К вечеру у меня от этих упражнений уж в глазах рябило. Плодотворно потрудились, я так считаю.
Хорошо, до дому на автомобиле доставили, и на том спасибо. Точнее, не до дома — Сима-то моя не уехала, и Витгенштейны настоятельно просили не брезговать их гостеприимством. Съехать сейчас — как-то, пожалуй, и демонстративно выглядело бы? Боялся я Петра обидеть. Да и старшего Петра тоже.
В общем, у князьёв гостевал. Опять же, Пётр Христианович, пользуясь возможностью, за ужином меня во всех подробностях расспросил — дотошно, вплоть до того, каково в новом кармане сидеть? Пришлось признаться, что тесновато.
— Нет, это не годится, — нахмурился он. — Ты в ответственный момент будешь отвлекаться — тут неловко, тут тянет.
— А вдруг ногу сведёт? — сурово поддакнула Серафима. И сидит, главное — моська суровая, типа вся такая казацкая жена.
— Нет, я отдам распоряжение, чтобы конструкцию пересмотрели.
— Может, не стоит? — попытался возразить я. — Времени-то перед дуэлью осталось.
— Именно поэтому следует поторопиться.
Ну, раз начальник сказал…
Не знаю уж, как у них там было всё устроено — нормально было в ночную выходить или это по особому распоряжению, но к завтрашнему дню короб был переделан и стал реально удобнее!
Но это я завтра увижу. А пока мы спокойный вечер в саду провели, гуляючи. Я с сыном поиграл, с женой обо всяком спокойном поговорил — вон, о книжках её, цельну стопку сегодня с Дашкой приволокли…
Только ночью она всё равно плакала, пока думала, что я не слышу. Лежит тихонько, притаилась, слёзы в подушку точит.
А что делать? Судьба казацкая такая. Как говорится, кисмет.
НА СКОРОСТЯХ
На второй день мы на пару с Черниговским чуть не угробили «Пересвет». После команды я начал петь, а Ставр решил пробежаться. Ка-ак мы в тот овраг урылись, ядрёна колупайка!
Но вот что значит русская боевая школа пилотирования! Не думаю, что Хаген смог бы удержать машину. А вот Ставр сумел. Когда склон осыпался, он выдернул опоры из грунта и, разбежавшись, выпрыгнул из земляной ловушки. По инерции ещё немного пробежался и остановил шагоход.
Откинулся правый боковой люк, и совершенно ошалевший Черниговский вылез из кабины:
— Какие нахрен двадцать процентов⁈ Илюха! Ты ж нас чуть не угробил!
— Я⁈
— Кто мне сказал про ускорение на двадцать процентов? «На пятую часть!» У меня спидометр лег, а там сто десять!
— Ну извини, так-то это ещё не сильно в цифрах выверенная магия…
— Вот бы мы там убились, это была бы феерия… Сами себя, до приезда этого алмазного мальчика из Голконды!
— Да-а, — протянул я. — Надо лучше тренироваться, а то влетим на дуэли…
Ну, чего… Проорались, пар сбросили, нервишки успокоили да продолжили тренировку. Вначале бег, просто чтоб понять увеличение скорости, а потом уже и упражнения разные. Смена позиции, скрытное перемещение, уклонение от атаки противника. За второй день мы весь полигон вдоль и поперёк истоптали, в экипаже друг ко другу приноравливаясь. А в среду нам аж три «Воеводы» в подчинение выдали — чтоб они на нас поохотились.
Вот тут я в полной мере оценил те тренировочные снаряды, что в первый раз в соревнованиях с «Алёшей» были нами с Хагеном испытаны. Если б не они — хрен бы ты почувствовал максимальное приближение к боевой обстановке! А так, как говорится — вся полнота ощущений! И грохот тебе, и удар в случае попадания ощущается, и зону поражения благодаря разбросу краски сразу видать — красота.
Кроме того, смею доложить вам, оценил я вот эту тряпку лохматую, что на «Пересвете» была напялена — так здорово она размывала грузный силуэт шагохода в лесу, что пилоты «Воевод» только диву давались.
— Нет, ты смотри, а? Вроде ж СБШ, да ещё «Пересвет», коробка кургузая, а вот гляди ж ты…
А за день до дуэли на предварительную планёрку прибыл лично генерал-губернатор князь Витгенштейн Пётр Христианович. Был он подчёркнуто деловит и, по-моему, немного на нерве. И что-то мне это сразу не понравилось. Как оказалось, не зря.
— Господа! — шагая мимо нашего импровизированного строя (мы с Черниговским и ещё трое человек экипажа), тяжело проговорил князь. — Я имел прямое указание императора обеспечить вам наилучшие условия для боевого слаживания. Наилучшие! — он поднял палец вверх. — И я их обеспечил.
Он на несколько секунд замер, оглядывая нас со всей проницательностью, на которую был способен, после чего слова зашагал туда-сюда:
— Значит так! Там!.. — он ткнул пальцем в небо… — принято решение проверить вашу готовность! И испытать ваши боевые навыки в реальном бою.
Я невольно сглотнул. Какой ещё «реальный бой»? На фронт пошлют? Так ведь нет пока военных действий… Или куда-нибудь, типа того же Трансвааля, мало ли где у Родины потребность в умелых воинах образовалась? Я ж не против. Но не прямо же перед дуэлью? Тем более, император лично сказал мне, что это дело даже не моей чести, а всей прям государственной важности!
— Господин генерал-губернатор… — не выдержал я.
