Я вскочил:
— Ваше величество!
— Сиди-сиди, Коршун! — махнул рукой Андрей Фёдорович. — Я сегодня запросто, без чинов. Да глаза-то не таращь, будто кол проглотил! Расскажи лучше, что про принца вызнал и вообще, всю историю твоих последних похождений. От тебя послушать хочу, а не то, что мне в докладах переврали.
Пришлось рассказывать — почитайте, третий раз за день. Государь слушал хорошо, внимательно, вопросы задавал дельные.
— Так что, Илья, выходит, если б не конвенция международная о вассалитете — не случилось бы с тобой этакого конфуза?
— Истинно, Ваше величество! Предлагаю вовсе выйти из этой дурацкой договорённости! Чем нам обычное соглашение о пленных не подходит? Вы посмотрите, до чего меня эта конвенция довела! Куда ни плюнь — со всех сторон немцы вываливаются.
Тут государь с удовольствием посмеялся.
— Я подумаю над этим предложением. Теперь вот что. А чего это ты не ешь ничего? — вдруг спросил он. — Не дело! Ну-ка, налегай! Мы с тобой, братец, не далее как завтра на званый обед пойдём, так ты привыкай в высоком обществе держаться. Там мне надобно, чтоб ты как рыба в воде себя чувствовал, безо всяких конфузов. Вот как ты в столовой с племяшом моим запросто откушиваешь?
— Так там компания молодая…
— Вот меня уж и в старики записали!
— Простите, Ваше величество, я не в этом смысле!
— Ну-ну, давай без этих кренделей… Ешь да слушай. Коли тебе легче будет, считай, что это приказ. Так вот, Илья, полагаю, что папенька одного из твоих вассалов, получив некую весточку, обязательно пригласит меня на обед, от которого я отказаться могу, но не хочу. — Государь посмотрел на меня хитро. — Он-то надеется, что в качестве сопровождения я за собой Фридриха притащу. А я явлюсь с помощниками, среди которых будешь и ты. И в нужный момент ты, Коршун, выступишь. Главное, запомни, что делать и говорить надо, а чего ни в коем случае нельзя…
Понятное дело, что пришлось мне некоторым образом остаться в гостях у императора. Зато — офигеть какая у них тут ванная! Как бассейн! Отмяк и отмок я за всю неделю метаний по вражеским тылам. И форму мне на смену принесли, а ту всю в чистку сдал. Из развлечений — вид на сад да цельный шкаф с книгами, так я весь вечер и прочитал, а потом с чистой совестью продрых.
Утром позавтракал в гордом одиночестве. Потом явился цирюльник, бороду мне выбрил, усы в идеальное состояние привёл.
Снова читал да яблоки со скуки грыз, целую вазу мне приволокли. За обедом, думал, опять буду один сидеть — ан, нет, является торжественный слуга с моей парадной формой:
— Илья Алексеевич, к двум просят быть готовыми. Вы отправляетесь сопровождать его Величество.
— Понял, — говорю, — не дурак. Есть быть готовым.
А всё ж таки не по себе. Впрочем, не съедят же меня там?
Подавятся.
Очень надеюсь.
В САМЫХ ВЕРХНИХ КРУГАХ
Государя российского сопровождали несколько военных в разных чинах (не совсем понятного мне назначения). Я в этой небольшой толпе весьма надеялся затеряться. Держался позади, молчал, резких движений не делал.
Прошли мы порталом в гораздо более помпезную, нежели вчера, столовую. Стол на изрядное количество персон накрыт, золото, хрусталя́, цветочки в вазочках.
Смотрю — с другой стороны тоже открывается портал, и оттуда самолично кайзер со свитой валит. Вильгельм десятый, которому за латинскую Х добрый русский народ насочинял всяких прозвищ, на «х» начинающихся.
Это что же — мы не к нему прибыли? Поди, на нейтральную территорию, чтоб никому не зудело «царственного брата» за жабры прихватить. Мне, понятно, ничего не объясняют. Один из секретарей только, смотрю, поближе держится да в случае чего кивает мне иль глазами таращит, мол: туда ходи, сюда вставай. Вслух-то подсказывать не по этикету, так он старается изо всех сил. Аж жалко мне его стало, в этакой неудобной диспозиции.
Кайзер русское представительство глазом окинул, понял, что сыночка не привели — насупился. А наш Андрей Фёдорович словно и не замечает этой надутости. Первый за стол сел, да этак радушно всех приглашает, дескать: садитесь-садитесь, господа, потолкуем по-свойски. И тут, к моему вящему изумлению, оказалось, что не только Андрей Фёдорович по-немецки бодро шпрехает, но и Вильгельм Вильгельмович — по-русски весьма свободно, и даже почти без акцента!
— Угощайтесь, господа! — щедро повёл рукой русский император, и вся наша половина принялась угощаться. А как не есть-то, когда приказ?
Немцы-то нас самих сожрать готовы.
Ну ещё бы! О таких делах речь вести собираются!
— Спасибо, мой царственный брат, мы сыты, — благовоспитанно выдавил кайзер.
— Да перестань, Вилли! — Андрей Фёдорович был само радушие. — Ну какие разговоры на голодные зубы! Ты посмотри, какая славная икорка? Говорят, ты предпочитаешь чёрную? А я, брат, более — красную. И именно чтоб дальневосточную. Очень, очень хороша!
