Кто-то пальнул прямо в мостик. Офицер и лысый пригнулись. Фортепьяно умолкло, мужчины в смокингах и женщины в вечерних платьях высыпали на палубу. Офицер стал загонять их назад. Две белые вспышки полыхнули над самым носом.
Часовой трижды выстрелил из винтовки в воздух.
Хемингуэй, не обращая внимания на весь этот бедлам и легкую зыбь, стоял на носу головной моторки. Выждав момент, когда все остальные хлопки затихли, он поднял ракетницу чуть выше, прицелился, выстрелил.
Ракета, прочертив красную дугу, упала на палубу – часовые и зеваки бросились кто куда – и закатилась под брезент, покрывавший штабеля ящиков. Ракета с другой лодки прилетела туда же. Под брезентом вспыхнул огонь.
Патрульные начали обстреливать лодку Хемингуэя. Флотилия разбежалась в разные стороны, выкрикивая испанские ругательства и продолжая пускать ракеты. Глиссер сделал финт к яхте, отвлек на себя патрульную лодку и умчался на запад.
Наш пожарный катер рванул вперед, включив одновременно ходовые огни, мигалку, прожектор и сирену. Хемингуэй заверил нас, что это настоящая пожарная лодка, хотя использовали ее только дважды. В 1932 году торговый корабль успел выгореть до ватерлинии посреди гавани, пока пожарные поливали его из шлангов, а в прошлом году за восемь миль от берега взорвался кубинский военный корабль – пожарным осталось только подобрать трупы. Вся команда, восемь человек, состояла из волонтеров, друзей писателя; на своем корыте они не столько отрабатывали приемы борьбы с огнем, сколько рыбачили, а в промежутках пили.
Встречный ветер угрожал сорвать с меня каску, прожектор поймал яхту в белый дрожащий круг. Патрульная лодка вышла наперерез и отвернула в сторону, поняв, что остановить нас не сможет. Последние пятьдесят ярдов мы шли под крики и проклятия с палубы. Ребята, не обращая на это внимания, готовили крючья и трапы.
– Отваливай! Отваливай, чтоб тебя! – орал вахтенный офицер.
– No lo he entendido, – прокричал в ответ наш рулевой, подводя катер к борту. – Tenga la bondad de hablar en español![32]
Трое наших захватили поручни яхты крючьями, еще двое закинули трап и тут же полезли наверх с пожарными топорами и шлангами.
– Вон отсюда, скоты! – завопил лысый, бросаясь навстречу. К несчастью для него, первым шел Эль Кангуро, Кенгуру, здоровенный джай-алаист. Лысый отлетел назад, а наш командир, настоящий пожарный, потребовал на ломаном английском очистить палубу. В чрезвычайных ситуациях всем распоряжается пожарная команда Гаванского порта, и пусть кто-нибудь поможет со шлангом.
Огонь под брезентом почти догорел, но дым застилал всё вокруг. Матросы «Южного Креста» носились с огнетушителями, обрубали куски тлеющего брезента, оттаскивали в сторону ящики.
Я поднялся на палубу пятым, с топором в одной руке и фонариком в другой. Добежал до радиорубки, пропустил двух бегущих мимо матросов, вошел.
Нащупал в темноте рычажок пожарной сигнализации – точно там, где на плане показано. Завыла сирена.
Посветил фонариком. Коротковолновой передатчик, рация «корабль – берег», телеграф, речевой передатчик – больше аппаратуры, чем я до сих пор видел на гражданских судах. На полке в углублении всего несколько книг, стандартные справочники радиста. Журнал я пролистал наскоро – Кохлер не стал бы записывать секретные сообщения, принятые или отправленные.
Мимо снова бежали. Я выключил фонарик, переждал и вышел на палубу.
Налево, вниз по трапу, снова налево. Вентиляция всасывала дым, сигнализация работала. Еще один короткий трап вниз.
Из-за угла вышла та самая женщина, что плавала голышом. В длинном шелковом платье с низким вырезом и ниткой жемчуга на шее.
– Что вы здесь делаете? Что происходит?
– Пожар, – рявкнул я, надвинув пониже каску. – Быстро наверх!
Она мигом взлетела по трапу.
Я считал двери. Третий люк – камбуз, пятый – кладовая, шестой – каюта Кохлера. Если там кто-то спит, выгоню.
Пусто, к счастью. Три койки, стол, углубленная полка – повернуться негде. Сигнализацию кто-то вырубил. Пожар, видимо, потушили, пожарных выставили, наш катер ушел. Я осветил фонариком книги на полке.
Всего семь штук, четыре опять же справочники. Остальные – «Drei Kameraden»[33] Эриха Марии Ремарка, «Геополитика» Хаусхофера, антология немецкой литературы. Я убедился, что все они на немецком, запомнил года издания, посмотрел карандашные отметки на разных страницах и вернул их на полку.
Поднялся по пожарному трапу. На главной палубе, собравшись повернуть направо, я услышал голоса и увидел впереди тени вооруженных людей.
Повернул по коридору назад, вышел через люк к левому борту, подальше от суматохи. Задраил люк, огляделся.
Пожарный катер уже отчалил, дым рассеивался. Часовые вот-вот вернутся. Я разбил топором лампочку над собой, погрузив во тьму свой отрезок палубы.
Перелез через поручни, побросал в море топор, куртку, сапоги, фонарик и каску. Остался в гидрокостюме.