— Что, сомневаешься в благоразумии вышестоящего начальства? А, хорунжий? — князь коротко хохотнул. — Знаешь, я, когда вчера рескрипт этот читал, тоже думал… разное. — А потом подумал: ан нет! Не сомневаться мне тут! Сам!.. — он коротко кивнул вверх… — приказ дал!
Теперь весь экипаж слушал молча, наблюдая за нервной беготнёй Витгенштейна.
— Для этого выделено трое смертников-добровольцев, из числа военнопленных Третьей Польской. О моральной стороне вопроса не извольте беспокоиться. Это такие изуверы… пробу ставить негде! Им обещана высочайшая милость — взамен повешения, отправка на пожизненную каторгу. Это если они вас победят. Ясно?
Мы переглянулись. Чего уж тут неясно-то? Это как гладиаторы в Древнем Риме?
— Но! — Петр Христианович яростно потряс кулаком: — Чтоб вы мне душегубов этих на ноль помножили, ясно⁈ Чтоб без жалости! А если кто сомневается, после боя дам выжимки из их дела почитать… Или нет, не дам… Чтоб сон вам не отбивать! А вот после дуэли с сыночком хозяина Голконды — выделю, для ознакомления.
26. ПОСЛЕДНЯЯ ПРОВЕРКА
ПРОТИВ «ГУСАРА»
Пока мы шли к шагоходу Ставр оттёр меня в сторону и негромко поинтересовался.
— Илья Алексеич, Ты точно сможешь?
— А чего там не мочь-то, Ставр Годинович. Я на войнах таких ужасов насмотрелся… Да и сам тоже понаделал… Война, она без крови не обходится. Но на моих руках — кровь только воинская! Чего уж там эти гады натворили, я потом обязательно почитаю. И если свершится Божий суд, да моими руками, спать буду совершенно спокойно.
— А и ладно! А я переживал, молодой ты ещё.
— Как папаня говаривал, «… да ранний!»
Мы рассмеялись.
После привычной уже зелёной ракеты Черниговский под моё пение вывел шагоход на позицию. Два скальных останца на сопочке открывали замечательный вид на полигон и в случае чего ими же можно было прикрыться. Встали, затаились.
— Илья! Ты если их раньше увидишь, кричи обязательно. У тебя-то обзор получше, — прогудела трубка переговоров голосом Ставра.
— Понял.
Но сам решил, что кричать не буду, зачем экипажу ухи травмировать?
И углядел-таки. Подоржавевший и потерявший свой лоск польский «Гусар» бодренько так пылил по окраине леса. Трофейный, наверное, и невзирая на внешний вид, видимых повреждений я во вражеском шагоходе не заметил.
— Враг на двенадцать, вдоль леса.
— Принял. Чего это они так самонадеянно? Сейчас-сейчас…
Внутри шагохода лязгнуло, грузная машина чуть присела и ка-ак рявкнет главным калибром. Громко, пень горелый!
«Гусар» словно споткнулся и на полном ходу рухнул мордой вперёд.
— Стоим! — Прозвучал голос Ставра и «Пересвет» не тронулся с места. — Я по нему вскользь попал. Перезарядка!
В чреве «Пересвета» вновь железно залязгало. А я напряженно всматривался в поднимающийся «Гусар». Противник, видимо, ещё не понял, откуда по нему ведётся огонь. И вражеский стрелок активно крутил башней, выискивая нас.
— Выстрел!
И вновь удар по ушам.
На сей раз поляк лишился правого манипулятора. Оторванная разрывом конечность с пулемётом-крупняком улетела в лес, и шагоход врага чуть развернуло. Зато теперь поляки нас определённо заметили и начали разворачивать в нашу сторону орудие.
— Отходим влево, — вновь прозвучал голос Ставра.
«Пересвет» сдвинулся за скальную грядку. Последнее, что я успел увидеть — выставив перед собой щит, «Гусар» рванулся в нашу строну, немного смещаясь по дуге.
— Илья, пой! — дальше до отбоя команды я был предоставлен сам себе, на своё усмотрение решая: когда из пулемёта шмалять, когда затаиваться.
С полчаса мы играли с поляками в кошки-мышки, чередуя стремительные перемещения с затаиваниями в сто раз присмотренных за неделю нычках. Благо, мастер маскировки Ставр был, каких поискать. С другой стороны, ему с его скоростью перезарядки иначе и никак, хочешь выжить, пока шайтан-труба снова будет стрелять готова — или хорошо прячься, или быстро беги. Вот мы и бежали. А потом прятались, ага.
Поляки по части скоростных перемещений оказались тоже не дураки, но в основной своей стратегии, как это вообще свойственно полякам, полагались исключительно на этот гусарский наскок.
По промежуточным итогам: нас два раза чиркануло по щиту, «Гусару» тоже пара оплеух досталась, но оба шагохода ещё сохраняли свои главные калибры — у поляков это были их стандартные ракеты.
«Пересвет» практически на цыпочках крался вдоль прогалины, высматривая врага.
— Ты как там? Видишь его? — Черниговский похоже специально вёл шагоход так, чтобы кабину «Пересвета» из-за растительности видно не было, а я немного торчал над верхушками деревьев. При этом всё-таки мне и чехол мой с наброшенной маскировкой скрываться помогал. «Гусар» должен быть где-то здесь… Ещё пара шагов…
— О! Вижу! Цель на два часа. Стоит, башней вертит. Нас пока не видит.
— Принял.