Прочитав в том же лагере три отправленных авиапочтой письма, я узнал, что Флеминга послали в Северную Америку как раз для того, чтобы помочь Стивенсону втянуть США в войну.
– Проблема с ребятами, которых Эдгар стал отправлять в лагерь после вас, – продолжал Флеминг, фамильярно называя по имени директора Гувера, – в том, что им предписывается «посмотреть, что там и как». Смотрят они во все глаза, но мало кто научился видеть.
Я молча кивнул, склонный согласиться с оценкой, данной Флемингом и Стивенсоном шпионской подготовке наших агентов. Несмотря на заявления Гувера, что наша задача – расследование, а не силовые функции, ФБР по сути своей было полицейской организацией. Мы арестовывали шпионов – мистер Гувер даже Стивенсона собирался арестовать, когда выяснилось, что тот приказал убить нацистского агента в Нью-Йорке. Агент передавал своим маршруты наших конвоев и помог немецким подводникам потопить тысячи тонн союзнических грузов, но мистер Гувер не считал это достаточным поводом для нарушения американских законов. При этом никто из Бюро, за исключением немногих оперативников СРС, не мыслил как разведчик и не понимал, что шпионов надо не просто арестовывать: за ними следят, их проваливают, а после перевербовывают.
– Кстати, об умении видеть, – сказал Флеминг. – Я вижу, один американский писатель в Гаване собрался хлеб у нас отбивать.
Лицо мое, уверен, осталось бесстрастным, но внутренне я заморгал. Прошло – сколько? – меньше недели с тех пор, как Хемингуэй изложил свой план посольству в Гаване.
– Да? – сказал я.
Флеминг вынул мундштук изо рта и одарил меня своей кривой улыбочкой, этакий обаяшка.
– Совсем забыл. Вы ведь беллетристику не читаете, старый пень?
Я покачал головой. Зачем он завязал этот разговор? Чем заинтересовало Стивенсона и БСКБ мое тупиковое задание?
– Джозеф, – теперь он говорил серьезнее, без своего невыносимого акцента, – помните, мы обсуждали с вами любимую уловку Желтого Адмирала против его конкурентов?
– Смутно, – сказал я, хотя хорошо все помнил. Стивенсон, Флеминг, я и кто-то еще говорили, как мастерски адмирал Канарис – Желтый Адмирал – вбивает клинья между соперничающими разведслужбами противника. В данном случае между МI5 и МI6, внутренней и внешней разведкой Британии.
– Ну, не важно. Это я так, к слову. Хотите послушать одну историю?
– Хочу, – сказал я. Свои шпионские игры он начинал как любитель, но дураком, по крайней мере в области шпионажа, никогда не был, а после трех лет войны стал настоящим экспертом. Я был уверен, что из-за этой истории он и оказался «случайно» в одном со мной самолете.
– В прошлом августе случилось мне быть в Лиссабоне. Бывали в Португалии, Джозеф?
Я покачал головой. Он не хуже меня знал, что я никогда не был в том полушарии.
– Интересное место. Особенно теперь, во время войны, если вы меня понимаете. И натыкался я там на одного югослава, Попова. Говорит вам это о чем-то, мой дорогой? Попов?
Я сделал вид, что припоминаю, и опять покачал головой. Значит, эта «история» очень важна для него, раз он открыто называет чью-то фамилию. Мне это казалось неприличным даже здесь, в почти пустом самолете, где гудели пропеллеры.
– Совсем ничего?
– Сожалею, но нет.
Душана, или Душко, Попова абвер отправил в Англию как хорошо законспирированного агента. Почти сразу же по прибытии он начал работать на англичан как двойной агент. К тому моменту, о котором говорил Флеминг, – к августу 1941 года – Попов уже три года передавал немцам как правдивую, так и ложную информацию.
– Опять-таки не важно. С чего вы должны о нем знать? Так вот – рассказчик я плохой, но вы уж потерпите, пожалуйста. Этому Попову, известному также под кличкой Трехколесный, его континентальные хозяева выдали шестьдесят тысяч долларов, чтобы он мог платить своим собственным людям. А он в приступе щедрости пожертвовал деньги нашей конторе.
Я переводил про себя то, что слышал. Трехколесным британцы окрестили Попова за то, что он предпочитал секс с двумя женщинами. «Континентальные хозяева» – это абвер, где все еще полагали, что в Англии у Попова целая сеть. 60 тысяч ему выдали для оплаты мифических источников. «Наша контора» – МI6, которой Попов собирался передать эти деньги.
– Вот как? – скучливо промолвил я, сунув за щеку пластинку жвачки. В салоне как бы поддерживалось нормальное давление, но уши все же страдали.
– Да-да. Беда в том, что до передачи их нам Трехколесному надо было убить сколько-то времени в Португалии. Наши пятые и шестые друзья передрались из-за того, кто будет развлекать беднягу, пока он не вернется домой, и эта почетная задача выпала мне.
Перевод: МI5 и МI6 вели межкорпоративную битву за то, кому последить за Поповым и позаботиться о доставке денег. Флемингу, служившему в относительно нейтральной флотской разведке, приказали сопровождать Трехколесного, пока тот не вернется в Англию с полученной суммой.
– Ну хорошо, – сказал я. – Некий субъект, разжившись большими деньгами, решил передать их английской благотворительности. И как, показали вы ему Португалию?
