Керен КлимовскиКОЛЫБЕЛЬНАЯ ДЛЯ ВЗРОСЛОГО МУЖЧИНЫ
Действующие лица
Мать — мать мужчины.
Жена — жена мужчины.
Дочь — дочь мужчины, подросток.
Место действия: маленькая страна у моря, дом мужчины.
АКТ 1
Картина первая
Большая гостинная, часть которой — кухня. Слева — дверь, ведущая в комнату мужчины. Повсюду разбросаны вещи. У стенок стоят сумки и рюкзаки разной величины. Мать, Жена и Дочь сидят на полу среди груды предметов.
Мать. Теплые носки!
Жена. Книжка. Любимая!
Мать. Крем для бритья!
Жена. Зубная щетка!
Мать. Фланелевая пижама!
Дочь. Компас!
Жена. Зачем?
Дочь. Мало ли. Может, сбежит…
Мать. Мой сын не дезертир!
Жена. Термос!
Дочь. Лучше фляжку.
Жена. Мой муж не пьет!
Дочь. Для храбрости…
Мать. На что ты намекаешь?!
Дочь (пожимая плечами). Сухой паек!
Жена. Йод!
Мать. Это еще зачем?!
Жена. Если поранится…
Мать. Типун тебе на язык!
Дочь. Если поранится, йод не поможет…
Жена. Молчи!
Дочь (пожимая плечами). Трусы!
Жена. Дай мне! (Присматриваясь.) Это мои!
Мать (присматриваясь). Грязные!
Жена. А мне не до стирки!
Дочь. Лосьон для бритья!
Мать. Не надо — вдруг прольется? Сигареты!
Жена. Ну вот — самое время отучиться от вредных привычек, а родная мать…
Мать. Имеет он право хоть на какое-то удовольствие?..
Дочь. Перочинный нож!
Мать. Что ты, что ты! Никаких острых и колющих предметов.
Жена. Это вертолет — там пропустят…
Мать. Нет! Это его травмирует…
Жена. А консервы чем открывать будет?
Мать. Одолжит у друзей. У него всегда было много друзей…
Дочь. А если попадет в плен? Чем он перережет… веревки на руках?..
Жена и Мать. Молчи!!!
Дочь. Может, мне уйти, если я мешаю?
Мать. Подай штопор.
Жена (язвительно). Это — колющий предмет.
Мать. Все относительно. Пусть он первым откроет бутылку шампанского, когда наши победят!
Жена. Шампанское? На фронте?
Мать. Я пришлю заказной посылкой!
Жена. Главное, бумаги. Побольше!
Дочь. Туалетной?
Жена. Письменной! Пойди, принеси еще.
Мать. Хватит тебе! И так рюкзак неподъемный.
Жена. Мы же не знаем… сколько это продлится… я хочу каждый день — письмо!
Мать. Ему рюкзак тащить на себе, не на верблюде… Напишет, что жив-здоров раз в неделю — и хватит с тебя. Эгоистка!
Жена. Ну и пусть, а будет по-моему! Каждый день: милая, любимая, думаю о тебе, скучаю, из всей роты один в живых остался, потому что шел в бой с мыслью о тебе, о том, что вернусь и буду ласкать тебя, о твоих сосках, таких…
Дочь. Мама!
Жена. Каждый день! И если ручка высохнет, так огрызком карандаша, а если карандаш сточится, то сушеной клюквой…
Мать. То-то у него вечно круги под глазами. Совсем заездила!
Жена. Зато вы к вашему мужу не часто снисходили — поэтому он и откинул копыта в пятьдесят лет…
Мать. Да я тебя, сучка!..
Дочь. Мама, бабушка! Это не для моих ушей!
Жена. Не вмешивайся!
Дочь. Еще чего! Раз никакого секса до восемнадцати, так не надо меня дразнить, а то я начинаю думать, что много теряю и очень несчастна.
Мать (поджав губы). Спички.
Жена. Мыло.
Мать. Сыр.
Жена. Какой сыр?!
Мать (холодно). Бри.
Дочь. Бабушка, там не будет холодильника.
Мать. Я еще не выжила из ума, знаю! Это — оберег.
Жена. Что за чушь?
Мать. Еще прабабушка дала кусочек сыра прадедушке в Ту Войну, С Которой Никто Не Вернулся.
Дочь. А прадедушка вернулся?
Мать. Нет. Но от него осталась левая нога…
Жена. Это черт знает что, антисанитария!
Мать. Жизнь дороже!
Жена. Допотопные бредни!
Мать. Я же говорила, говорила ему не брать жену без роду и племени — из семьи, где не верят в сыр, где не вспоминают Войну, С Которой Никто Не Вернулся, а только и умеют, что расчесывать волосы по сто раз три раза в день и раздвигать ноги!
Дочь. Бабушка, я просила!..
Жена. Да как вы смеете — с Той Войны не вернулся мой дед… отец был еще мальчиком! У нас не говорят, потому что помнят молча, про себя. Не говорят из уважения, из священного трепета, из суеверия!
