— Однако, — заметил мистер Мак-Брэд, — он говорил нам, что раскаивается в своем поведении, что он совершенно исправился и берет пример с мистера Джона Рёскина…
— Милорд валял дурака, — ответил пастор.
Марджори БоуэнКЛЮЧ
В одной из комнат старого замка сидели за стаканами вина двое мужчин.
Огни свечей четко отражались на лакированной поверхности темного дубового стола, и было что-то сумрачное в этом блеске, игравшем на черном.
Старший из двух мужчин, цветущий человек с грубым лицом, выражавшим высокомерие и тупость, беспрестанно подливал в свой стакан вино, бросая при этом на другого многозначительные взгляды.
Второй имел вид безразличный и на неумные шутки хозяина отвечал с небрежностью. Это был мужчина средних лет, не столько красивый, сколько элегантный, со слегка циничным выражением лица и очаровательными манерами, — маркиз де Виц, один из придворных регента и один из знатнейших людей Франции.
Он жил уже целый месяц в замке графа де Нанжи, мелкого провинциального дворянина. Из-за госпожи де Нанжи и из-за глупого пари с версальскими друзьями он терпеливо переносил плохую охоту, скверное помещение, грубую пищу и невозможное общество.
Он встретил графиню в Версале, где она лишь несколько дней блистала своей свежестью и нежностью, пока ее ревнивый господин не увез ее обратно в глухую далекую усадьбу.
После их отъезда один из друзей маркиза, смеясь над его увлечением, сказал:
— Если вам, де Виц, удастся сказать ей наедине пять слов, считайте, что я должен вам сто луидоров.
— Я добуду портрет ее мужа, который висит у нее в спальне, — ответил на это маркиз.
Но прекрасная белокурая Мари де Нанжи оказалась недоступнее, чем он думал, и скучающий маркиз уже почти готов был отказаться от мысли добиться ее благосклонности, и только, чтобы избегнуть насмешек, искал случая добыть подкупом или хитростью портрет из спальни графини.
С оплывающих свеч натекли на стол лужицы воска. Маркиз, зевая, снял щипцами нагар и недружелюбно взглянул на хозяина.
Внезапно последний поднял голову и в упор сказал:
— Маркиз, моя жена изменяет мне с вами?
Де Виц спокойно выдержал удар.
— Что за нелепости, граф?
— Я нелеп в своей роли мужа? — крикнул де Нанжи.
Де Виц только улыбнулся.
— А она хороша собой? Не правда ли? — с вызывающей насмешкой продолжал де Нанжи. — И вы все еще терпеливо ждете случая сказать ей это? Да, маркиз?
Его взгляд неожиданно омрачился.
— Я был счастлив, пока вас не было здесь…
— Неужели? — осведомился маркиз, спокойный, но бледный.
— Теперь я никогда больше не буду счастлив, — сказал граф.
Его лицо приняло трагическое выражение. Он уронил стакан, и вино со стола потекло ему на платье.
Маркиз засмеялся. Смеялся и де Нанжи, не спуская с гостя глаз. Де Вицу было трудно выдерживать свою позу ленивого безразличия. Ему был противен и стол, залитый вином, и этот человек, глазеющий на него.
Де Нанжи сорвал с цепочки висевший поверх его куртки серебряный ключ.
— Ключ от покоев графини, — сказал он. — Интересует это вас? Он продается.
Самообладание покинуло маркиза.
— Господи! — вскричал он. — Вы или пьяны, или сошли с ума!
— Продается! — и де Нанжи бросил ключ ему в лицо.
— Ну! — свирепо крикнул де Виц. — Довольно! Вы фигляр, болван, сумасшедший!
— Он продается! — повторил де Нанжи.
Маркиз овладел собой.
— Ваша цена? — спросил он.
— Вы сколько дадите?
— Тысячу луидоров.
— Это не оперная танцовщица.
— Так за сколько же вы продаете вашу жену, милостивый государь?
— Милостивый государь, я продаю ключ от ее покоев.
— Сколько стоит ключ от покоев госпожи де Нанжи?
— Пять тысяч луидоров. Идет?
— Хорошо, пять тысяч. Я согласен.
— Десять тысяч, — сказал де Нанжи.
— Хорошо, я дам десять тысяч.
Де Нанжи принес с другого стола перо и чернила.
— Расписаться? — и де Виц написал расписку.
— Теперь идите к ней, — сказал де Нанжи, передавая ему ключ и смеясь чему-то.
Маркиз был рад избавиться от общества хозяина. Он торопливо вышел в коридор, взял горевшую там свечу и стал подниматься по широкой лестнице. Спокойствие вернулось к нему, но сердце молчало.
— Я возьму лишь портрет, — сказал он себе, думая о своем пари.
Он подошел к знакомой двери, которая раньше так манила его, и отпер ее ключом. В первой комнате было темно.
— Сударыня, — прошептал он — и вздрогнул, увидя спавшую, сидя на стуле, какую-то старуху. Он никогда не видал ее раньше среди прислуги замка.
Маркиз прошел в следующую комнату. Висячая серебряная лампа с красным колпаком бросала слабый свет на роскошь очаровательной спальни. Бледно-голубые шелковые занавеси кровати с колонками были задернуты. У кровати лежало небрежно брошенное платье.
— Сударыня, — чуть слышно шепнул он; потом позвал громче: — Графиня!
Никакого ответа.
