большую яхту под названием «Южный Крест» они тоже хотели захватить, а может, и потопить. Подозрительная такая яхта, с эсминец величиной. Но погода была штормовая, и когда мы пришли на место…
Что он такое несет? Мы видели сигналы и на яхте, и на подлодке. Не Морзе, какой-то особый код. Вчера мы шли за яхтой мимо Кохимара до самой Гаваны, где она встала на якорь, и Хемингуэй предположил, что они с субмариной, скорей всего, заодно. Частное судно заправляет подлодки – служит, по выражению немцев, дойной коровой. Он решил собрать информацию о «Южном Кресте» – какая на судне команда, какой груз, куда оно направляется – и полночи давал соответствующие инструкции своим портовым крысам, официантам и барменам. А теперь вот это. Что у него на уме?
– План такой, – повторил он. – Маскируем мою «Пилар» под кубинскую рыбачью лодку… или под научно-исследовательское судно, гидрографическое к примеру. Вешаем на борт табличку «Океанографический институт Вудс-Хоул» или что-нибудь в этом роде. Немцы увидят нас в перископ, им станет любопытно, они всплывут, подойдут поближе, и тут… бабах! Мы атакуем их с винтовками, гранатами, пулеметами, базуками… с чем попало.
– Судно-ловушка, – произнес со смаком посол.
– Вот-вот.
– Это опасно, Эрнест, – сказал Бриггс.
Тот пожал плечами.
– У меня будет хорошая команда. Хватит семи-восьми надежных ребят. Можете дать нам кого-нибудь из своих, Спруилл… морпеха – пулеметчика и радиста.
– На «Пилар» есть радио, Папа? – осведомился полковник. – И пулемет?
– Нет пока, – усмехнулся Хемингуэй.
– Что еще вам понадобится? – спросил посол, делая заметки серебряной авторучкой.
– Только винтовки, о которых я говорил. Автоматы «томпсон» опять же. Гранаты, чтобы кидать им в люки. Пара базук. Еще радиолокатор. Сможем работать с военно-морскими базами на побережье и эсминцами, чтобы триангулировать вражеские сигналы. Провизия за мой счет, а горючее ваше. С нашим нормированием я и на пять дней не смогу купить топливо, а операция может занять недели и месяцы.
– Ну, а другая задача вашей… Хитрой Конторы? Отложите ее ради противолодочной миссии? – спросил Брейден.
– Можем заниматься и тем и другим. Если подлодки и на Кубе высаживают агентов… а мы знаем, что да… то их надо перехватывать обоими способами.
– А если немцы что-то заподозрят, – медленно и веско сказал полковник, – и разнесут «Пилар» вместе с вами из палубной пушки? Что тогда, Папа?
– Тогда плохо. Но зачем им привлекать к себе внимание орудийным огнем, если можно просто открыть наши кингстоны и потопить нас? Их командира определенно заинтересует, что за рыбаки такие ловят марлина в Гольфстриме во время войны. И он пошлет к нам своих матросов.
– А если он вас узнает? – настаивал полковник. – «Пилар» в этих водах достаточно широко известна. Если командир связан, как вы полагаете, с разведслужбами, он может знать о сумасшедшем гринго и его лодке.
– Тем лучше, – ухмыльнулся Хемингуэй. – Он захочет отвезти этого психа в Берлин, чтоб писал стишки для их фюрера. Будет заслуга и наградные для der Кapitan и для всей команды. Подводники до славы охочи.
Полковник кивал, но еще не окончательно согласился.
– Даже если вам прикажут подойти к борту, этот ваш шкипер не идиот. Не станет вас приглашать на стаканчик шнапса. У него на палубе будут люди, которые, между прочим, уже три года воюют на море. Не рогатками вооруженные, кстати.
– Вот почему нам кроме гранат нужен еще и пулемет. Я хороший пулеметчик, знаете ли. Наци даже сообразить не успеют, что с ними стряслось. Нам с Лукасом надо знать вот что: среднюю высоту рубки на немецкой подлодке и ширину люка. И еще: сильно ли гранаты повредят лодку? Есть ли у нас шанс привести этот плавучий гроб в Гавану или на одну из баз ВМС?
Я уже перестал вслушиваться во все эти бредни, но посол, первый секретарь и шеф флотской разведки относились к ним с полной серьезностью. Еще через полчаса, хотя посол сказал, что ему нужно будет посовещаться с другими инстанциями, стало ясно, что писатель получит горючее, гранаты, пулемет и каперскую лицензию. Дурдом, да и только.
Когда мы обменивались прощальными рукопожатиями, посол спросил:
– Эрнест, мы можем считать это частью операции «Хитрая Контора»?
– Назовем это лучше операцией «Одинокий».
– Прекрасно… пусть будет «Одинокий». – Посол сделал еще одну запись в блокноте.
– «Одинокий»? – повторил я, когда мы вышли на улицу.
– Ну, ты ж его знаешь, – бросил Хемингуэй, рассеянно глядя вдаль.
– Его?
– Кота моего. Большой, полосатый. Вредный такой. – Он просветлел, будто вспомнил что-то. – До ужина еще четыре часа. «Флоридита». Дайкири.
