— Иду! — уже ближе раздался голос, и сестра хозяйка махнула мне на дверь, вытесняя меня из кабинета:
— Пойдёмте-пойдёмте! А то у меня ещё приёмка сегодня…
Мы свернули не в центральный коридор, к главному вестибюлю, а направо и вышли из бокового входа, оказавшись перед сплошным рядом пушистых ёлок.
— Сюда! — Пелагея Кондратьевна бодрым парусником рванула вдоль дорожки правее — и буквально через несколько шагов между ёлками обнаружилась аккуратная ажурная калитка. — Это на территорию преподавательского посёлка, — пояснила сестра-хозяйка.
— Надо ж ты! А я думал, ничего тут нет, только лес.
— Специально так сделано, чтобы семьи больше оградить от шума.
От главной, выложенной прямоугольными плиточками аллейки меж деревьями разбегались боковые дорожки с маленькими указателями-номерами.
— Ой, я же не спросила! — всполошилась вдруг Пелагея Кондратьевна. — Может, вы подальше хотели? Ну, уж посмотрим. Если не понравится, поменяем, да? — не успел я ответить, «да» или «нет», как сестра-хозяйка шустро свернула на боковую дорожку. — Вот сюда проходите! — она быстро шагала впереди, оглядываясь через плечо.
— А большой этот… посёлок? Или как его…
— Довольно большой. Пятьдесят домов. В основном заселены ближние к калитке. Но некоторым господам нравится ощущение глуши и уединения, так что кое-кто и в самой дали занял…
Мы остановились на мощёном пятачке крошечного дворика. Дальше шла лужайка и плотные поросли кустов, отделяющие дом от соседних строений.
— Вот, — Пелагея Кондратьевна приглашающе поднялась на крыльцо и отперла дверь. — Ваши хоромы. Если хотите побольше, это дальше третьей улицы надо идти. Но я подумала, вряд ли у молодого человека детей сильно много… Семи спален вам хватит?
— О, даже с лихвой! А гостиная есть?
— И гостиная, и столовая, и кухня. И все удобства, как и в главном жилом корпусе, это естественно.
— Отопительный контур?..
— Магический, а как же! Вы мне, главное, скажите, Илья Алексеич: наша простая мебель вас устроит? А то ведь некоторые со своей приезжают, венецианской да мадридской всякой, так приходится всё на склад вывозить.
Покупкой особенной мебели ради семи месяцев проживания я озадачиваться не планировал, так что сразу уверил сестру-хозяйку, что не понадобится вывозить ни шкафы-кровати, ни посуду из столовой.
— Вообще-то, многие предпочитают университетскую столовую, — доверительно поведала мне Пелагея Кондратьевна, — особенно когда оба преподают, и муж, и жена. Все почти, если так-то посмотреть. Но вдруг гости к вам? Или заполночь почаёвничать захочется? Поэтому посуду в домах держим, положено, — она вдруг всплеснула руками. — В общем, чего это я? У меня ж там!.. Так! Вот вам, Илья Алексеич, ключи. Осматривайтесь, обживайтесь, а я побежала.
Я остался в одиночестве. Прошёлся по комнатам, прикидывая, которую кто мог бы занять. Выходило, что и Марта спокойно с нами может поселиться, и Хаген, и няня, и даже горничная. Тут можно и библиотечку небольшую собрать — вон, шкаф книжный стоит. О! Кстати! Библиотека же в университете есть! Наверняка Сима там что-нибудь интересное найдёт. А если вдруг скажут, что посторонним не положено — так и я ведь смогу что-то для неё брать, пусть читает! А в лесочке — гуляй, пожалуйста! В выходные можем в город вместе выбираться. Хоть в театры, хоть в филармонию. А то — фильму новомодную посмотреть. Слухи ходят, они теперь не просто с подписями да под рояль, а прям с натуральным звуком.
И так я себе эту привлекательную картинку живо вообразил… Осталось только разобраться — неужели меня и впрямь в преподаватели оформили?
Тут я глянул на часы, вспомнил, что всё ещё, вообще-то, числюсь студентом экстерна, быстро запер дверь и рысью помчался в учебную аудиторию, пока наши на ускорение не загерметизировались.
Следующая перемена была пятнадцать минут. Я прикинул, что вчерне прояснить вопрос мне времени хватит, и как только класс открыли — пулей рванул в ректорат. Забегаю — главной секретарши, которая Алевтина Георгиевна, нету (в отпуске, поди), одна молоденькая скучает.
— Здрассьте, — говорю, — милая барышня! А скажите-ка мне: правда ли, что меня внезапно в преподавательский штат зачислили?
Она этак встрепенулась, села пряменько, бровки тоненькие нахмурила:
— Это кто ж над вами так пошутил?
— Пелагея Кондратьевна, сестра-хозяйка.
— Пелагея Кондратьевна?.. — девушка хмыкнула. — Странно. Не была она замечена в подобных развлечениях… А на какую должность, говорите?
— Так, преподавателем! Петь мальцов натаскивать, для скорости боевой.
— А-а-а! — сообразила девушка. — Так это вы — Коршунов?
— Я, так точно.
— А я уже хотела запрос в Иркутск посылать! — она покачала головой и полезла в высокий стеклянный шкаф, перебирать разномастные папки. — Вот вечно… Ничего толком не доведут… А вам, говорите, вообще не сказали?
— Да я случайно узнал! Поклясться, что ли?
