Саша стеснялся писать в откровенник и ни разу в него не заглядывал. Но сегодня попросил его у соседки по парте, Кати Колотыркиной, и стал просматривать одним глазом. Другой глаз, устремленный на учительницу, выражал внимание и прилежание.
"Он самый сильный и храбрый в классе, поэтому я с ним дружу".
"Он командир Нашей Команды. Он за нас, а мы все за него".
"Я видела, как семиклассники пугали его живым ужом, а Толя ни капли не испугался. Когда он вырастет, он будет путешествовать в джунглях или станет каким-нибудь героем".
"Неправда! Настоящие герои не задаются, а Гордеев о себе воображает".
"Я знаю, это Колотыркина писала. Если влюблена в Гордеева, так и скажи!"
От последней записи Саше почему-то сделалось грустно. А тут еще бедная Муму, которую барыня приказала утопить… Он тяжело вздохнул и тихонько левой рукой перевернул страницу откровенника.
"Я бы пригласила его в кино, только он слишком толстый".
"И умный, как профессор. С ним даже поговорить не о чем".
"Вообще-то Макс нормальный парень. Дает списать домашнее задание".
"Могучая кучка" – любимчики учителей. Хи-хи!"
"Могучей кучкой" учитель истории Петр Ильич назвал однажды группу отличников во главе с Максимом. Название понравилось четвертому "А". "Могучую кучку" поддразнивали, но, в общем, уважали. Тех, кто в нее входил, называли еще "научниками".
Научники читали сверх школьной программы умные книжки и без запинки выговаривали мудреные слова – например, "синхрофазотрон". У них был свой девиз: "Ум хорошо, а три лучше". Саше очень хотелось стать в "Кучке" четвертым, но мешала застенчивость. Из-за нее он отвечал у доски неуверенно, мямлил, бормотал под нос и, несмотря на то что все знал, редко получал пятерку…
"Жадина-помадина. Приносит мандарины и не делится".
"С кем надо – делюсь. А тебе завидно?"
"Не возникай, Жук! Ты вдобавок подлиза. Это говорю я, Гордеев".
"Молодец! – одобрил Саша.- Режет правду в глаза. Был бы КУК на храбром пальце – я бы еще не такое написал!…"
Он открыл страницу со своей фамилией. От волнения буквы показались ему огромными:
"ОН ТИХОНЯ И НИ С КЕМ НЕ ХОЧЕТ ДРУЖИТЬ, КРОМЕ КОЛОТЫРКИНОЙ".
("Неправда, хочу,- подумал Саша,- только у меня не выходит").
"Я БЫ НЕ ПОШЕЛ С НИМ В РАЗВЕДКУ, ПОТОМУ ЧТО ОН КАК ДЕВЧОНКА".
"ЧТО ТЫ ПОНИМАЕШЬ? ДЕВЧОНКИ МОГУТ БЫТЬ РАЗВЕДЧИКАМИ ПОЛУЧШЕ ТЕБЯ!"
"Это Катя меня защитила,- догадался Саша.-Только у нее такой почерк и характер такой… защитный".
– Заец, куда ты косишься? – спросила Татьяна Ивановна. Закончив читать рассказ.- Посмотри на меня и скажи, что ты думаешь о барыне.
– Что она злая,- ответил Саша, вставая.
– А еще какая?
– Жестокая.
– Подумай: как еще называют злого человека?
– Хулиган!
"Могучая кучка" засмеялась.
– Максим, как по-твоему, прав ли Саша?
– По-моему, он заблуждается. Злого и жестокого человека называют бессердечным.
– Правильно. А кто объяснит Саше, что такое хулиган?
Поднялись руки:
– Это человек, который ломает деревья, топчет траву.
– Он обзывается, кричит, бьет стекла.
– Разоряет птичьи гнезда!
– Обижает слабых!..
– Довольно, ребята! – остановила Татьяна Ивановна.-Вы все сказали правильно, но по кусочкам. Сложим их вместе – и что у нас получится? Что хулиган нарушает общественный порядок и проявляет неуважение к людям. Это наглый человек с дремучей, неразвитой душой… Ти-хо! Успокоились! Возвращаемся к "Муму". Сейчас Максим скажет нам, чем полюбилась Герасиму Татьяна.
Конный бой
Учитель истории Петр Ильич Гелазония был молодой, румяный и неистово энергичный. Он не умел сидеть во время урока, не любил стоять, а двигался, летал и носился. В прошлый раз, рассказывая о Дмитрии Донском, он изрубил воображаемым мечом уйму врагов. Голос его гремел, глаза сверкали, по спинам учеников проходила восторженная дрожь.
Сегодня он вел себя непривычно тихо – изображал московского князя Ивана Третьего, к которому через сто лет после Куликовской битвы приехал посол от хана с приказанием уплатить дань.
– Свистунов, иди сюда. Ты посол Золотой Орды, в руках у тебя басма – ханская грамота с печатью. Ты уверен, что я стану на колени, смиренно возьму басму и заявлю о своей покорности хану. Не так ли?
– Так! – согласился Ромка Свистунов, надувая щеки и гордо вытягивая вперед правую руку.
Ах, напрасно не заглянул он в учебник – знал бы, бедняга, что его ждет! Гелазония, словно коршун, выхватил невидимую грамоту и стал яростно топтать ее ногами.
– Ступай и расскажи своему хану! – кричал он обалдевшему Ромке.-То же будет и с ним, если не оставит нас в покое!