– Эй! – Кто-то шел ко мне с носа, но различить мог разве что мою тень.
Я прыгнул в воду, нырнул, проплыл пятнадцать ярдов, снова нырнул. Вода была холодная. На яхте бегали взад-вперед, но не кричали и не стреляли. Я поплыл через мелкие волны к берегу.
13
– Хельга Зоннеманн придет к нам на ужин, – сказал Хемингуэй. – Ты приглашен, только новую рубашку надо купить.
– Отлично, – сказал я, не отрываясь от книги. – И Тедди Шелл тоже придет?
– Естественно. Хельга без него не пошла бы.
Я оторвался от своих вычислений.
– Ты что, серьезно? Не может быть.
– Отчего же. Хельге меня представили в посольстве сегодня утром. Она мне сразу понравилась, я и пригласил их обоих.
– Матерь Божья.
Сначала я видел Хельгу Зоннеманн голой, потом столкнулся с ней в дыму на «Южном Кресте», а Тедди Шелл был ее лысый дружок. Теперь мы знали о них куда больше, чем неделю назад, когда устроили на яхте пожар.
– Ужин в восемь, напитки где-то в половине седьмого. Может, Ксенофобию тоже позвать? – Хемингуэй забавлялся – об этом говорила его серьезная мина. Тедди Шелла, он же агент абвера Теодор Шлегель, определенно порадовало бы знакомство с Марией.
– Ага, – подхватил я. – Одеть ее как надо, представить как знатную испанку. И посадить рядом с типом, чьи люди ищут ее по всей Кубе. Который не иначе пристрелил бы ее, если б нашел.
Хемингуэй, тоже явно об этом думавший, покачал головой.
– Не выйдет. Марти любит, чтобы мужчин и женщин за столом было поровну.
Так. Мужчин будет трое – Тедди Шелл, Хемингуэй и я, но женщин только две – Геллхорн и Зоннеманн.
– А третья женщина кто?
– Немчура.
– Какая еще немчура?
– С большой буквы, Лукас. Моя.
Больше я не спрашивал – все равно он не скажет. Вечером выясню.
Прошло восемь дней с полночного фейерверка в гавани. Гаванская полиция и охрана порта были от него не в восторге, но пожарные с полнейшей невинностью заявляли, что исполняли свой долг, пьяных на моторках так и не опознали, а господин Тедди Шелл из Рио-де-Жанейро, кричавший «свиньи!» с палубы яхты, сам показал себя такой спесивой свиньей в разговорах с кубинскими властями, что никто особо не стремился ему помочь.
Найти экземпляры предполагаемых шифровальных книг удалось не сразу. «Три товарища» на немецком, роман новый и популярный, отыскался в книжном магазине на следующий же день, но «Геополитику» и антологию немецкой литературы 1929 года издания прислали авиапочтой из Нью-Йорка только сегодня.
– Я знал, что Макс не подведет, – сказал Хемингуэй.
– Что за Макс?
– Максвелл Перкинс, мой редактор в «Скрибнерс».
Я смутно представлял себе, чем занимается редактор, но этот, получив телеграмму Хемингуэя, исправно прочесал все букинистические магазины Нью-Йорка и нашел требуемое.
– А, зараза, – выругался писатель, прочитав сопроводительное письмо.
– Что такое?
– Растреклятое издательство «Гарден Сити» хочет перепечатать «Макомбера», и Макс намерен дать разрешение.
– Это твоя книга? «Макомбер»?
Он уже привык к моему невежеству и перестал ужасаться.
– «Недолгое счастье Фрэнсиса Макомбера». Рассказ. Длинный, выпил не меньше крови, чем целый роман. Был первым в сборнике моих рассказов тридцать восьмого года. Денег ни «Скрибнерс», ни мне этот сборник не принес, но «Гарден Сити» собирается выпустить его дешевым изданием по шестьдесят девять центов за штуку.
– Это плохо?
– Es malo. Es bastante malo[34]. Эта книжка будет конкурировать не только с изданием «Скрибнерс», но и с изданием «Модерн Лайбрери», которое тоже скоро выходит. Eso es pésimo. Es fucking tonto![35]
– Можно их взять? – спросил я.
– Что взять?
– Книжки эти немецкие.
– А-а. – Хемингуэй отдал мне книги, а письмо скомкал и кинул в окно. За ним тут же погнался один из котов.
Неделя у Хитрой Конторы выдалась трудовая. Когда первые майские дни, и без того жаркие, сменились всегдашним удушливым зноем кубинского лета, сыщики-любители Хемингуэя установили слежку за Мальдонадо, который, в свою очередь, искал по всему острову проститутку, подозреваемую в убийстве радиста с яхты «Южный Крест». Я заметил Хемингуэю, что следить за убийцей и следователем в одном лице, ищущим женщину, которую мы прячем рядом со своей финкой, – дело опасное, но он отмолчался. Другие его люди просто затаились и пережидали, когда поутихнет шум после фейерверка, – этому они научились еще в Испании.
Бичи и докеры докладывали, что из Мехико прилетел новый радист на замену убитому, но вал поврежден еще больше, чем полагали, а запчасти придут самое малое через неделю. Хемингуэй и его первый помощник Фуэнтес тем временем отвели «Пилар» на верфь «Касабланка»; Фуэнтес остался наблюдать за работами, Хемингуэя забрал я на «линкольне». Мы получали отчеты от моряка чере