— Это Дин, здешний сумасшедший. Давно в замке живет, имень о нем заботится. Только нравится ему убегать, вот и приходится погоню посылать, искать. Имень гневается.
Вот как, значит. Не разбойник, не злодей, всего лишь сумасшедший. Так я тоже тут вроде как сумасшедшая. И тоже намерена отсюда сбежать- но это на крайний случай. Меня вернут обратно связанной и в клетке? Милая перспектива.
Словно отвечая моим мыслям, Эвер сказал:
— Он знаешь какой сильный! Небось, клетку ломать пытался, потому и связали. С ним, когда разойдется, и трое не управятся.
Я выразительно шевельнула бровями, и Эвер добавил:
— Он настоящий сумасшедший, не как ты, не думай. Говорят, он вообще дикий. И он, это… беспамятный, поняла? Только три года своей жизни помнит, а то и меньше. То есть, этот день через три года тоже начисто забудет. Раньше вроде всего год помнил.
Очень странно, подумала я. Во всяком случае, что-то еще не слышала о таком, чтобы человек мог помнить только последние годы своей жизни. Хотя, человеческий мозг — вещь сложная все еще до конца не изученная, как не раз говорила моя мама. Может, у него травма какая-нибудь была, в детстве или даже позже — кто знает, давно этот несчастный живет тут, в замке. Спросить бы, хоть и у того же "братца", так я же немая. Ох, мельник, ох, гад!
Мама. Она не специалист по мозгу, вовсе нет. Но она врач, терапевт, в больнице скорой помощи работает. Наверное, как раз недавно вернулась с суточного дежурства и обнаружила, что я пропала. Нет, наверное, решила, что я уехала куда-нибудь на всю субботу с Димкой — были такие планы. Так что она пока не волнуется. Если, конечно, Димка еще не позвонил ей, разыскивая меня. Где-то в парке осталась валяться моя сумка…
Возница щелкнул кнутом, и телега с клеткой проехала дальше, я провожала взглядом, пока она не скрылась за углом какого-то низкого строения. Беспамятный сидел неподвижно, опустив голову.
— Эй, ты, как тебя — Камита? Пойдем! — позвала меня появившаяся в дверях экономка.
А я уже забыла, Камита я или нет, только раз это имя и слышала. Какая разница, пусть Камита! Раз нельзя быть Линой.
Эвер сунул мне в руки объемный узел с вещами — сама я и не подумала бы его взять. Надо же, мельник и приданым для меня озаботился, вот уж добрый дядюшка.
— Я тебя скоро навещу, — опять пообещал Эвер.
Я ушла, не оглядываясь.
Хотелось, скорее уж, повидать того сероглазого сумасшедшего. Зачем? Да просто так. Может, и близко подходить не стану, а может, перекинемся парой слов. Интересный человек…
Эх! Какой парой слов, я же немая! Проклятый мельник!
Ну хоть бы у него все в порядке было, и то ладно. Раз ни в чем особо не виноват, только в том, что сбежал, наверное, его отпустят? Или запрут где-нибудь? Не первый же раз. Может, у него своего рода обострение болезни начинается, и тогда он убегает, а потом успокаивается.
— Спать будешь тут, — экономка указала мне место на длинной, метров десяти, лавке. — Узел под лавку клади. Ты точно понимаешь меня?
Я кивнула и сунула узел под лавку.
— Одеяла, вижу, у тебя нет. Потом сошьешь, а пока не холодно, вон, дерюжкой укроешься. Переоденься, пойдешь коров доить, сегодня доярок не хватает. Поняла?
Я опять кивнула. Поняла-то поняла, да вот как их доят, тех коров? Нет, положим, кое-как я себе процесс представляла, теоретически. Не то что принцесса из старого мультфильма, которая, чтобы подоить корову, дергала ее за хвост. Но вряд ли это меня спасет, даже если я начну дергать не за хвост…
Экономка недовольно поморщилась и ушла. В узле нашлись юбка и кофта, простенькие и явно уже ношеные, но вроде чистые. Вообще, одежда, в которую нарядила меня знахарка, сгодилась бы тут за праздничную, остальное мое "приданое" было плохонькое. И ни подушки, ни простыни, не говоря уж о комнате, пусть и не отдельной. Просто коридор и длинная лавка во всю его длину, безо всяких ширм и занавесок, и мне на этой лавке выделили немного места!
Ну ничего, решительно сказала я себе. Мне же тут недосуг задерживаться.
В коровник мы пришли с невысокой круглолицей девушкой, которой, видно, досталось меня опекать. Она показала, где взять ведерко, и сунула мне в руки холщовое полотенце.
— Вот эта корова — хорошая, спокойная, такую любой подоит. Потом следующую покажу.
Смотрела она так, словно не сильно обольщалась на мой счет.
Я подавила панику в душе. Буду смотреть, как другие делают, и повторять. Тоже мне, проблема — корову подоить! Я девушка двадцать первого века, я много чего могу! Я такое видела, что здешний народ и представить себе не может. И есть же еще генетическая память — мои далекие прабабки наверняка доили коров.
Корова меланхолично жевала. Я от души понадеялась, что он не почувствует, как я ее боюсь. Что там все делают? Так, надо зачерпнуть воды из ведра и обмыть соски корове, вытереть тем самым полотенцем… Потом я уселась на низкую скамеечку и отважно потянула за соски. Как бы не так… Никакого молока. Я стала действовать иначе, обхватила соски кулаками. Ага, вот оно, молоко…
Корова недовольно мыкнула. Или мне кажется, что недовольно? Ну, прости, если что не так, моя хорошая.
