Уже знакомая нам женщина появляется снова.
— Следующий!
Мужчина поднимается со стула, и я, движимая любопытством, следую за ним.
— Что вы ищете? — спрашивает мужчина.
Женщина не отвечает.
— Делайте, что вам говорят. Эти ребята шутить не любят. — Здесь тоже несколько вооруженных людей, и один из них наводит автомат на мужчину.
— Ложитесь сюда, на платформу. Машина довольно шумная. Не двигайтесь, и все закончится быстро.
Он ложится. Машина оживает, жужжит, и платформа, придя в движение, уходит в некую штуковину наподобие большой трубы. В подземной лаборатории было что-то похожее; они там тоже проводили сканирование, и я, оказываясь внутри трубы, всегда чувствовала себя как в ловушке и жутко боялась. Иногда меня пристегивали ремнями, а когда и это не помогало, вкалывали что-то, что мгновенно меня вырубало.
Труба вращается, и к громкому жужжанию добавляется глухое постукивание. Мужчина, как ему и было сказано, лежит неподвижно. Я заглядываю через плечо стоящей за другой перегородкой женщины. Она смотрит на экран с цифрами и линиями.
Я возвращаюсь к машине, хочу рассмотреть ее и платформу повнимательнее. Есть в ней что-то, напоминающее о черве, той металлической громадине в подземелье на Шетлендском острове. Гудение внутри червя вызывало желание пробежаться по его поверхности, и меня тянет сделать то же самое сейчас. Но этот намного меньше и…
Бип-бип, бип-бип, бип-бип…
Сигнал тревоги?
Машина останавливается, и платформа выезжает. Солдат уже двое; они хватают мужчину, заламывают ему руки и ведут к выходу.
— Подождите, тут что-то непонятное, — говорит женщина. — Показатели слишком высокие. Может быть, какой-то сбой? Давайте просканируем его еще раз.
Солдаты не слушают ее, а мужчина пытается сопротивляться, кричит и получает прикладом по голове. Кровь струится по его лицу и падает каплями на пол. Мужчина уже не сопротивляется.
Солдаты вытаскивают его за дверь и волокут через зону ожидания.
— Что тут происходит? — громко спрашивает Бобби и начинает подниматься, но еще один охранник подходит к нему и тычет стволом в лицо.
— Сиди, где сидишь!
Мужчину выводят из здания.
— Вы что с ним делаете? — спрашивает Кай.
— Замолкни!
— Следующий, — говорит женщина-техник, выглядывая из-за спины охранника. Лицо у нее бледное.
— Ты! — Солдат кивает Каю, и тот медленно поднимается.
Мне страшно. Что, если в машине действительно случился сбой, как сказала техник? Что будет, если сбой повторится?
Стоп. Минутку. Сигнал прозвучал, когда я была там и заглядывала в машину. Может быть, сбой случился из-за меня?
Мне нехорошо. Того мужчину, которого охранники ударили по голове, куда его увели? Что они с ним сделают?
Я отступаю от брата как можно дальше, но все слышу. Как Кай ложится на платформу. Как жужжит и издает свои странные звуки машина.
Пауза. Я замираю, со страхом ожидая тревожного сигнала, но машина молчит. Тишина.
Кай выходит, и я бросаюсь ему на шею и крепко-крепко обнимаю, хотя он, конечно, ничего не чувствует.
— Идите туда. — Женщина-техник указывает на дверь на другой стороне комнаты.
Брат выходит — я вместе с ним. За столом в офисе женщина, перед ней компьютер и какие-то бумаги.
— Садитесь. — Она указывает на стул напротив стола. — Ваше имя?
Кай едва не называет свое настоящее имя, но вовремя останавливается и маскирует ошибку кашлем.
— Джон Макивер.
— Вы здесь один?
Он качает головой.
— Со мной дядя, он следующий.
— О’кей, давайте подождем минутку.
Минуты через две входит Бобби.
Женщина задает вопросы, записывает имена, адреса, даты рождения и род занятий и вносит информацию в компьютер. Кай проходит как учащийся, Бобби — профессиональный гольфист. А я и не знала.
— Что здесь происходит? — спрашивает он. — Мы выедем из карантинной зоны?
— Последняя процедура. — Она нажимает кнопку вызова. Открывается еще одна дверь. На пороге два солдата в форме.
— Следуйте за нами, — говорит один из них.
Кая и Бобби ведут в следующую комнату — похоже, здесь находился газетный киоск — и объявляют, что им предстоит провести здесь еще двадцать четыре часа, после чего, если они еще будут живы, их наконец отпустят.
Дверь едва открывается, как к ней бросаются мальчик и девочка. Охранники ловят их и заталкивают обратно. Девочка — та самая, что прошла перед Каем, Бобби и тем мужчиной, которого вывели солдаты. Дверь закрывается, щелкает замок.
Всего в комнате человек сорок — мужчины, женщины, дети. Одни стоят, другие сидят, обнявшись, третьи лежат на полу.
— Где наш папа? — спрашивает девочка, обращаясь к Каю и Бобби. — Вы были за ним. Почему его здесь нет?
В ее голосе проскальзывают истеричные нотки, каждое последующее слово звучит громче предыдущего, и в конце она уже почти кричит.
Все теперь смотрят на детей. Смотрят со страхом и отвращением.
— Должно быть, ваш отец не прошел сканирование, — обвиняющим тоном говорит какая-то женщина. — Притворился, будто у него иммунитет, но они его поймали!
