Начал подниматься — как раз женщина, что я родителям по хозяйству нанял помогать, навстречу выглядывает:
— Ой, Илья Алексеич! А я думаю: кто ещё подъехал⁈
— А у нас кто?
— Да все собрались! И сёстры ваши все с мужьями, и дядья пришли, и даже Серафимы Александровны папенька! Экие новости, волнуются ж все!
— Какие-такие новости? — слегка встревожился я.
— Так письма! Серафима Александровна всем прислала, а маменька ваша испугалась, не случился ли с ней нервный срыв, от чрезмерных-то нагрузок. Вот…
Так-так, похоже, маман спешно собрала семейный совет. И тесть здесь. Тем лучше!
— Так, Фрося, проводите-ка господ Фридриха и Эльзу в гостевые комнаты, чаю горячего подайте с какой ни есть выпечкой да покажите, где у нас удобства, а я к родителям пойду. Они где?
— А где и все ж! В большой гостиной!
— Спасибо!
Я ещё раз тщательно протёр сапоги и побежал вверх по лестнице.
Дверь в гостиную стояла приоткрыта.
— Я, дамы и господа, на самом деле очень переживаю, — говорил Серафимин отец. — Она ведь у меня как цветочек в теплице росла. Ни забот, ни тревог не знала. А тут — лейбфрейлина, виданное ли дело! Это же такая ответственность! А трое малолетних детей! И двух месяцев не проходит с последних родов — муж уходит на фронт. Вы читали сводки? Жестокость японских войск — это же ужас, что такое! Немудрено, что у неё могли сдать нервы.
Я прям представил, как он скорбно качает головой.
— Нервы нервами, — озабоченно вступила матушка, — а вот это вот что? — зашуршала бумага, и маман попросила: — Читай, Алёша, у меня руки трясутся.
— Мама, выпейте чайку успокоительного, — расстроенно попросила Лиза.
— Да погоди-и! — отмахнулась маман, а батя размеренно зачитал:
— «Сообщаю вам новость, в которую я и сама не сразу могла поверить. Кайзер Германской империи даровал Илюше герцогский титул и землю. Правда, замок маленький, раза в три меньше нашего дома в Карлуке, но настоящий. И Маша (то есть Великая княгиня Мария) сказала, что мне отныне не по чину быть её лейбфрейлиной, раз уж я стала герцогиней Топплерской, но мы всё равно останемся подругами…»
— Вот что это? — не выдержала маман. — Может, её из лейбфрейлин попросили, так она с расстройства такого себе навыдумывала?
Всё! Пожалуй, хватит слушать.
— И ничего она не навыдумывала! — объявил я, входя в гостиную.
— Ой, Ильюша! — обрадовалась маменька и кинулась мне на шею.
Некоторое время было очень шумно, я всех приветствовал, обнимал, жал руки. Наконец все снова расселись.
— Так, Илья, — отец улыбался, но всё ещё немного тревожно, — что за история с Топлерами этими? Рассказывай!
— Да не с Топлерами! Это владение так называется — замок Топплер, на клочочке земли посреди озера. А я — по нему — герцог Топплерский. И жаловал титул действительно германский император, но наш государь, Андрей Фёдорович, титул признал и даже земельки отсыпал.
Ну и страшный поднялся же гвалт, я вам скажу! Покуда батя не прикрикнул:
— А ну, цыть! — наступила тишина, и он велел: — Так, давай-ка сначала.
Рассказал я всю историю от начала до конца, со всеми вывертами, и даже как в Новосибирск меня государь отправил супругу порадовать, и как я назад вернулся, и как снова сюда сегодня прибыл.
Тут до мамани дошло:
— Как⁈ В моём доме — и прямо германский принц⁈ — поразилась она.
— А что такого? Чего вы в ажитацию впадаете? Русского Великого князя вы уже изволили принимать и чаем с плюшками его поили. Так германский не важнее нашего будет.
Этот смешной аргумент неожиданно успокоил матушку.
— Действительно! Наш-то русский поважнее! Да и на свадьбе друга твоего, Серёженьки, с родителями его за столом сиживала. А они такие князья важные, не немецким чета. Чай, не лыком мы шитые.
— А чего они к нам-то не вышли? — с любопытством спросила Катерина.
— Так — семейный совет, — развёл руками я.
— А всё, нет совета! — радостно всплеснула руками маман. — Всё разъяснилось! Девки, помогайте-ка мне, сейчас ужинать будем. Вот и посмотрим на ентого Фридриха!
ЧУДНЫЙ НЕМЕЦ
За такое радостное событие на столе появились и наливочки. Фридриху усердно подливали, все хотели с ним чокнуться и хоть маленько поговорить — и, что удивительно, разомлевший принц о чём-то довольно уверенно толковал с батей, дядьями и зятьями.
Между делом я отвёл в сторонку Афоню и переговорил с ним и о разработке железнорудного месторождения, и о приобретении пары, а то и тройки транспортных дирижаблей конкретно под это предприятие, и о своём видении Фридриха в этой системе. Афоня страшно озадачился, сказал, что думать будет, искать варианты поинтереснее.
Постепенно дядья разошлись, сёстры с зятевьями кто домой укатил, а кто и в гостевых комнатах устроился. Серафимин папа откланялся — оказывается, его это был неузнанный мной автомобиль. Дом затих.
Особого смысла идти в свой дом, где вся мебель стояла затянутая в чехлы, я не видел. Решил в старой своей комнате лечь, где ещё достопамятное объяснение с Серафимой происходило, когда ей письмо зловредное подослали. Пошёл — а из малой гостиной матушка мне навстречу.
