Кушать — хорошо!
Ещё бы!
По коридору загромыхала приближающаяся тележка, Ильзе вкатила её чётко, как на строевом смотре. Вообще, надо сказать, они все тут некой определённой деревянностью отличались. Всё по ать-два, как игрушки заводные. Национальная черта, может быть? Или особый отбор? Ладно, Бог с ним.
— Начнём! Ящики, я вижу маркированные?
— Так точно, господин медведь. Дата изготовления, код продукта.
Учить мне пока без надобности, да и не очень удобно.
— Которые сгущёнка, показывай?
— Вот этот стеллаж, третья полка.
Я сгрузил в телегу сразу пару ящиков. Поставим поближе в свободной комнате, чтоб за каждым разом не бегать.
— Повидло, говоришь, ещё было?
Так мы по очереди загрузили телегу всеми возможными видами провизии и покатили обратно по коридору.
— Ильзе, иди кофе ставь, я Эмме открою.
За дверью палаты Эмме было подозрительно тихо. Я уж подумал — может она того, петельку со страху накинула? — но нет! Сидит тихонечко на кроватке, ручки под себя подсунув, прям-таки аллегория уныния.
— Вставай-вставай! Штанишки одевай! — рыкнул я.
Эмме с удивлением воззрилась на свои ноги. В штанах.
— Детский стишок, — пояснил я. — Бодрящий. Пошли, Ильзе кофе варит.
Заслышав про кофе, Эмме слегка оживилась.
— Ещё бы бутербродик или хотя бы булку к этому кофе!
— Булок не обещаю, но галеты с повидлом есть.
Ильзе уже выставляла банки на стол.
— Открывать строго при мне! — сурово рыкнул я.
— Как скажете, господин медведь. Вам тушёнки?
— Да, давай десяток банок, для разминочки.
Она слегка озадачилась:
— К сожалению, нет большой миски…
— Крышка от вчерашнего бака есть. На неё выкладывай.
Эмме уже шустро намазывала на галеты повидло, мастеря примитивные пироженки.
— Ох, девчонки! Молоко сладкое, повидло сладкое. Слипнутся у вас попы. — Они дружно и весьма изумлённо уставились на меня, а я пояснил: — Мне мама говорила, но это неточно.
Эмме фыркнула. Уже хорошо. Враг, который ест вместе с тобой и смеётся вместе с тобой — не совсем уж и враг. Есть шанс перетянуть на свою сторону.
Хорошо, что мы мясо едим… — Зверь с опаской покосился на повидло. — Хотя пахнет вкусно.
Не боись, на нашу массу пара банок сладкого не повлияет.
А как же мама? С мамой спорить страшно.
Думаю, в этом случае она больше шутила.
Точно?
Сто процентов.
Это хорошо! — Зверь внутренне облизнулся.
Ну что…
— Приятного всем аппетита! — объявил я и принялся за свою порцию. И только когда закончил, увидел, какими глазами на меня смотрят Эмме и Ильзе. Само собой вырвалось неловкое покашливание (естественно, больше похожее на рык). Ядрёна колупайка, только хуже! Или лучше? Они же должны нас бояться? Н-ну, если с этой стороны смотреть… — Эмме, будь любезна, пару банок повидла мне в какую-нибудь тарелку выложи. И отнеси к Хагену, я рядом с ним посижу.
Хаген выглядел пугающе неподвижно, но приборчики продолжали мерно шуршать и пикать. Надеюсь, всё нормально. Эх, хорошего целителя бы сюда…
Я смаковал повидло, как конфетку, и раздумывал о том, что наличие запасов сухого пайка в каждом блоке значительно снижает сложность присмотра за базой. Судя по тому, что на медблок полагался целый склад, кто-то умный рассчитывал, что возможно каждой из частей базы придётся сидеть взаперти месяц или более. Я посмотрел на Хагена:
— Сильно надеюсь, дружище, что ты придёшь в себя раньше.
В звуках приборов ничего не измелилось. А я так втайне ожидал, что сейчас он чудесным образом откроет глаза, да ещё и, чего доброго, встанет и своими ногами пойдёт шагоходы проверять… Эх.
Ладно.
Сейчас у меня четыре зоны приложения внимания: казарма техников при ангаре, казарма пилотов, кухня и, собственно, лазарет. Неплохо было бы подсократить, а? Поразмыслив, я решил, что к техникам даже не пойду. Сидят — и пусть сидят. Лишний раз повод разбегаться давать не буду. Пилоты тоже у себя заперты. Лаборантов им уже добавили, а не присовокупить ли туда ещё и кухню? Не пришей кобыле хвост она осталась. Тем более, что я уже принял решение отказаться от всяческой готовки. Пусть кучкуются все вместе, баррикадки из подручных материалов там внутри строят, а?
Сказано — сделано!
Я посмотрел на вылизанную до блеска тарелку и потопал тележку разгружать. Глядишь, в столовой ещё чем-нибудь вкусненьким разживусь?
— Снова пойдём в столовую? — спросила Эмме, глядя на мои манипуляции.
— Один пойду. Я ж тебя, вроде как, съел.
Я подмигнул ей обоими глазами (насколько это было возможно в медвежьем теле) и вытолкнул тележку за двери медблока.