Он его нарочно дразнит?
Надо думать, да.
В таком духе разговор продолжался, пока русский император не изволил отведать не менее пяти блюд. Ну и мы налегали — со вкусом, но без жадности. Приличия, всё ж таки!
Кайзер ждал, изо всех сил не раздувая ноздри. Свита его на протяжении всего обеда сидела, не шевелясь. Разве что кое-кто крепче прижимал к себе папочки (в которых, полагать надо, лежали очень важные бумаги) и плотнее поджимал губы.
Наконец понесли кофе и десерты. К этому моменту кайзер дважды почти взял себя в руки и дважды вновь озверел, будучи подкушен тонкими русскими поддёвочками. Снаружи это проявлялось разве что сильнее сжавшимися челюстями да покрасневшими глазами, но Зверя не обманешь!
— Полагаю, сейчас мы можем перейти к делу? — спросил Вильгельм, резко отодвинув в сторону нетронутую кружечку кофе. Напиток плеснулся на блюдце.
— Очень, очень вкусный кофе, — с удовольствием сказал Андрей Фёдорович. — Могут же, шельмы, когда захотят. Что ж, давай и о делах.
Кайзер сцепил перед собой руки:
— Насколько мне известно, мой царственный брат, Великая Германская империя не объявляла и не вела военных действий в отношении Российской империи.
Андрей Фёдорович выжидательно и как бы слегка удивлённо приподнял брови.
— В свете этого я хотел бы знать, — в голосе Вильгельма Вильгельмовича заскрежетал металл, — на каком основании русская армия захватила демонстрационный германский шагоход, направленный на территорию наших союзников с единственной целью: явить дружественным войскам образец технической мощи Германской империи⁈
— М-м-м! — протянул Андрей Фёдорович. — Исключительно демонстрационный шагоход?
— Да! — Кайзер с трудом удержал кулак, чтобы не грохнуть им по столу. — И у нас есть тому документальное подтверждение! Вот данные о подготавливаемом параде!
Один из германских сопровождающих тут же вскочил, протягивая свою папку.
— Ах, оставьте! — добродушно усмехнулся Андрей Фёдорович, слегка отмахиваясь. — Эти бумаги у нас и у самих есть. — Немецкий секретарь едва не подавился. — А вот по части демонстрационных целей, — тем же тоном продолжил русский император, — у меня лично есть изрядные сомнения. Коли речь шла исключительно о парадном предназначении — к чему полная боеготовность машины и под завязку загруженный боекомплект? Не надо убеждать меня, что вы собирались расстрелять японский парад. И в таком снаряжённом виде, — Андрей Фёдорович покачал головой, словно журящая шалунов нянька, — «Кайзер» явился на линию боевого соприкосновения русских и японских войск и вступил в бой с шагоходом казачьего механизированного подразделения. К счастью казаков, экипаж «Кайзера» повёл себя крайне непрофессионально…
Кажись, воздух начал слегка гудеть?
— … и был захвачен в плен. Вместе с машиной. Согласно русскому военному праву, техника, захваченная казаками в бою, является их личным трофеем. О чём были составлены соответствующие документы.
Теперь пришла очередь русских секретарей передавать папочки с копиями.
— Более того, — Андрей Фёдорович душевно улыбнулся, — инцидент на этом не завершился. В тот же день казачьи позиции были атакованы двумя «Тиграми» при поддержке шести шагоходов северояпонской армии. Мы имеем желание выразить вам некоторое недоумение, мой царственный брат. Примите нашу ноту, — поднялся и передал папку ещё один секретарь. — Я надеюсь, вскоре мы услышим внятный ответ: воюет ли Германская империя с Российской — или же это было досадное недоразумение? — Император уютно, почти по-домашнему откинулся в кресле. — Таким образом, «Кайзера» у меня нет, а «Тигров» я с удовольствием отдал бы на освидетельствование, но, боюсь, от них мало что осталось.
Кайзер Вильгельм молчал, играя желваками.
Ох и злится…
Ещё бы!
Губы у кайзера практически побелели:
— От имени Великой Германской империи я приношу извинения Российской империи и уверения в том, что вмешательство германских машин в военные действия на русско-японском фронте — результат неверной трактовки отдельных приказов некоторыми лицами. Я вынужден признать: весь этот досадный инцидент — результат нелепой выходки моего младшего сына. Возможно, он был взят в плен под ложной фамилией. И я хотел бы обсудить условия его выдачи.
— Отчего же «ложной»? — дипломатически изумился Андрей Фёдорович. — Он назвал имя, звание, и на нём была соответствующая форма. Принц Фридрих Вильгельм Август Прусский был опознан казаками и добровольно — я подчёркиваю — по собственной инициативе сдался в плен, в соответствии с международной конвенцией о вассалитете. Сожалею, мой царственный брат, но международное право не предусматривает его передачи каким-либо лицам.
Вот тут знаменитая германская выдержка изменила-таки кайзеру. Он вскочил на ноги и уставился через стол прямо на русского императора, дыша медленно и тяжело, как бык, приходящий в ярость. Мы со Зверем уж подумали, что сейчас он и заревёт — низким, неистовым голосом.
Андрей Фёдорович невозмутимо ждал.