— Нет, это лишнее, — махнула тоненькими пальчиками она, выдернула тоненькую папочку и развязала верёвочки. — Значит, так, Илья Алексеевич, нам с вами нужно много чего заполнить.
— А нельзя ли попозже? У меня сейчас пара ещё одна.
Секретарша поджала губы:
— Последняя?
— Да.
— Тогда после вас жду. Только обязательно. Я только из-за ваших бумаг задержусь.
— Как штык! — пообещал я и помчался назад на учёбу.
Заполнять пришлось реально целую пачку. Мало того, что всякие заявления и листы сведений, так ещё и два комплекта бумаг о неразглашении секретных данных, проходящие по разным ведомствам — магического образования и специальной военной подготовки.
— Интересно, — удивился я, — чего ж теперь подписку собирают, когда мы успели обо всём на разных углах растрепать?
— Положено, — подняла тоненькие брови секретарша. — А вы не переживайте. Раньше вы подписок не давали?
— Нет.
— Вот и спросу за прошлое с вас нет. А теперь дали — обходите тему в разговорах, и все дела.
Ну, логично. Как бы. Но всё равно странно.
ГНЁЗДЫШКО
Рассуждая о том, чего недостаёт в новом преподавательском доме, в ближайший невыездной выходной (в Иркутск, я имею в виду) я скатался до центра города, прошёлся по магазинам, купил игрушек всяких сынишке да детскую кроватку. Не в коляске ж ему спать, в самом деле? А ну как выпадет? Памятуя Серафимины восторги по книгам, зашёл и в книжный, прикупил пару романов про приключения. Спросил у расторопного продавца:
— А не бывает ли у вас книжек для самых малявок? Сказки, что ли…
— А каков возраст малыша? — уточнил продавец.
— Да года ещё нет! Но мать сильно хочет приобщить его.
Вопреки моим сомнениям, парень оживился:
— Извольте! Есть новинка! Для лиц младенческого возраста — самые простейшие песенки и стишки с приятными картинками. Выполнено на жёстком картоне, дабы юным читателям тяжелее было порвать или пожевать книжку.
— А ну, покажите-ка!
Я полюбовался на развороты с песенками про кошечек и коровок. А что, картинки и впрямь приятные.
— Разных по одной.
— Пять различных выпусков в серии, все в наличии.
— Вот все и заверните.
Прибыв на квартиру с обновками, я поместил покуда кроватку в гостиной — пусть Серафима сама решит, где чья комната будет, а то я в этих женских умопостроениях боюсь заблудиться. А книжки красиво на комоде составил. Зайдёт — сразу увидит. Обрадуется.
В следующие выходные мы перебирались в Новосибирск. Переезд немного напоминал прибытие цыганского табора. Вместо кибитки — шагоход, ради удобства наполненный чемоданами, узлами и прочим скарбом. Хаген загодя приготовил специальные резиновые шагоходные штиблеты, аккуратно перешагнул живую изгородь и провёл «Саранчу» на цыпочках до определённого нам двора.
Серафима с Мартой оставили няню Малашу гулять в сторонке с колясочкой, а сами сразу юркнули в дом и начали пальчиками тыкать: чего куда тащить и складывать. Разгружаться помогали присланные Семёнычем дворники. Дело пошло споро.
— Фрайгерр Коршунов, я отгоняю технику в ангар и следую в свою комнату в общежитии? — спросил меня невозмутимый Хаген.
— Нет уж, братец! Придумал ты, в бабском царстве одного меня оставлять! Ставь «Саранчу» и дуй назад, мы нынче все дружно здесь обитать будем, как те зверюшки из сказки — под одной тёплой крышей. Так и искать друг друга не нужно. И мне спокойнее. А то, знаешь, территория пусть и защищённая, а что-то с везением на приключения у меня в последнее время аж зашкаливает.
— Яволь! Явлюсь сюда для определения места пребывания.
Вот кто мастер канцелярского слова! А сам, вижу, обрадовался. Ну, ещё бы! Кто исподволь мамане внушал, что Серафиме в чужом городе не абы какая помощница нужна, а своя, надёжная, а? Надёжней Марты, поди, и не сыскать. И вот те, пожалста! Он здесь — и Марта под боком. Неизвестно, что она сама думает по этому поводу — виду не подаёт.
С этими мыслями вошёл я в дом — а там Серафима над книжечками детскими умиляется.
— Ой, Илюша! Какой ты молодец! И игрушки купил, и книжки. Я уже решила, где будет Аркашина спаленка, надо туда их отнести.
И тут в комнату зашла Марта и спросила:
— Фрайгерр Коршунов, а где взять постельное бельё?
Вот когда я себя пеньком почувствовал. Даже переспросил тупо:
— Бельё?
— Да. Простыни, пододеяльники?.. Я хотела постели заправить.
И тут меня озарило, как выкрутиться, не потеряв лицо:
— А бельё я хотел, чтоб Сима сама выбрала! — брякнул я. — Сейчас вещи разложим и съездим, да?
Сима слегка растерялась:
— Да?.. Я… ой, я с радостью, но прямо сейчас?..
— Я предлагаю, — сказал Хаген, занёсший последнюю сумку, — пока в университетской кастелянной несколько комплектов взять. А потом можно будет и купить, если захотите. Не торопясь.
— Да. Так лучше будет, — согласилась Серафима, и Хаген, сложив морду кирпичом, предложил: