— Какой еще, нахрен, коврик?
— Так когда ты перед ней на колено вставать будешь?
— Блин! А я уж себе навоображал! Короче, боюсь я. Ты бы видел те ледяные иглы! У Сони до сих пор глаза синим светятся!
— Слушай, а она что… на себя великокняжескую корону примеряла?
— Да не она, там Владетельная княжна всем рулила. Это до вчерашнего времени. Она Соню в императорский дом толкала. А та после предсказания-то особо и не сопротивлялась.
— А ты?
— А что я? Такие браки… они почти на сто процентов по расчёту, а не по любви. А если старшей предсказано родить великого мага, то сам понимаешь, император не упустит…
— Судя по всему, Иван взял решение этого вопроса в свои руки.
— Да там не только руки…
— Сударь! Фу таким быть!
— Так я ж от зависти! — Пётр помолчал. — Короче, Иван проболтался о зелье удачи. Давай я у тебя его куплю? А? Он вообще рассказал, ты его прям литрами хлебаешь! Дай маленько, ну что тебе стоит? А? Я выпью и сразу к Соне пойду. Может, и не прибьёт. Теперь-то чего уж?
— Да нету никакого зелья!
Пётр состроил умильную рожу.
— Ну Коршун, ну будь лапочкой! Ну дай такому хорошему парню, мне — мале-е-енечко, а⁈ Не в службу, а в дружбу.
— Петя, слушай сюда! — я наклонился над столом, Витгенштейн заинтересованно наклонился ко мне, — по секрету тебе скажу, — ого как глаза засверкали! — только ты никому! Понял? Вообще никому! Нету у меня зелья удачи! Нету! Нет! И никогда не было!
— А Иван…
— А Ивану я дал вот это, — я достал из кармана пузырёк с матушкиным усилином. — Смотри. Я капаю тебе в морс, вот столько, — мама меня прибьёт, точно прибьёт, — а себе остальное, — я опрокинул пузырёк в рот.
Пётр зачарованно смотрел на свой стакан. Ткнул в жидкость пальцем, облизал, почмокал губами, подождал… и бахнул стакан залпом.
— Всё! Я пошёл!
— Куда, блин горелый?
— Пока действует, пойду предложение делать!
— Что действует? А коврик?
— Какой коврик?.. Тьфу на тебя, Коршун! Всё бы шуточки… Слушай, точно действует! Лёгкость какая-то… Ой, я сейчас…
Витгенштейн гордо выпрямился и, прямой как палка, вышел из столовой. Это чего я натворил, а? Даже не доев, я бросился за ним. Пётр быстрым шагом удалялся в сторону учебных залов третьего курса.
— Да подожди ты! Лось быстрый!
— Тебе-то чего? И даже не думай меня отговаривать!
— Да я не собирался. Просто рядом побуду. Ну, типа, для поддержки.
— А это можно! Что-то меня несёт. О! А вот и сестрички! Удачно! — по аллее к учебным корпусам шли близняшки, Пётр прям с видимым усилием взял себя в руки, зыркнул на меня и напряженным шепотом произнёс: — Действует зелье! Действует! А говорил, нет ничего! — он автоматическим жестом оправил мундир. — Всё, я пошёл! — и уже в полный голос: — Сонечка, душа моя! А я как раз тебя собирался тебя искать, думал вы уже в аудитории…
Сестры настороженно замерли.
Витгенштейн подскочил к сестрам и упал перед Софьей на колено.
— М-да, а коврик-то был бы кстати, прав Коршун! Дорогая Софья, я Пётр Петрович Витгенштейн предлагаю тебе руку и сердце, колец пока нет, но это позже… согласна ли ты стать моей женой и…
— Балаболка! — перебила его Соня. — Балаболка моя любимая! Да! Да! Согласна я! А теперь вставай, хватит колени протирать!
Она сунула какую-то папку в руки Маше, которая в тихом обалдении взирала на происходящее, и, ухватив Петра под руку, вприпрыжку убежала с ним по дорожке.
— Так корпуса же не там! Подождите, оглашенные! — Маша сунула папку мне и побежала вдогонку за Петром и Соней.
САФЬЯНОВАЯ ПАПОЧКА
— О как! — это всё что мне удалось выдавить из себя. Во что я опять вляпался? Зелье, мать его, удачи, да? Ежели меня матушка не прибьёт, то Великий князь вместе с Владетельной княгиней в блин раскатают, точно!
Постоял я немного и пошёл учиться. Амурные дела — они делами, а учёбу никто не отменял.
Папка сафьяновой кожи с золотыми завитушками по уголкам смотрелась в моих руках крайне чужеродно. Может, в класс к княжнам занести?
Ах, ядрёна колупайка, а вдруг там секретное что, да недруг какой-нибудь заглянет? Вздохнул в раздумье тяжком, поволок с собой.
Успел к занятию впритык — как раз к очередному утрешнему уколу. Докторица уж ножкой притопывала, меня последнего поджидая. И сразу урок.
Что характерно, Морозова папку сразу признала — вон, шею тянет, глазёнками сверкает. Если б не начало лекции, сто пудов насела бы на меня с расспросами. Я так думаю, у Дашки прям свербело, новостями обменяться. Ну ничего, пусть помаринуется.
Я морду кирпичом сделал, сижу, будто меня и не касается.
Первым уроком была история государства российского. Оченно я эту дисциплину в гимназии любил. Юрий Иванович, преподаватель наш, молодой, смешливый, очень увлечён был своим предметом. Как начнёт что рассказывать по теме, мы про звонок забывали. А тут тоже интересно, конечно, но такого куражу нет. Просто давали знания. Ежели кто меня спросил бы, я б так сказал — нужно подбирать тех учителей, что своим уроком горят, чтоб они детей, ну или как нас — студентов, зажигали.