— Маманя, а вы чего не спите?
— А вот бельё тебе постельное свежее постелила! Да водички на ночь в кувшинчике поставила.
— Вы ложитесь уже спать, день сегодня долгий был.
— Да неловко как-то, Ильюша, когда гости-то не спят.
— А кто не спит? — удивился я. У нас в семье буйных нет. Посидели, выпили — да на боковую.
— Так немец твой! — всплеснула руками матушка. — Ходит-ходит по комнате, вздыхает. Аж в коридоре-то слышно. То на балкончик выйдет, постоит. А вдруг им надо чего? Мож, спросить стесняется? Или болит чего? Ты бы зашёл, узнал у него, а?
— А давай и схожу, узнаю! — пока не разделся, действительно. — В какой они комнате?
— А пойдём, я провожу, — заторопилась маманя.
В коридорчике, в который выходили двери четырёх гостевых комнат, мы остановились.
— Вот в этой! — шёпотом сказала маман, для верности ткнув в дверь пальцем.
И впрямь, слышно было, как за дверью кто-то прохаживался, подходил к окну, отодвигал штору (побрякивали кольца гардины), вздыхал и что-то бормотал. Вот скрипнула дверь…
— На балкон вышел! — прошептала маман.
Спустя буквально полминуты Фридрих (а, судя по шагам, это был он) вернулся в комнату. Ещё бы! В рубашечке ночью на балконе у нас даже летом холодно. В комнате приглушённо заговорили по-немецки.
— Ты спроси, а я там подожду! — маман живо ретировалась, оставив меня перед дверью.
Что ж. Я осторожно стукнул. Несколько быстрых шагов, и Фридрих распахнул передо мной дверь. Удивился:
— О! Иллийа Алексеевитш?
— Что случилось? — сразу испугалась Эльза.
— Да я у вас хочу спросить, что случилось. Маман переживает. Поди, говорит, узнай: может болит у человека что-то?
— О! Найн-найн! Я есть здоров! — заверил меня Фридрих.
— А что ж не ложитесь?
Немцы переглянулись, и Эльза, стесняясь, сказала:
— Мы очень хотеть посмотреть настоящий русский медведь!
— Чего?.. — я аж потерялся.
— Я! Я! — обрадовался Фридрих. — Дер бээр! Метведь!
— Да-да! — вытаращив глаза, вторила ему Эльза. — Мы много раз слышать, что здесь медведь свободно ходить по улица…
На звук голосов выглянул слегка уже заспанный Афоня, узнал, в чём дело, и начал хохотать:
— Ну вы даёте! Откуда они возьмутся вам, медведи?
За ним высунулась Катерина в накинутой на ночную рубашку шали, с лестницы заглянула маман. Веселье ширилось!
— Но… Это же Сибирь? — на всякий случай уточнила Эльза.
— Так это ж деревня! Здесь народу сколько! Собаки! Ружья! Медведь — он не дурак, к людям лезть, — наперебой объясняли все.
— Так что, в город тоже нет медведь? — разочарованно спросила Эльза. Фридрих явно был расстроен.
— Ну, изредка бывает, забредают, — вытерев слёзы с глаз, согласился Афоня и обратился к остальным: — Но когда последний раз было? Лет пятнадцать назад?
— Да больше! — возразил я. — Я ещё в гимназию не ходил! И то, вышел к дальним выпасам, пастухи его с собаками прогнали. А чтоб в Иркутск?..
— Вскоре, как мы приехали, забрёл молодой, — вспомнила маман. — Лиза ещё маленькая была. К губернатору залез на задний двор и из бачка с отходами повытаскал все арбузные корки, а потом полбака бражки на летней кухне выхлебал да уснул.
— И куда его? Пристрелили? — Кате было явно жалко молодого и глупого мишку.
Маман усмехнулась:
— Так же дочки губернаторские пожалели. Не убивайте, дескать, такой он славный. Пришлось папаше вольер ему организовывать. Так с него наш зоопарк-то и начался. Сперва небольшой зверинец, а уж в последние годы всяких навезли. — Маман махнула рукой. — В общем, медведей не будет! Ложитесь спать!
— Да не расстраивайся, Фридрих! — Афоня слегка хлопнул немца по плечу. — На севере как начнём рудник разрабатывать — вот там медведей будет сколько хочешь! Дикий край. Насмотришься ещё.
ЭТО ЧЕЙ ЕЩЁ ТАКОЙ ГОЛОС???
В общем, разошлись мы по спальням, посмеиваясь. А назавтра в обед мне уже предстояло лететь обратно — оказия подвернулась в виде проходящего на восток Афониного «Бычка» — грех не воспользоваться! Тут мне не простую каюту предложили, а хозяйскую, с отдельным кабинетиком и даже с душевой комнаткой. Да и питание на борту было приличное, не сухой паёк. Библиотечка небольшая, опять же. В общем, долетел я со всем возможным комфортом.
Явился в расположение, а вокруг наших палаток опять крик стоит, Иван аж вокруг стола бегает, да и остальные такие сердитые все, подкрикивают.
— И что тут у вас? — сходу спросил я. — Что за шум, а драки нет? Опять лиса чего учудила?
— А что, чуть что — как сразу лиса? — возмутилась Айко. — Бедную кицунэ все обидеть норовят!
— Да при чём тут лиса! — сердито отмахнулся Иван. — Тут вон что! Нет, ты глянь! Ты глянь! — затряс он передо мной какой-то листовкой.