Три часа и много дайкири спустя я сказал, что вернусь на финку автобусом.
– Ерунда. Последний автобус отправляется в семь.
– Значит, пешком пойду.
– Всю ночь будешь идти. Не успеешь к ужину.
– Не знал, что приглашен сегодня на ужин.
– Конечно, приглашен. Я так думаю. Поговорю с Марти.
– Поем в городе и как-нибудь доберусь.
– Ну да, я и забыл. Начальству надо доложиться. Беги, докладывайся.
Я проводил взглядом «линкольн» и зигзагами двинул к Соборной площади. С Обиспо на Обрапиа, два квартала по О’Рейли, назад на Обиспо. Ни Дельгадо, ни длинного полицейского, о котором он говорил, видно не было, но на углу Обиспо и Сан-Игнасио ко мне подъехал «бьюик», и лысый горбун на заднем сиденье спросил:
– Вас подвезти, мистер Лукас?
– Будьте добры.
Я сел рядом с ним. Шофера в лицо я не знал. Худощавый, примерно моего возраста, в очках и твидовом костюме, больше подходящем для новоанглийской осени, чем для гаванской весны. Его напряженная поза и то, как он держался за руль, говорили, что полевую выучку он не прошел.
– Это мистер Коули, – сказал Филлипс. – К покойному старшему спецагенту чикагского филиала отношения не имеет. Мистер Коули – мистер Джозеф Лукас.
– Очень приятно, – сказал водитель.
Я перевел взгляд с его затылка на Филлипса. «Лысый горбатый карлик» звучит пугающе, но на самом деле он выглядел не так уж и страшно. Маленький, да, но дорогой костюм из тонкой шерсти хорошо скрывал его горб. Внимание в основном привлекали его умные глаза, полное отсутствие волос на коже и то, что он вроде бы совсем не потеет. Раньше мы с ним не встречались, но он держался со мной как со старым знакомым.
– Мистер Коули писатель, как и мистер Хемингуэй. – Филлипс предложил мне американскую сигарету, я отказался. Он прикурил свою от зажигалки и выпустил дым в открытое окно «бьюика». Мы ехали по авеню Сан-Педро мимо гавани. – Нам представлялось полезным узнать мнение другого джентльмена-литератора об операции мистера Хемингуэя. – Он снял мизинцем табачную крошку с нижней губы.
– Почему? – спросил я.
Филлипс улыбнулся, показав великолепные зубы.
– Мистер Коули недавно у нас. Он аналитик, не полевой агент – но мы сочли, что такого рода дебют пойдет на пользу как ему, так и нам.
– Кому это «нам»? Не ВМР, полагаю.
– УСС, – ответил бывший шеф флотской разведки в Латинской Америке.
– Впервые слышу. Как-то по-немецки звучит. Я думал, вы перешли в СКИ и уехали в Лондон.
– Да-да. Мистер Донован переименовал свою организацию из Службы координатора информации из в Управление стратегических служб. Новое название станет официальным не позже июня. И мистер Гувер, вероятно, будет называть нас «Уморительно смешные субъекты».
– Вполне возможно. Донован, я слышал, называет Бюро «Фарисейский бастион религии».
Филлипс выставил наружу ладони.
– Только в плохие дни. Существует стереотип, что мистер Гувер, сам будучи протестантом, предпочитает брать на работу католиков.
– Существует также стереотип, что мистер Донован предпочитает брать на работу не профессионалов, а дилетантов. – Мистер Коули бросил на меня острый взгляд в зеркало заднего вида. – Я никого не хочу обидеть – предполагаю только, что в Бюро вас будут называть «Утонченный светский салон».
– Это верно, – усмехнулся Филлипс. – Мистер Донован порой приводит в овчарню самых невероятных овечек. Взять хотя бы графа Олега Кассини и Джулию Чайлд.
– Не знаю таких. – Не настоящие оперативники, раз Филлипс называет их имена. Тоже «аналитики», скорее всего.
– Вполне понятно. Эти двое – модельер и шеф-повар. Не стану уточнять, кто есть кто, это секретная информация. Есть также мистер Джон Форд.
– Кинорежиссер? – Мне нравились его вестерны.
– Совершенно верно. – Мы ехали теперь по шоссе, где веял прохладный бриз. – И многие литераторы. Помимо мистера Коули – которого очень интересует Хемингуэй как писатель в отличие от Хемингуэя-шпиона – мы пользуемся услугами нескольких бывших друзей мистера Хемингуэя, включая Арчибальда Маклиша и Роберта Шервуда.
Эти имена ни о чем мне не говорили, и я не видел смысла во всем этом разговоре.
– Мистер Хемингуэй предал этих джентльменов. Предал как друг. Надеюсь, вас, мистер Лукас, он не предаст.
– Мы с ним не друзья. Что вам нужно от меня, мистер Филлипс?
– Просто поговорить с вами, мистер Лукас. Как коммандер Флеминг в самолете.
Господи боже ты мой. Все шпионские агентства этого полушария прониклись жгучим интересом к цирку Хемингуэя. На кой он им сдался?
– Чего вы хотите все-таки, мистер Филлипс?