На перемене, не дожидаясь расспросов Морозовой, сразу вышел в коридор. Дойду-ка до третьего курса боёвщиков. Авось, примчались сумасшедшие влюблённые. Отдам чужое хозяйство. Вдруг там тайна какая, неуютно мне прям.
Решил — сделал. И бодро-бодро так, пока Дашка за мной не увязалась.
Из-за этой торопливости и бдительность потерял, честно скажем. Выскочил в один из переходов — а мне аж рявкнули в лицо из двух глоток:
— Берегись! — и воздушным кулаком в плечо — н-на!
Папка моя из рук — брык — да через перила!
А парни в защитных комбинезонах дальше понеслись, волоча третьего, полтела которого было облито чем-то ядовито-зелёным. Пострадавший выл от боли, а эти двое так и орали:
— Дорогу! Дорогу! Берегись!
Мысль мелькнула: никак, алхимики эксперимент не удержали⁈ — но так, задним планом. Папка-то моя!!!
— Осторожно, хорунжий! — девушка в защитном комбинезоне, огромных очках и кожаных перчатках бежала по пятам троицы и опрыскивала щипящие зелёные капли из баллона с распылителем. — Не наступите!
— Понял! — я перепрыгнул пенящиеся пятна и помчался вниз, под лестницу. — Ядрёна колупайка!
Папка оказалась не застёгнута, от удара раскрылась, и все лежащие внутри листы рассыпались по нижней площадке. Хорошо, коридор тут не торный, не затоптали ничего.
Я бросился собирать бумажки.
— Ах ты, пень горелый! В каком порядке они лежали-то⁈ — листы все были разного формата и даже цвета, испещрённые диаграммами, графиками и вообще абстрактными рисуночками. — Сучий ты потрох! Как складывать-то⁈ — в сердцах воскликнул я. — Ничего ж не понятно!
— Отчего ж непонятно, господин хорунжий? — низко прогудело из-за плеча. — Обычные таблицы.
Густой бас, прозвучавший откуда-то сверху, застал меня врасплох. Чего-то я в последнее время рассеянный, всё меня врасплох норовят застать. Расслабился, ага.
Я оглянулся. У нижней ступеньки лестницы стоял здоровенный детина, вот по-другому и не скажешь. Здоровенный прям очень. И детина. А потому что русые волосы средней длины перехвачены по лбу ремешком, окладистая борода, этакий «Муромец» в студенческом платье. Ага. И держал в руках несколько Гуриелевых листков.
— Позвольте представиться, Виррих Игорь Фридрихович. Вы с моим папой знакомы.
— А-а! Да-да. Рад знакомству. При случае передавайте папеньке вашему мою искреннюю благодарность, буду в тех местах, обязательно зайду отдариться жидкой… А что он, кстати предпочитает?
— Папаня самых простых вкусов — беленькую уважает. Но под хорошую закусь.
— Прям как мой. Так вы разбираетесь в этом? — я приподнял разрозненный ворох. — Поможете по порядку сложить?
— Конечно, уж на четвёртом-то курсе простые таблицы каждый волхв должен понимать.
— Так это…
— Обычная развёрнутая карта предсказаний. Позволите? — он мягко взял у меня ворох бумаг. Вообще этот Игорь двигался как-то подчёркнуто плавно, видимо, соизмеряя свои габариты и силу с окружающими. Виррих достал тоненькие очки в металлической оправе, привычным жестом нацепил их и, положив папку на подоконник, принялся споро перекладывать листы, бормоча под нос:
— Ага, это стандартно, это тоже, это сюда вот… А вот это интересно, господин хорунжий! Смотрите! — он аккуратно ткнул толстым пальцем в строчку непонятных каракуль: — Вот тут ошибочка вылезла!
— Какая ещё ошибка? Княжеские бумажки-то, — я уже понял, что это бумаги по предсказанию гуриелевскому. Куда сёстры их тащили, интересно?
— Да хоть бы и княжеские. Смотрите сюда, вот на эту строчку. Здесь если не ошибка, то как минимум неточность, а в нашем деле таковое недопустимо и даже опасно… — он ещё раз ткнул в каракули.
— И что я должен тут увидеть? Игорь Фридрихович, вы давайте уж по-простому, как для неучей.
Виррих заметно смутился.
— Извините, увлёкся. Я как что интересное увижу, прям вообще обо всём забываю. Смотрите. Лет десять назад у знати, очень модно было эфиопских колдунов ко двору выписывать. К чести сказать, эти негры — хорошие, точные предсказатели. Хотя практика ритуальных жертвоприношений… — увидев, что я передёрнулся, Игорь быстро поправился: — Не думайте плохого, не людских, нет-нет! Там птичек, мышек всяких в жертву приносят. Но всё равно, лично я против. Так вот. Вот это, — он снова ткнул в непонятную строчку, — язык народа амхара, в Эфиопии на нём почти все говорят, еще в Судане, Сомали и ещё кажись где… не помню, так вот, это слово, — он ткнул мощным пальцем в ряд крючков и петелек «የመጀመሪያው», — можно перевести как «первая», а можно как «старшая». У них нет разницы в этих словах. А тут только последний перевод. Он процитировал: «Старшая родит мага великой силы». Но с той же степенью правоты можно перевести как: «Первая родит мага великой силы». Есть разница, да? Судя по всему, предсказание делалось, ага, вот — близнецам. Значит, если берём первое толкование, то получаетс