Струйки молока брызгали в подойник, пока я не уронила разламывающиеся от усталости руки. Сил больше не было. Кто бы мог подумать, что это такая тяжелая работа?
Я отдохнула немного, размяла пальцы и снова взялась за дело — не тут-то было! Руки теперь болели немилосердно.
— Что ты возишься? — это подошла моя опекунша, и удивленно смотрела на наши с коровой мучения. — Отвыкла, что ли?
— Да она и не привыкала, наверное, — бросила позади нас другая девушка, видимо, более наблюдательная. — Ты на ручки ее посмотри — такие маленькие и нежные только у младшей ленны, небось. Точно ничем тяжелее иголки никогда не работала.
Я только сжала зубы. Иголкой, да. Видели бы, девочки, мою швейную машиночку! Только кому это сейчас интересно…
— Вставай, — опекунша легонько толкнула меня за плечо. — Все равно тут от тебя толку не будет, это постепенно привыкать надо. И впрямь, какие ручки у тебя, детские прямо. Ну и ну.
— А нам за нее отдувайся? — возмутилась одна из доярок, остальные тоже загомонили.
— Ладно вам, — сердито крикнула женщина постарше, — она ущербная, не гневите Провидение.
— Это мы гневим? — уперла руки в боки невысокая кругленькая молодайка. — Это у Крысы совести нет! Платить — каждый медяк жалеет. А коса-то, коса, поглядите, это где же такие плетут? Ишь ты.
Ага, кругленькая она, потому что беременная. Месяц седьмой уже, наверное. В декрет пора, только тут ведь вопрос так не стоит? Крыса — это, надеюсь, экономка. А коса — мой "рыбий хвост", я переплела, когда переодевалась, пышно получается и мне идет. Рада, что кому-то понравилось.
И тут же услышала негромкое:
— Да хоть с косой, хоть без, кому нужна такая дура-неумеха?
Ну да, разумеется. Я и не обольщаюсь. Мне бы отсюда… бегом! Домой. Я там молоко в магазине покупаю, в пакетах!
Я встала, повернувшись спиной к корове, и тут же увесисто получила от нее хвостом по спине. Что ж, наверное, животное в своем праве, кто знает, каково было терпеть мою неумелую дойку?
— Пойдем молоко процедим, — сказала мне, вытирая руки о передник, та, что постарше. — Потом в сыроварне мне поможешь. Работала в сыроварне?
Я мотнула головой — нет, не работала я в сыроварне.
Она отнеслась к этому спокойно.
— Ну и ладно. Я тебе объясню. Пошли. Вон те ведерки возьми.
— Не боишься, Нилла? — заметила одна из доярок. — Намаешься с ней, может, она совсем бестолковая. А может, у нее припадки? Или еще что?
— Ну да, взяла бы Крыса припадочную. Небось за такое лир не похвалит, ему одного недоумка хватает.
— Пошли-пошли, — сказала мне Нилла, — пусть болтают, ну их.
Оказалось, сыроварня — углубленный в землю домик с маленькими квадратными окнами, с каменным полом, чистый и прохладный. Там определенно оказалось лучше, чем в коровнике. По крайней мере, я справлялась. Мы с Ниллой цедили молоко, которое приносили доярки, часть отправили на кухню, остальное заквашивали, куда-то переливали и переносили, снимали сливки — мне пришлось долго крутить ручку какого-то примитивного деревянного устройства, которое, тем не менее, отделило от молока желтоватые и вкусно пахнущие сливки. Эх, кофе бы чашечку сюда свежесваренного! Определенно, эти сливки дали бы большую фору тем, что я покупаю в пакетиках в супермаркете к утреннему кофе, вот чувствую, что очень вкусно! Или я просто проголодалась?..
Мы закончили. Я принялась протирать пол, а Нилла вышла. Скоро она вернулась с миской, полной каши, и краюхой свежего, теплого еще хлеба. Краюху она разломила на две части, половину взяла себе, и нацедила в две чашечки сливок. Кашу всю подвинула мне.
— Вот, Камита, поешь. Я там сказала, что ты еще не все дела переделала. На кухню не ходи, а то увидят, еще работу подкинут. А нам на сегодня хватит, верно ведь? Хорошо потрудились.
Ох, верно! У меня все тело ныло, устала так, что хотелось только лечь. Или еще в душ. Здесь, конечно, не бывает душа?
Нилла, похоже, испытывала примерно то же.
— Искупаться хочу, — заявила она, — пойдешь со мной на речку? — она с наслаждением впилась зубами в хрустящую горбушку.
Я с готовностью кивнула. Не душ, конечно, но речка так речка. Лучше, чем ничего.
Когда я расправилась с кашей и хлебом со сливками, Нилла достала откуда-то и бросила мне на плечо кусок холстины, такой же взяла себе.
— Это вытираться. Пойдем.
Интересно, когда в этом мире появятся махровые полотенца? Впрочем, какие пустяки — полотенца. Я бы первым делом соорудила тут душ — ведь чего сложного? А уж если еще и с горячей водой…
Сыроварню Нилла заперла на ключ. Мы прошли задворками до ворот, Нилла помахала стражнику, тот тоже махнул. Оказывается, из замка так легко выйти!
Река была недалеко, огибала замок с противоположной от ворот стороны, густой камыш подступал вплотную к стенам. Широкая дорога уходила в камыш в сторону реки — телега без труда проедет. Подумав об этом, я усмехнулась — похоже, уже приняла здешние реалии. Прикидываю, что не машина поедет, а телега, вот так-то…