Он брезгливо отбросил растоптанную грамоту носком ботинка и стал рассказывать, как хан собрался отомстить русским. Уши ребят, как радиолокаторы, следили за полчищами ордынцев, руки сжимали под партами мечи, чтобы постоять за правое дело. Но сразиться не пришлось: хан помнил о Куликовской битве и не отважился вступить в бой с четвертым "А". Он отступил. И все же битва состоялась – как только закончился урок.
– Наша Команда, по коням! – скомандовал своим друзьям Толя Гордеев.Будем биться с "Могучей кучкой"!
– Делать нам больше нечего,- ответил Максим Дрозд.-Бейтесь головами об стенку.
– Ага, научники, струсили! Окружай их, ребята! Налетим на них, аки соколы на стада гусиные!
– Так нечестно! – запротестовали научники.-Нас мало!
– А вы Заеца возьмите. Он троих стоит, правда, Заец?
– Ха-ха! – заржала Наша Команда.
– Неостроумно, Гордеев! – поморщилась Колотыркина.
– Ладно, давай попробуем,- сказал Заец Максиму и влез ему на плечи, как в седло.
Навстречу им выехал сам Гордеев. Под ним был шустрый нехилый конь по фамилии Свистунов. Конь фыркал и строил соперникам рожи. Наша Команда покатывалась со смеху.
Саша покосился на Колотыркину: она смотрела на него с жалостью. Так смотрят на человека, которого ждет неминуемая гибель.
– Подстелите Зайчику что-нибудь мягенькое, а то убьется! – весело сказала Аня Кураго, первая красавица класса.
Гордеев, снисходительно улыбаясь, подъехал на Свистунове вплотную.
– Не бойся, Заинька, я тебя больно не уроню.
Заец вздохнул, взял Свистунова под мышки и легким движением оторвал его от земли.
– Мама! – пискнул неприятельский конь.
Саша потряс его в воздухе вместе со всадником. Немного подумал, еще раз хорошенько тряхнул обоих и, не зная, что делать с ними дальше, поставил на пол.
Четвертый "А" онемел.
– Ты что это? – выговорил наконец Гордеев.-Ты где такую силу накачал?
– Сам не знаю…- смутился Саша.
– Я понял! – победно ударил копытом Максим.-Я все понял! Вы видели его справку? Он делает дома комплекс дыхательных упражнений!..
Большая перемена
На руке у Жоры Жука запикали японские часы, и вслед за ними зазвучал школьный звонок, объявляя большую перемену.
Гордеев достал из-под парты футбольный мяч:
– Наша Команда, во двор!.. Вы что, оглохли?
Никто не обратил на него внимания. Мальчишки жикали, кричали "ку-ка-ре-ку!", хлопали руками, как крыльями.
– Посмотри, Зая, правильно я делаю? – спрашивал у Саши то один, то другой.
Самые нетерпеливые щупали бицепсы себе и друг другу:
– О, кажись, уже больше!
Максим Дрозд пошел в медпункт и выпросил ручной силомер. Он хотел измерить силу каждого и записать ее в числителе дроби, а в знаменателе – "заечью силу". Получился бы интересный статистический ряд… К сожалению, из этой научной затеи ничего не вышло. Как только Саша сдавил силомер, стрелка выскочила за пределы шкалы, застонала, скрючилась и больше не двигалась.
Колотыркина, размахивая мокрой тряпкой, выгоняла мальчишек в коридор:
– Пол помыть не даете! Саша, сдвинь парты!
В классе, кроме дежурных, остался только Жук. Он сидел за партой и ел булку с черной икрой.
– Ты что, по-русски не понимаешь?
– Отвяжись, Колотыркина. Когда я ем, я глух и нем.
– Совесть у тебя есть?
– А что это такое?
– Ну и наглый же ты!
Катя замахнулась на Жору тряпкой.
– Только попробуй, ударь! Мой папа твоему папе устроит!
– Саша, ты чего стоишь? – топнула ногой Колотыркина.-Мужчина называется!
"Эх, КУК не на том пальце! – вздохнул Заец про себя.-Надо бы на храбрый надеть. Ну, да ладно…"
Он поднял двумя руками парту с толстым Жорой и вынес в коридор.
– Ку-ка-ре-кУ! Привет Жуку! – радостно закричали мальчишки.
А Кураго Аня отвела Сашу к окну и сказала медовым голосом:
– Что ты нашел в этой Колотыркиной? Нос туфелькой, косичка хвостиком. Садись на следующем уроке со мной…
"Друзей не предаю!" – ответил бы ей Саша, если бы КУК был на храбром, на указательном. Но кольцо пульсировало под полоской пластыря на среднем пальце, где просто сила.
– Пересаживаться запрещено,- вот и все, что сказал Заец в ответ. Даже не сказал, а промямлил с глупой улыбкой, противный сам себе.
– Ну, смотри же, я больше не позову! – пригрозила первая красавица. Ее голос был теперь похож на лук репчатый с перцем.
Она ушла к Гордееву.
Четвертый "А" старательно кукарекал. И вдруг все стихло: в конце коридора появился сам Диктор в сопровождении медсестры.
Диктором ученики называли директора школы: во-первых, на две буквы короче, а во-вторых, он выговаривал все слова громко и четко, как по радио. Он двигался по коридору торжественно, как линкор, помахивая чем-то голубым. Это был не флаг и не вымпел, а половина дневника. Саша понял, куда Диктор держит курс, и почувствовал себя маленькой дырявой лодчонкой.
– Это что? – проговорил Диктор, нависая над Заецом.
– Полдневника,- честно ответил Саша.