ПЕРЕГРУППИРОВКА
Про вечное тщательное запирание всех дверей можно не буду писать? Я не собирался ослаблять контроль ни на секунду до тех пор, пока ко мне не придёт помощь. Точнее, пока я не вернусь с помощью. Выход я видел только один: дождаться, пока Хаген малехо не одыбает, оставить ему оружие и бежать к нашим на базу. Даже если мне удастся сообразить, как работают превращения, бежать всё равно придётся медведем. «Саранча» в текущих условиях восстановлению не подлежит, а местным машинам веры нет. Примёрзнут на полпути — и кукуй. Да и подстрелят их свои же на подходе.
С этими мыслями я натурально корячился по коридорам. И так мне тесно, так ещё телегу зубами направлять приходится. А она, холера, вихляется вправо-влево, пень горелый!
Еле как дотелепался до столовой. Отпер. Вкатываюсь со своей телегой — а повар тут как тут, как Петрушка из-за ширмы, выскакивает:
— Доброго утра, господин медведь! Как спалось?
А у самого глазки блестят — зуб даю, задумал что-то!
Кому будем зуб отдавать? — не понял Зверь.
Это поговорка такая. Значит: моя правда.
Ёрзает он как-то странно, — с подозрением высказался Зверь.
И я тоже так думаю. Не иначе, пачку с крысиным ядом нашёл.
Порвём его?
Мараться ещё. Потом опять мыться вниз ходить…
А что, мне понравилось!
Повар забеспокоился — всё-таки, я напротив него молча стою и намерения мои неясны — и суетливо предложил:
— А мы вам новую порцию мяса приготовили! Заберёте или тут изволите откушать?
Посмотрел я на него внимательно:
— Что ж делать? Тащи, — и когда очередной бак был выставлен пред мои светлы очи, добавил: — только я сегодня без пробовальщицы. Съел я её, видишь ли. Придётся тебе пробовать.
Глазки у повара мигом забегали, ручонки затряслись:
— Секундочку, господин медведь! Возможно, я позову официантку, и она сможет заменить вам милую Эмме?
— Ах ты ж, любила жаба гадюку… — сердито прорычал я. Как у них товарищество-то здорово поставлено! — А ну, зови всех!
Через секунду все четыре поварских работника стояли в ряд перед кастрюлей.
— Кто готов попробовать? — ласково спросил я. — Сегодня есть никого не буду. Просто дегустируем. На меня смотреть!
Вся четвёрка мгновенно вытянулась по стойке смирно, и одна из официанток осторожно подняла руку:
— Я могу.
Вторая просто продолжала бояться, а повара — оба, оба, суки! — с облегчением выдохнули.
— Так. Ты и ты, — ткнул я в официанток когтем, — рассказывайте, что есть на складе из консервов?
Они явно удивились смене темы, но начали перечислять. Услышав нечто новенькое, я живо составил для себя список желаемого и велел:
— Сейчас взяли телегу и нагрузили мне кукурузы, фасоли, компотов всех, какие есть… — я секунду посомневался, — да и зелёного горошка тоже. Ящиками!
Будем питаться разнообразно.
Официантки выдохнули, словно спущенные воздушные шарики, и унеслись с телегой на склад. А я навис над поварами:
— А вы — жрите! Или я вам головы откушу!
— Вы же сказали, сегодня никого… — начал повар.
— Я передумал! — рявкнул я и для убедительности разрешил Зверю зарычать во всю мощь лёгких.
Оба в ужасе схватили по куску и начали жевать:
— Довольны?
Они только мычали и размазывали по лицу то ли слёзы, то ли слюни… Первым свой кусок уронил повар. Схватился за горло, посинел.
Это мы должны были так?.. — с тревогой спросил Зверь.
Конечно, кому ж они целый бак наготовили?
Тётка больше мусолила край и подвывала, она протянула даже до тех пор, когда из склада появилась до верху гружёная тележка. Вот тут она схватилась за горло, заскребла ногтями. Официантки остановились как вкопанные, продолжая придерживать ящики.
— Что смотрите? — спросил я их мрачно. — Эти двое хотели накормить травленным мясом вас. Можете сказать спасибо, что нынче вас обеих пронесло мимо смерти.
— Спасибо, — ответила побелевшими губами та, что вызывалась попробовать. Вторая просто продолжала таращиться в ужасе. — Мы унесём? Это же нужно… утилизировать?
Я уж хотел было согласиться, но тут у меня возник новый план.
— Оставьте. Если боитесь, записку сверху прилепите, что мясо отравлено.
— Хорошо, господин медведь.
Записка была тут же написана и прижата к крышке кастрюли пустым стаканом.
— А теперь толкаем телегу в медблок. Веселее, девочки! Сегодня больше никто не умрёт.
Попытка поваров отравить меня, естественно, злила. Таким неприятным зудящим воспоминанием.
Зато мы живы, а они сдохли! — безапелляционно заявил Зверь.
И верно! Нечего киснуть. И телегу теперь не я толкаю, какая красота!
Внутрь медблока я никого, естественно, не впустил. Там же «сожранная» Эмме!
— Оставили тележку и развернулись. Идём в казарму к пилотам.
Девушки на секунду замешкались.
— А почему туда? — спросила та, что посмелее.
— Потому что в кухне вы мне больше не нужны.
Тут они переглянулись с ещё большей тревогой.
— Господин медведь, — внезапно выдавила из себя трусиха, — а не могли бы вы не запирать нас в компании столь большого количества мужчин?
Я аж потерялся. Рассматривать ситуацию с