Он поставил свечу на туалетный стол, где из разбитого флакона испарялись духи. Обернувшись, он увидел меж сдвинутыми краями занавесей маленькие пальчики. Они были как-то особенно белы, и при взгляде на них маркиз понял, что Мари де Нанжи лежит мертвая. Быстрым и решительным движением он раздвинул занавеси.
По смятой подушке рассыпались, как пепел, белокурые волосы. У графини был трогательный вид сломанной игрушки, — вещи, годной лишь для забавы, а теперь не нужной никому.
Де Виц смотрел, как безумный.
— Да разве она умерла?
Его изумление сменилось ужасом.
— Я люблю ее. Теперь я понимаю, как любил ее!
Он схватил ее в объятия и прижался щекой к ее щеке, но, почувствовав роковой холод, уронил ее на подушки. У него вырвался крик отчаяния. В соседней комнате проснулась старуха и прибежала, волоча за собой саван.
— Ах! Ах, сударь, — бормотала она.
— Когда она умерла?
— Вчера ночью. Почему вы, сударь, остались, когда все остальные ушли?
— Все?.. Все остальные?..
— Все, все слуги, и из села никто, кроме меня, не хочет идти в замок. Я слишком стара, чтобы бояться.
— Чего бояться?
— Разве вы, сударь, не знаете? Граф не говорил вам? Сам- то граф близко к ней не подходит.
— Почему? — спросил маркиз с диким взглядом.
Старуха ответила почти с довольным видом:
— Она умерла от чумы, сударь, и в вас с каждым вдохом входит смерть.
Пьер ВьеруУЖАСНАЯ МЕСТЬ
Слуга ввел в роскошный кабинет Симона Фетреля, директора Соединенного банка — Фетрель, Бланш и К° — маленькую худенькую женщину.
— Что вам угодно? — сухо спросил Фетрель.
Женщина тихо, боязливо ответила:
— Я… Мадлена… Мадлена Соваль…
Холодное лицо банкира покрылось румянцем.
— Вы?.. Это вы, Мадлена Соваль?
Он сразу вспомнил все. Когда он с ней познакомился, ему было двадцать лет. Служил клерком у адвоката. Он клялся в вечной любви. Обещал жениться. Она — наивная и доверчивая — отдалась ему… А затем? Он уехал в Париж. Ему повезло. Женился на богатой. Жена умерла. Он сделался крупным дельцом и зажил в собственное удовольствие.
Все это мгновенно промелькнуло в его памяти. Но он сдержал себя и снова повторил:
— Что вам нужно от меня?
Мадлена не сводила глаз с его лица..
— О, вы меня не узнали, не правда ли? — сказала она со вздохом облегчении. — Я очень рада. Теперь выслушайте меня внимательно…
Я приехала с единственной целью: предупредить вас об угрожающей вам смертельной опасности… Позвольте мне на мгновение вспомнить прошлое и рассказать о том, что произошло после вашего отъезда из Монтагри… Прошло шесть месяцев, в течение которых от вас не было ни одной весточки. У меня родился сын, сын, которого я назвала — Жаном.
Не стоит рассказывать, каких трудов стоило мне воспитать мальчика.
Жизнь жестока по отношению к тем, у которых нет отца — и Жан сильно страдал…
Он давно уже требовал от меня признания… Я сопротивлялась, считая себя не вправе называть ему вас…
Но, в конце концов, он заставил меня все рассказать.
О, если бы я могла предвидеть!.. Всего лишь восемь дней тому назад Жан неожиданно заявил мне, что бросает службу и уезжает в Париж.
На мой вопрос о цели поездки, он ответил прямо:
«Мы должны отомстить виновнику нашего несчастья. Клянусь, что я не успокоюсь, пока обманщик не будет жестоко наказан. Он должен умереть!»
С этими словами, сказанными таким тоном, что кровь заледенела в моих жилах, он ушел.
Тогда я решила вас предупредить. Я люблю своего мальчика и не хочу, чтобы он совершил это страшное, противное природе дело!..
Она закрыла глаза своими худыми руками, словно хотела прогнать от себя ужасное видение.
А Симон Фетрель, сначала слушавший свою бывшую возлюбленную с насмешливым равнодушием, вдруг почувствовал, как холодная дрожь пробежала по его телу.
И теперь, заботясь только о себе, он сказал:
— Но я ничего другого не желаю, как прийти на помощь вашему сыну. Если он умен, я обещаю его прекрасно устроить.
Она посмотрела на него с выражением немого упрека в глазах и тихо ответила:
— Я к вам дважды обращалась за помощью. Вы ни единым словом не выразили желания поддержать нас… Теперь поздно: сын от вас помощи нс примет.
— В таком случае, — вскричал Фетрель угрожающим топом, — я прикажу арестовать его…
— Жан Соваль честный человек! — отрезала с гордостью Мадлена. — Нет, единственное средство для вас — это принять соответствующие предосторожности.
Банкир, бледный от страха, со сжавшимся от мучительного предчувствия сердцем, не мог выговорить ни слова. После долгого молчании он глухо сказал:
— Может быть, вы правы… Благодарю вас… Я рассчитываю на вашу помощь…
Она ушла. Несколькими мгновениями позже и Фетрель оставил банк.
— Домой! — приказал он шоферу.
На другой день утром у него была долгая беседа с начальником полиции и в тот же вечер вокруг его дома появились неизвестные люди с беспокойно бегающими глазами…