— А банька у вас есть? — спросил вдруг Иван.
— Конечно!
— Ну всё, господа! Где ещё вы найдёте столь великолепные условия⁈
— Тебе бы рекламным агентом быть, — усмехнулся я.
Сокол мгновенно посмурнел.
— Чего ты? — я спросил тихо, и он также тихо ответил:
— Не хватает мне Петьки. Переживаю. Доклады через третьи руки из госпиталя достаю. Каждый день…
— Плохо? — догадался я.
— Состояние стабильно плохое. Говорят: скажите спасибо, что «стабильно», а то было ведь «критически». — Он словно через силу улыбнулся: — Ладно. Обещают прогресс. Но не быстрый. А я молюсь, брат. Никогда столько не молился… — Он вдруг довольно резко встал и объявил во всеуслышанье: — Господа! Я прошу выпить за здравие нашего друга Петра, который находится в госпитале в тяжёлом состоянии. И… вспомнить его в вашем обращении к Богу… по мере сил… Официант! «Крымского заката» всему заведению, за мой счёт!
ВОТ УЖ ТАБОР ТАК ТАБОР
Потом мы вызвали десятиместный омнибус, в который уместились слегка разомлевшие геологи, и отправили его по адресу в Карлук. А мы с Иваном на моей «Победе» помчали к нему на квартиру.
— Да-а-а уж, — пробормотал я, оглядывая жилище, которое, похоже, года три назад кто-то спешно покинул, а после никто в нём и не жил, — запустение, иначе не назовёшь.
— Это, брат, я уже бригаду уборщиков вызывал. Они самую паутину по углам собрали да выкинули хлам, бумаги какие-то валялись. Помыли тут, — Сокол усмехнулся: Сквозь окна хоть улицу стало видать. А то глянешь — не понять, то ли день, то ли вечер.
Да уж. Но мытьём не исправить полинялость обоев и общее унылое настроение казённых комнат.
— Барахла-то много? — пустой коридор откликался эхом.
— Да какое там! Пара чемоданов.
— Бери да поехали. Толку тут стоять?
— И правда! — Иван живо захлопнул раззявленный чемодан, застегнул замки. — А второй там в коридоре стоит. Он с тёплыми вещами, я его и не открывал ещё.
— Ну и поехали.
Мы даже успели нагнать омнибус с геологами, только-только сворачивающий на Карлук. Не знаю, кто уж успел заметить наше приближение, но на двор успели высыпать все. И ворота настежь распахнули, чтоб въезжать удобно.
— Иван Кириллович! — всплеснула руками маманя, завидев великого князя.
— Евдокия Максимовна! Алексей Аркадьевич! — Сокол, не чинясь, матушку мою обнял, бате руку пожал, потом Хагену, — Приветствую! — потом Фридриху: — Рад видеть! — С прочими дамами (в лице лис и помощницы Фроси) раскланялся.
Из омнибуса выбрались геологи. Им я, как положено, представил всех присутствующих. На принце Фридрихе в наряде дворника и с метлой их, кажется, слегка переклинило. Только Панкратов всё улыбался. И когда он последним входил в дом, я спросил:
— Что? Как твои товарищи?
— Ничего, привыкнут. Я тоже поначалу обалдевал. А потом понял: где ты, там всё время что-то необычное происходит. Так что — нормально.
Вечером я смог связаться с Серафимой. Обрадовал, чтоб завтра меня к вечеру ждали. Да не одного, а с Хагеном и даже с Иваном. Великий князь заявил, что раз пошла такая петрушка, без него — никуда! А то, дескать, все приключения мимо великокняжеского носа проплывут. Я хотел ему сказать, чтобы так уж не настраивался на интересности. Приключения — они сами тебя находят. А когда ты вот так специально надеешься на них выскочить — фигу тебе с маслом. Но не стал разочаровывать. Уж такой Иван довольный был, как ребёнок в ожидании новогоднего подарка. Пусть.
Посреди ночи нас разбудил страшный грохот.
Все повылетали во двор в исподнем — кто в чём спал. А там Хотару посреди двора сидит — сама чумазая, словно её в угле вазюкали, волосы торчком, хвостик ёршиком, глахёнками — луп-луп.
Маманя (моя) как увидела её, только фыркнула:
— Я ж вам говорила: туда нельзя. Предупредила ведь, чтоб носы свои любопытные не совали. Скажи спасибо, что жива осталась.
Да-а уж. Есть у матушки сарайчик специальный. Там шибко сильные травки-порошки хранятся. Завела она его, как с монастырём Марка Печерского работать начала. Их же схимники приезжали, специальную защиту поставили — чтоб никто кроме мамани туда войти не мог. А Хотару день терпела, два терпела, а на третий не выдержала.
Мелкая лиса шмыгнула носом и посмотрела на мать, которая стояла рядом — белоснежная такая, руки под грудью сложены.
— А что ты хотела? — строго сказала мать. — Тебя предупреждали. Благодари за науку и пошли, мыть тебя будем.
Вот такие у нас пироги с котятами, ядрёна колупайка.
Хулиганский набросочек на тему Хотару, сунувшей свой нос куда не след здесь:
https://author.today/art/191857
26. СПЛОШНЫЕ ПОЛЕТЫ
ПРОЩАЙ, НОВОСИБИРСК!
Хорошо, наш дирижабль отправлялся в одиннадцать, иначе мы бы после ночных подскакиваний летели вовсе как чумные. А так — все в приподнятом состоянии духа. За семьями летим!