– Это он мне ее показывал. Я имел удовольствие проехаться с ним в Эшторил. Может, слышали?
– Нет, – честно ответил я.
– Прелестный курортный городок на море. Пристойные пляжи и более чем пристойные казино, где и проводил время наш Трехколесный.
Я подавил улыбку. Попов, известный своей бесшабашностью, в данном случае играл на абверовские деньги, обещанные МI6.
– И что, выигрывал? – История, вопреки осторожности, заинтересовала меня.
– В общем, да. – Флеминг вставлял в свой длинный черный мундштук новую сигарету. – Я сидел там всю ночь и наблюдал, как наш друг обчищает несчастного литовского графа, которого невзлюбил. Выложил на стол пятьдесят тысяч долларов наличными – граф с ним тягаться не мог и ушел как в воду опущенный. Я нашел это весьма поучительным.
Ну еще бы. Умение рисковать Флеминг ценил превыше всех других добродетелей.
– А мораль в чем? – Самолет, подвывая, шел на посадку.
– Не уверен, что тут есть мораль, дорогой мой. В тот раз противоречия между нашими службами подарили мне чудесную ночь в Эшториле, но результат не всегда бывает столь положительным.
– И что же?
– Знаете другого Уильяма – Донована?
– Нет, мы с ним не знакомы. – Я знал, конечно, что Уильям «Дикий Билл» Донован, крупнейший соперник Гувера, возглавляет другую американскую разведку вкупе с контрразведкой – СКИ, Службу координатора информации. Донован, любимчик ФДР – президент совещался с ним в ночь Перл-Харбора, – работал скорее в стиле Уильяма Стивенсона и Йена Флеминга, то есть рисково и с сумасшедшинкой, чем кропотливо и бюрократично, во вкусе мистера Гувера. Знал я также, что Стивенсон и БСКБ все больше склоняются к Доновану, в то время как интерес Гувера к сотрудничеству с британцами остывает.
– А надо бы познакомиться, Джозеф, – сказал Флеминг, глядя мне прямо в глаза. – Раз вам нравится Уильям С., то и Уильям Д. должен понравиться.
– Уильям Д. имеет какое-то отношение к вашей игорной истории, Йен?
– В общем, да. – Флеминг смотрел через мое плечо в окно, где поднимался нам навстречу зеленый остров. – Вы ведь знаете, мой мальчик, что Эдгар не одобряет… э-э… методы этого Уильяма?
Я пожал плечами. О ненависти мистера Гувера к Доновану я знал, пожалуй, побольше Флеминга. Одной из самых успешных операций СКИ за последние полгода стало проникновение в посольства – как союзнических, так и враждебных стран – и похищение дипломатических шифров без ведома посольских работников. Очередной целью Донована было посольство Испании, настоящее золотое дно для американской разведки, поскольку фашистская Испания регулярно передавала информацию в Берлин. Через контакты в СРС я знал, что в намеченную для этой операции ночь мистер Гувер планирует нагрянуть туда вместе с вашингтонской полицией – с сиренами и мигалками – и арестовать людей из СКИ за взлом и проникновение. Корпоративная война снова превысила государственные интересы в глазах мистера Гувера.
– Оставим это пока, – сказал Флеминг. – Главное вот что: вскоре после нашего восхитительного португальского вечера Трехколесный прибыл в Соединенные Штаты.
Я и об этом знал. Душан (Душко) Попов прилетел в США из Лиссабона 12 августа 1941 года на боинге-314 «Летучий корабль», так называемом панамериканском клиппере. Абвер посылал его к нам для создания такой же шпионской сети, которую он «развернул» в Англии. Шесть дней спустя, 18 августа, Попов встретился с замдиректора ФБР Перси (Бадом) Фоксуортом и, согласно докладу последнего, показал ему 58 тысяч долларов мелкими купюрами, выданных ему абвером, плюс еще 12, выигранных в казино. Югослав был готов сыграть с разведкой США в ту же игру, которая так хорошо удалась ему в Англии.
В докладе говорилось, что Попов предлагает «ценную информацию», но без подробностей – я еще подумал, что это не совсем обычно для рапорта ФБР.
Через тех же друзей в СРС и вашингтонском офисе ФБР я проведал, что Донован и его банда требуют доступа к Попову и его информации. Донован отправил к мистеру Гуверу сына Рузвельта Джимми в надежде что-то вытрясти из директора. Гувер был вежлив, но делиться не стал, и в контрразведывательной сети Бюро тоже ничего не мелькало.
Флеминг, очень внимательно наблюдавший за мной, нагнулся и прошептал под нарастающий вой двигателей:
– Попов привез в Штаты вопросник, Джозеф. Жест помощи Желтого Адмирала их желтым союзникам.
Я перевел: Канарис через Попова прислал своим агентам в Америке сборник вопросов, ответы на которые помогли бы японцам. Случай редкий, но известный в шпионской практике. Вспомним, что до Перл-Харбора тогда оставалось четыре месяца.
– На микроснимке, – продолжал шептать Флеминг. – Ребята Эдгара… ваши ребята… прочли текст 17 сентября. Хотите посмотреть, старина?
– Вы же знаете, Йен, что мне придется доложить о каждом слове нашего разговора.
– Совершенно верно, мой мальчик. – Взгляд Флеминга был тверд и холоден. – Докладывайте, если должны. Но посмотреть-то хотите?