— Скажи уж честно: лечу сломя голову.
— Хорошо, пусть лечу. Почти до нашей аудитории донёс.
— Что донёс-то?
— Книги, понятное дело! И тут он. С папками ещё какими-то!
— Дай угадаю. Ты его снёс вместе со всеми папками?
Михаил отчаянно вздохнул:
— И откуда он там только вывернулся!
— Действительно! Откуда взяться преподавателю посреди коридора? В университете? Это же совершеннейшая нелепость!
— Издеваешься, да? — с подозрением покосился на меня Дашков.
— Восторгаюсь твоей непосредственности. Ну и что дальше?
— В общем, — он поморщился, — не очень красиво всё вышло. Он начал орать…
— Не верю.
— Ну, не сразу… Но слово за слово…
Чтобы спокойный, как удав, Бобров разорался — это ж как постараться надо! Впрочем, вспоминая тогдашнего Михаила…
Некоторое время мы молча таращились друг на друга.
— А ты не мог просто извиниться?
— Ну… не мог! Не мог в тот момент, понимаешь⁈ У меня вообще тогда с трудом получалось себя контролировать. Прорыв дара, считай, свежий совсем. Любая нестабильность… — он всплеснул руками. — Я от неожиданности ещё и жаром пыхнул! А потом как увидел, что у библиотечных книжек корешки обуглились, так из себя и вышел. Наговорил ему… всякого. Это как раз за неделю до твоего восстановления на экстерн случилось.
Понятно. И про Есению он ещё не знал, и про то, что Бобров — папаша её… да и контролировал себя не в пример хуже, чем к концу курса обучения.
— А я ведь припоминаю, были какие-то такие разговоры в преподавательской. Надо полагать, ему ты тоже папки подпалил?
Михаил вздохнул:
— Да не знаю я! Не помню! Но орали мы знатно, с трёх аудиторий публика повылазила поглазеть. Потом я, конечно, извинился… Но…
— Но осадочек остался, — подытожил я.
Дашков с отчаянием забегал по беседке:
— Илья, ты представь… Нет, ты только представь! Ка-а-ак я после этого явлюсь к нему просить руки и сердца дочери??? А?
— Нет, я верю, что ты можешь, — я изо всех сил старался не заржать, обидится ведь.
— Да он меня с лестницы спустит!
— И будет в своём праве.
— Вот!!! Не бежать же мне с ней, в конце-то концов⁈ Дикость какая-то. Средневековье!
— Знаешь, Миша, что меня в это ситуации больше всего радует?
— Радует? — Он аж остановился, руки на груди сердито сложил: — И что же?
— Да то, что, несмотря на всё твоё душевное расстройство, искрами ты с волос не сыплешь и ильиными огнями не трещишь. За такого человека не грех и попросить.
— Значит, поможешь?
— Да куда я денусь, раз обещал… Но ничего заранее не гарантирую!
17. Я СНОВА СВАХА
ВОТ ТЕ ФОКУС!
Как известно, дал слово — держись, а не давши — крепись. Крепиться было поздно, так что я приступил к пошаговому осуществлению плана сватовства. И для начала сходил к Хагену.
— Дружище, а не выбросил ли ты ту книжицу, в которой «всё было по правилам». Ту самую, с которой мы Марту сватали, а?
Он здорово удивился и оборотился к книжному шкафу (разговор как раз происходил в гостиной). Да, чета фон Ярроу тоже завела себе небольшую библиотеку. Правда, значительная часть томиков в ней была на немецком языке — всё же, на родном читать приятнее. Для этих целей они порой заказывали что-то пилотам в международные рейсы или выписывали по почте. Но были и русские.
— Для чего же выкидывать? — удивился этакому нерачительному предположению Хаген, нашёл среди разноцветных корешков и вручил мне книжечку. Видно было, что недоумевал он здорово: — Могу я поинтересоваться, для чего тебе понадобилось сие издание, Илья Алексеевич?
— Можешь, а как же! — я с довольным видом спрятал книгу в ташку. Так я её точно не забуду. — Не ты один жениться хочешь, друг мой. Вот я и подумал: а пусть-ка оно всё будет по правилам.
— Это похвально, — с некоторым сомнением покивал Хаген. — Возможно, тебе понадобится помощь? Я готов!
— Тут не переживай. Я думаю, сам справлюсь.
Пунктом вторым было обеспечить присутствие всех необходимых лиц в одно время и в одном месте. Хорошо, что в училище всё было отлично поставлено с междугородной телефонной связью! Военный объект всё-таки. А, может, государь считал необходимым иметь возможность срочной связи с беспокойным племянничком не только магическими средствами, но и простыми техническими — если Кириллу Фёдоровичу что-нибудь понадобится, например.
В общем, был у нас теперь свой коммутатор, и я без проблем назначил Есениному отцу сперва телефонный разговор, а когда мы наконец связались — договорился об очной встрече. В данный момент он читал курс лекций в Москве, и я решил, что ждать месяц, пока он вернётся в Новосибирск, мне недосуг. Да и какая, по большому счёту, разница, куда лететь? Так что на ближайшую пятницу я зарезервировал для себя нашу «Пулю», объявил дома, что на выходные отбываю в столицу, и…
И Серафима тут же захотела со мной.
— Дорогая, я ведь по делу лечу. Мне к профессору Боброву нужно.
— А мне с тобой разве нельзя?