Очень похоже было, что свободных мест на борту вообще-то не было, и каюту нам выделили офицерскую, спешно освободив её от личных вещей и перестелив бельё на чистое. Две койки снизу да две сверху, откидных. Впрочем, не так долго нам и лететь, мы б могли и вовсе сидячими местами обойтись.
Однако капитан «Кречета» сильно проникся явлением герцога и тем паче великого князя, и встречали нас с большой помпой. Мало того, он самолично нас всех ещё и сфотографировал, обещал на капитанском мостике карточку повесить, а вторую — прямо в пассажирском салоне, чтоб люди видели, кто бортами товарищества летает!
Не успели сесть — Иван дежурного матроса окликнул:
— Голубчик! А организуйте-ка нам три рюмочки.
— Сей момент! — умчался тот.
— Хороши мы будем, — проворчал я, — когда косые к жёнам притащимся.
— Да брось, Илья! — Сокол достал из портфеля сороковку*. — Тут нам всего-то по паре рюмок. К тому ж это — наливка. Так, для поднятия тонуса.
*Мера равная сороковой части стандартного ведра, 308 мл.
— Тогда уж давайте и обедать, — предложил Хаген.
Маманя, как положено, собрала нам с собой как на Маланьину свадьбу, целый куль. Под лозунгом «а что ещё в дороге делать — ешь да спи!» Так мы по итогу и поступили — наелись от пуза, да завалились на полки. Отрубились с чистой душой. Один Хаген поначалу ворочался — это он после того как узнал, что по приезде его ждёт должность помощника начальника училища. Иван заявил, что фон Ярроу подходит по всем пунктам, как никто другой: дотошная скрупулёзность, пунктуальность, преданность (мне, поэтому обязанности свои будет исполнять не за страх, а за совесть), ну и Венская военная школа с отличием. Все звёзды сошлись, как говорится.
Обсудили мы и Щвеца с Пушкиным. Сокол согласился, что парни что надо, и спецы отличные, исследовательский блок новой школе нужен, и он лично (как начальник) берёт их под своё крыло.
В Новосибирск прибыли почти к пяти вечера. У посадочной платформы нас уж ждало заказанное такси, помчались в университет — а там…
Ждут нас! — оповестил меня Зверь, едва мы вошли в калитку преподавательского городка. — Запахи какие вкусные, чуешь⁈ И радость! Много радости!
Ноги сами невольно понесли быстрее. А на поляне рядом с нашими домиками — стол накрыт! И Серго над шашлыками колдует! И жёнушки наши хлопочут, такие нарядные все…
— А вот и мы! — радостно заорал Сокол.
Пень горелый, что началось! Не знаю, как меня не разорвали на сотню медвежат…
Хороший вышел вечер. А уж ночь…
Наутро мне пришлось лечилку принять, иначе тушка отказывалась подниматься, а ноги идти. А идти нужно было! К ректору заглянуть, попрощаться по-человечески. Всё же и служилось и жилось нам под его началом хорошо. А к обеду мы уже спешили в воздушный порт — я и Хаген с нашими семействами. Торопиться надо было, если завтра мы хотели выдвинуться на железнорудное месторождение. А ещё жён-детей обустроить, Фридриха подобрать.
Сокол задерживался на день. Обещался проконтролировать погрузку скопившегося за год разнообразного хозяйственного скарба — вечером проходил мой грузовой «Дельфин» в сторону Иркутска, на нём мы сразу всё и отправляли. И самое главное — отправляли «Саранчу», а Иван был тем пилотом, которому я всецело доверял.
На самом деле всё было уже упаковано, и, глядя на целую гору свёртков, коробок, кулей и узлов, я сто раз успел порадоваться, что не стал заморачиваться покупкой посуды и (главное!) мебели. И без того непонятно, где вся эта масса вещей до сего дня пряталась. Это уму непостижимо, сколь плотно человек обрастает мелочами, как капуста листами, натурально…
Мы успели обсудить это с Соколом и Серго, и они тоже порадовались, что мебель у них вся казённая.
— Меня что удивляет, — разводил руками Серго, — это детская. Такой маленький человечек, да — а вещей у него в три раза больше, чем у меня! Люльки, качалки, ходилки, креслица…
— А игрушки? — вопросил Сокол. — Я игрушки вчера укладывал. Восемь коробок! И все, не поверишь, полезные!
Поудивлялись мы и распростились. Нам было пора уж выдвигаться, а то просохатим курьер, придётся на обычном пассажирском чуть не двое суток черепашиться.
ЛЕТИМ
На сей раз нас с фон Ярроу расселили по двум каютам — семейственно. Но всё равно то они к нам заглядывали, то мы к ним, да ещё учитывая, что детям на одном месте сидеть скучно. Даже мелкие, на ручках у нянь сидя, всё пальчиками тычут — то туда неси их, то сюда, что уж говорить об Аркашке, которому всё было интересно и хотелось куда-то бежать. Бегал с ним в основном я. Умаялся, хлеще, чем с лисьими тренировками. Когда сын наконец-то устал, поел и уснул, у меня прям ноги отламывались.
И в этот момент меня подловила Серафима.
— Илюш, а я бы хотела с тобой съездить, — сказала она, сев рядышком и пристроив головку мне на плечо.
— Куда? — я сперва аж не понял.
— Ну… на разработки эти.
— Так хочется рудник посмотреть? — удивился я.