Мать. Вы просто боитесь правды! Для твоей семейки жизнь — леденец: лижете своими жадными языками, обсасываете, зубами вгрызаетесь, хрустите, и думаете, что если не говорить о неприятном, оно исчезнет, но под леденцом-то что? Безвкусная пластмассовая палочка! (Пауза.) Я видела, как ты утром красила ногти.
Жена (с вызовом). Это — преступление?
Мать. Кто думает о ногтях в такое время?!
Жена (презрительно). Вы никогда не были женщиной. Для него, понимаете?! Хотела быть красивой перед тем, как он уйдет туда, чтобы там он помнил красивое!
Мать. Это твои ногти — красивое?!
Жена (кричит). Я не могу с вами разговаривать!
Мать. Да уж, ты по другой части, поэтому и привел тебя…
Дочь. Бабушка, ты вменяемая? Уже третий раз упоминаешь секс — представляешь, какая у меня травма? Знаешь, сколько папа должен будет заплатить психологам, когда мне исполнится тридцать лет?! (Уходит, хлопнув дверью.)
Мать. Сыр!
Жена. Нет!
Мать пытается запихнуть сыр в рюкзак, Жена сопротивляется. Они дерутся. Затемнение.
Картина вторая
Мать режет овощи на кухне.
Мать. Когда мама провожала папу на войну, она сделала все, как надо: три дня не мылась, два дня не спала и день не ела, потом молилась и плакала, и опять молилась, а потом накупила овощей всех цветов и сварила суп — строго по рецепту: семь помидоров, шесть морковок, пять кабачков, четыре баклажана, три свеклы, одна тыква, две капли собственной крови — из пальца, и чуууть-чуууть перцу. А эта сказала, что и так не спит, не ест и плачет, а не мыться отказалась — гигиена, видите ли! Да и супа от нее не дождешься — придется мне сделать. Это разрешено: когда нет жены, мать вместо нее, а такая жена — все равно, что нет… Еле нашла тыкву — всю сожрали, а новая не приходит с тех пор, как море перекрыли. Лавочник юлил и начинал напевать Элвиса, как только я заговаривала про тыкву, так что я ему прямо так и заявила: у меня сын на войну идет, и надо все сделать правильно — давай тыкву. А он говорит: не только у тебя сын на войну идет, почему, думаешь, тыквы пропали? Они ж привозные, не растут у нас… А я: э, нет, эти сказки мне не рассказывай, в наше время про суп мало кто помнит, никому не надо, а мне надо, и не отвертишься! Так он еще поскрипел, пофинтил, и сдался. Идем в чулан, говорит. Я уже испугалась: ты что хочешь, что делаешь — опять у нас черный рынок, что ли? Так я тебе заплачу, больше дам, особенно если бока румяные, но деньгами, слышишь?! А он смеется: на кой хрен ты мне нужна, кляча старая, у меня своя жена молодая. И достал откуда-то тыкву — плохонькую, захудалую, можно было бы лошади скормить вместо морковки, и та бы не заметила. Какая есть, говорит — бери: последняя. Ну, я и взяла. А как иначе? Надо мне, надо, потому что я все помню… Мне всего десять было, и я видела, как мама кормила отца с ложки, а потом вылила остатки супа, чтобы после него никто не ел, а потом побрила ему лицо и остригла волосы, подмела и в платок завернула, и спрятала, и положила в карман его формы пакетик с сыром бри, и — когда он сел на корабль и смотрел на нее с палубы, все стояла и не уходила с берега, а потом прочла молитву и трижды повернулась вокруг своей оси, повернула платок слева направо, и только тогда — исполнив все свои обязательства — бросилась бежать, как угорелая, а я за ней не поспевала, и бежала через пески, и через апельсиновый сад, и через город, пока не прибежала домой, и не вбежала в квартиру нашего соседа, который был ее любовником и уходил двумя днями позже — потому что тогда люди боялись Бога, боялись!
Картина третья
Жена сидит на диване и плачет. Дочь играет с мобильным телефоном.
Жена. Перестань! Не могу слышать!
Дочь. Что?
Жена. Звуки эти.
Дочь. Это тетрис.
Жена. Выключи.
Дочь. Одно попадает в другое. Напоминает то, что я видела по телевизору, когда все спали…
Жена. Прекрати, я сказала!
Дочь. Окей, окей. Ты что злая такая?
Жена. Злая? Ты вспомни, у тебя отец… (Закрывает руками лицо.)
Дочь. Ну что? Что отец?
Жена. У тебя пока еще есть отец. (Рыдает.)
Дочь. Да ладно, мам. Там же не всех… Ну, не всех.
Жена. Дура!
Дочь. Ты думаешь, мне легко? Мне легко, что ли? Думаешь, тетрис — это просто так?.. Может, у меня вытеснение, может, я так справляюсь?!
Жена (махнув на нее рукой). Не понимаешь…
Дочь. Ты ошибаешься, мама: у меня кровь раз в месяц, и я ноги брею, и мне очень нужен папа, именно сейчас нужен, потому что я перестала любить свое тело, и не могу любить женщин, даже тебя с бабушкой, а папу — могу, потому что он совсем другой, и никогда не поймет какие-то вещи и даже не будет пытаться, а мне необходимо, чтобы