— Можно, конечно. Но в таком случае у меня не выйдет так разговор повернуть, как мне бы хотелось, и весь смысл моей поездки насмарку пойдёт.
Она посидела, с сомнением прикусив губу:
— Ну… я могу в гостинице посидеть?..
— Некрасиво это будет по отношению к тебе. Да и зачем в такую даль лететь, чтобы в четырёх стенах куковать?
— Вот всё время у тебя что-то интересное, а я дома сижу! — приготовилась разобидеться она.
— Ты как ребёнок, честное слово! Я ж по делу!
— А я бы в императорский парк сходила! В Третьяковскую галерею. И в театр, вот!
— Да в тот театр билеты за полгода вперёд расхватаны!
— А я Машу попрошу, она мне пригласительные в императорскую ложу выпишет!
— Дорогая, — я сел рядом с ней на диванчик и обнял её за плечи, — ну о чём мы спорим вообще? У меня деловая поездка. Де-ло-ва-я. Быстрая. Никаких развлечений, туда-обратно. И вдруг она обрастает вот этой… мишурой. Ты ещё скажи, что по магазинам столичным хочешь пройтись.
Жена уткнулась мне в китель и горько вздохнула:
— А у меня одна скукота…
— Да-а-а уж… — протянул я.
— Что «да уж»? — сразу вскинулась она.
— Вот не буду тебе говорить, обидишься ведь сразу.
— Я⁈ — воинственно выпрямилась она. — Нет уж, теперь точно говори!
Я усмехнулся в усы:
— Киснете вы дома, вот что. Киснете и дуреете. Превращаетесь… — упс, последнее слово точно лишнее было. И хоть я замолчал, Серафима сердито за меня закончила:
— В клуш, да⁈ — она вскочила и сердито шмыгнула носом: — Ну, Илюшенька!..
— Что «Илюшенька»⁈ — возмутился я. — Это ты сама сочинила!
— Ах, сама⁈ — она упёрла руки в боки и притопнула ножкой. — Ладно! Но учти! Клушей я не буду! — развернулась на каблучках и умчалась куда-то.
— Н-да-а-а, незадача, — пробормотал я и подумал, что придётся мне по старой памяти самому походный чемоданчик собирать. Хоть на два дня, а смену белья надо, кое-что ещё по мелочи. Так-то взял бы обычный сидор — ан, говорят, по чину теперь невместно. Везде условности свои…
Честно говоря, я опасался, что Серафима примется на меня дуться, но буквально через час к ужину она выпорхнула сияющая, словно солнышко.
— Никак, у нас новость хорошая? — поинтересовался батя.
Возможно, он имел в виду, что в семействе новое пополнение предвидится или ещё что такое, но Серафима сказала:
— Со следующей недели я выхожу на службу.
Все, сколько нас было за столом — батя с матушкой, я, Иван с Марией*, лисы — все уставились на неё с разными выражениями.
*Петя и Серго с супругами
были вызваны на обследование
к императрице
и потому отсутствовали,
а Фридрих с Эльзой
ужинали у фон Ярроу.
— Как⁈ — только и спросила матушка.
— Вернусь к преподаванию, — лучезарно улыбаясь, пояснила Сима.
— Да, — кивнул Иван, — Я Серафиме давно предлагал. Опыт у неё некоторый есть. А мне бы очень надо с Ильи часть нагрузки по пению снять. Со следующей недели прибывает пара групп с Кавказа. Харитонов переводится на заведывание отделением, у него там нагрузки прибавится. Часы по рукопашке некому вести.
— То есть, со следующей недели я стану меньше петь и больше драться? — уточнил я.
— Примерно так.
— Это что же, — приготовилась принять неизбежное матушка, — как тогда говорили, два раза в неделю?
— Вообще-то, четыре, — уточнил Иван. — Обстоятельства немного изменились.
— А… А я? — спросила вдруг Маша.
— А что?.. — растерялся Иван.
— Все, значит, там, а я с пелёнками-горшками? — Маша влажно захлопала ресницами.
— Ну, не преувеличивай, дорогая! У тебя же две няни, какие пелёнки…
— Вот! — Маша сердито брякнула вилкой. — У меня даже пелёнок нет!
В столовой ощутимо похолодало, а бокал великой княжны разом покрылся инеем.
— Мне, конечно, очень приятно, — сказала матушка, — но прошу вас, Мария, прекратить это безобразие.
— Извините, — великая княжна резковато встала из-за стола и быстрым шагом вышла, намертво приморозив за собой дверь.
Иван, тоже вскочил и готов был уже шарахнуть по ледяному замку сгустком огня — и шарахнул бы, если б маман его не предупредила:
— Двери мне не ломать! — так что Иван топтался, комкая в ладони заклинание в совершенной растерянности.
И тут батя спросил его:
— А разве я неправильно понял, что Марья — ледяная магичка не из последних?
— Да им троим до первой сотни чуть-чуть не хватило! — с жаром воскликнула Серафима.
— Аль они плохо учились? — продолжил свою линию батя.
— Да хорошо, — пробормотал Иван, — отлично даже!
— А чего ты им-то чего-нито не предложишь? Специальные курсы какие-нибудь? Дарья-то, можмыть, и не согласится. Она и так со своими промышленными делами с телефона не слазит, забот у ей полон рот. А сестричек бы привлёк? Аль переизбыток учителей у вас?