— Нет, нет, нет! Неправда! — Девочка мотает головой. — У нас у всех иммунитет! Только у мамочки… — Она всхлипывает. — Только она заболела. Папа не заболел.
Злые, испуганные, люди бросают на них сердитые взгляды.
— Как вам не стыдно! — возмущается Бобби. — Они же дети!
Он поворачивается к мальчику и девочке и опускается перед ними на колени.
— Очень жаль, но мы не знаем, где ваш папа. Они увели его.
Еще одна женщина смотрит на них равнодушно со своего места на полу.
— Сегодня утром, когда я попала сюда, кто-то тоже не прошел сканирование, — говорит она. — Я даже войти не успела, как его вытащили, отвели к костру для мертвецов, связали и бросили в огонь.
Смотрю на нее, скованная ужасом. Неужели необходимо было сообщать это при детях? Они уже ревут вовсю, и мне хочется составить им компанию. Несчастные дети: мать уже умерла, а теперь они потеряли еще и отца. Неужели в этом действительно виновата я?
— Они не стали бы так поступать с тем, кто просто не прошел сканирование, — возражает Кай. — Нет, такого просто не может быть.
— Он притворялся, будто у него иммунитет, вот почему, — говорит женщина.
— Должно быть, выживший, — шепчет кто-то, кряхтя от боли. — Я думал, у меня иммунитет, но ошибался. Он сидел рядом со мной, пока мы ждали, и заразил меня.
Бобби устраивается рядом с двумя плачущими детьми, пытается их успокоить, а Кай стоит возле них с беспомощным выражением на лице. Он не знает, что делать, и я тоже не знаю.
Несколько заболевших лежат на матрасах и плачут, понимая, что их ждет. Неподалеку от меня умирает девочка лет тринадцати или четырнадцати.
Привет, говорю я ей.
Глаза у нее чуть не лезут на лоб, но она даже не вскрикивает. Вот и хорошо.
— Привет, — отвечает девочка шепотом и смотрит на меня, нервно облизывая губы. — Ты кто?
Я призрак. Можешь передать моему брату сообщение от меня? Только сделай так, чтобы никто больше не слышал.
Она пожимает плечами и тихонько шепчет:
— Давай, все равно тут делать больше нечего. Кто твой брат?
Его зовут Кай. Он один из тех двоих, что только что вошли. Тот, что помладше.
Она машет рукой и, поймав взгляд Кая, подзывает его к себе.
— Кай?
Он вздрагивает.
— Откуда ты знаешь, как меня зовут?
— Твоя сестра сказала. Хочет передать тебе что-то.
Кай опускается перед ней на колени.
— А тебя как зовут?
— Джоди.
— Привет, Джоди. — Он берет ее за руку. — Ладно. Что она хочет мне сказать?
Скажи ему, что я найду Шэй. Где бы она ни была — я найду ее.
Джоди передает ему мои слова.
— Спасибо, — говорит Кай. — Спасибо вам обеим.
Джоди не отпускает его руку.
— Не уходи. Мне страшно. Я стану такой, как она? — Она смотрит на меня так, словно стать такой, как я, хуже, чем умереть. Может быть, и так. Но неужели я такая страшная?
— Не думаю, — отвечает Кай. — Она одна такая.
Он прав. Я одна, сама с собой.
— Если я умру, я буду с мамой?
— Да, конечно, — уверяет ее он.
Девочка кивает и моргает. В ее глазах кровь. И ничего больше. Ее уже нет. Она ушла.
Вечер проходит медленно. Дверь несколько раз открывается. Приходят новенькие; кого-то, кто уже провел здесь двадцать четыре часа, вызывают, и они уходят. Умерших, как Джоди, уносят. Приносят коробки с едой и воду.
На стене телевизор с бесконечными мультиками. Когда кто-то переключает на новости, поднимаются недовольные голоса. Диктор в студии сообщает, что принятые меры безопасности и установление новых карантинных зон, похоже, дают положительные результаты.
Новые меры: заборы, солдаты, сканеры и прикладом по голове, если сработает тревога. А что потом? Костер?
Хуже всего то, что, как следует из сказанного, до сих пор не удалось выяснить причину эпидемии. Значит ли это, что никто так и не потрудился заняться поисками Первого?
Говорят, что границы карантинной зоны на замке. Думают, что могут запереть всех и просто переждать. Но я ведь здесь. Так что они ошибаются.
Может быть, если болезнь выйдет за пределы зоны, они возьмутся наконец за дело по-настоящему и займутся поисками Первого?
9КАЙ
Дверь открывается, и очередь наконец-то доходит до нас — двадцать четыре часа истекли. Охранник зачитывает из списка наши имена и имена двух детей, Эдрианы и Джейкоба.
Мы поднимаемся и идем к двери. Что нас ждет там? Свобода?
Нет. По крайней мере, пока еще нет.
Бобби спорит из-за того, что они готовятся сделать.
— Вы серьезно? Собираетесь татуировать детей?
— Как оказалось, украсть или подделать пропуск — пара пустяков. Пришлось придумать что-то такое, что подделать невозможно.
— Разве татуировку нельзя скопировать?
— Нет. Мы применяем особые чернила, которых ни у кого больше нет и которые особым образом проявляются при сканировании руки. Послушайте, вы можете, конечно, отказаться, но тогда вас просто не выпустят за пределы карантинной зоны.