– Командир, ты куда запропастился?! – Особист облегченно выдохнул, опуская автомат. – Пропал вдруг, а кричать я побоялся, думал, вдруг немцы. Где был?
Виктор уже успел разжечь костер, и веселое пламя отогнало темноту, отвоевав у мрачного белорусского леса небольшой пятачок для тепла и походного уюта.
– Расслабься, Вить, откуда тут немцам взяться, в эдакой глухомани? Хотя. – Кобрин хмыкнул, оценив двусмысленность ответа. – Вообще-то да, ты прав, именно, что немцы. Мертвые, правда, мертвее некуда. Жратвой вот поделились.
– Поясни? – непонимающе насупился лейтенант.
– Да самолет там сбитый валяется, «Юнкерс» ихний. Видать, из тех, что нашу колонну бомбил. На лес грохнулся, но не взорвался. А летунов наши «ястребки» еще в воздухе завалили, там вся кабина кровью забрызгана. Вот я и потрофейничал немного, к чему добру пропадать, все одно зверье растащит. Смотри, что нашел. – Комбат протянул товарищу находки. – Главное, галеты и шоколад имеются, теперь поедим. А там и спать, как земля прогреется, завалимся. Тьфу ты, вот я идиот!
– Ты чего? – Особист торопливо дернул из-под руки автомат.
– Да карту забыл взять, наверняка у них есть. А карта в нашем положении – вещь весьма нужная. Сейчас сбегаю.
– Может, я? – предложил товарищ.
– Пока ты его искать в потемках станешь, я уже дважды вернусь. Костер поддерживай.
Прихватив один из немецких фонарей, Сергей скрылся в темноте. Вернулся он спустя минут десять, присовокупив к прошлым трофеям планшет с картой и полевую сумку с какими-то документами. Последнюю взял исключительно из соображения «лишней информации не бывает»: мало ли что там может оказаться – полетное задание, позывные, частоты для связи, сведения о части, которой принадлежал самолет. Вдруг да пригодится. Напоследок вытащил из кармана швейцарские авиационные часы «Laco» со светящимся циферблатом и компас. Поначалу Сергей ни то, ни другое брать не собирался, поскольку не был уверен в реакции особиста. Еда, карта и оружие – понятно, трофеи. А вот часы с компасом… не хватало только выслушивать от Зыкина обвинения в мародерстве. Война еще недели не идет, как начнет ему гневным голосом втирать насчет того, что «мародерство чуждо самой природе социалистических армий, коммунистической идеологии и морали»[4]. Ошибся: повертев в руках и то и другое, Виктор завистливо присвистнул:
– Вещь!
– Дарю, у меня-то и часы, и компас имеются, а у тебя только часы, да и то вон стекло треснуло.
– А точно не мародерство? – все-таки засомневался тот, судя по взгляду, весьма надеющийся на отрицательный ответ товарища.
– Обижаешь, Вить, мародерство, это если б я у фрица кольцо с пальца снял или там портсигар серебряный прихватил. Так что исключительно боевой трофей. Вещь-то, можно сказать, военная, нашему брату для ратной службы нужная. Значит, трофей. Не сомневайся даже.
– Ну, тогда спасибо, я таких и не видал никогда. Еще и в темноте светятся! А чего ремешок такой широкий?
– Немцы их поверх комбеза цепляли, прямо на рукав. Подгонишь и носи на здоровье. Все, давай-ка ужинать да спать ложиться. Сил уже нет.
– Давай, – согласился товарищ. – Кстати, Степаныч, в той фляге, что побольше и желтого цвета, бензин оказался! Представляешь?
– Бензин? – удивился Кобрин, распечатывая непривычную круглую шоколадку, разделенную насечкой на восемь равных частей. Надпись на обертке гласила: «Fliegerschokolade». Авиационный шоколад, что ли? Или шоколад пилота? Присев у костра, комбат вчитался в мелкий текст на обратной стороне. Ага, вот оно что! Вот же фрицы наркоманы-затейники! Не такая и простая эта шоколадка, определенно не для детишек: содержит кофеин и метамфетамин. Весьма бодрящий состав, так что на ночь жрать такое не стоит.
– Ага, так и написано. – Товарищ показал ему двухлитровую флягу с надписью «benzin» на желтом боку. – Костер, что ли, разжигать? – Он хихикнул. – Хорошо хоть не хлебнул в темноте!
– Может, и костер. – Капитан отложил шоколад и разорвал упаковку с пресными галетами. – Ешь. И спать. Завтра с рассветом уходим.
– Степаныч, а чего ты шоколад зажилил? – удивленно захлопал глазами Зыкин. – Сто лет сладкого не ел, а тут такая здоровая плитка. Одну б сегодня употребили, другую завтра. – Товарищ выглядел разочарованным, словно ребенок, у которого отобрали хрестоматийную конфету.
– Так это не простой шоколад, Витя, – усмехнулся комбат. – Немцы туда специальный стимулятор подмешивают, чтобы спать не хотелось и усталость не чувствовалась. Вот утром мы его и съедим заместо кофея в постель. И помчим, аки молодые рысаки. А без сладкого я тебя не оставлю, не переживай. – Кобрин протянул ему запечатанный хрустящий пакетик с засахаренными фруктами. – Держи.
– Богато живут. – Особист повертел в руках сладость. – Жаль воды не в чем вскипятить, можно было бы чай сварганить.
– Может, завтра где котелок отыщем. Приятного аппетита…
Глава 13
– Да что они творят-то?! – сжимая кулаки, сдавленно прошипел Зыкин. – Она ж совсем ребенок еще?! Степаныч?!
– Спокойно, – закаменев лицом, одернул товарища комбат. – Разберемся. Ты только не дергайся раньше времени, действуй только по приказу, иначе и сами погибнем почем зря, и людей не спасем. Оружие проверь. Если до гранат дойдет, поаккуратнее, обидно на свой же осколок наскочить, да и гражданские могут пострадать.
Подтянув под руку автомат, Кобрин разложил приклад и снял «МП-40» с предохранителя. Запасные магазины, которые до того таскал завернутыми в чистую портянку в полевой сумке, снова рассовал за голенища, горловиной вниз. Правда, отечественные сапоги куда уже немецких в голени, зато и шансов растерять на бегу боезапас меньше. Особист поступил точно так же, еще позавчера выслушав объяснения Сергея, для чего это делается. Проверил оба пистолета, и родной «ТТ», и доставшийся от летчика трофей, довольно неудобный, с его точки зрения, «Вальтер Р-38». Пистоль стрелка-радиста достался Зыкину – вспомнив разбитый самолет, капитан в который раз пожалел, что не снял с него пулемет. С другой стороны, уж больно не хотелось копаться в искореженной кабине, ворочая трупы. Дослав в ствол патроны, капитан спустил курки и вернул оружие на место: «ТТ» в кобуру, «Вальтер» – в карман галифе. Рядом негромко клацнула затворная рама пистолета контрразведчика: уже привыкший, что командиру порой наплевать на любые инструкции и приказы, Виктор невольно стал поступать так же. Ну и что, что не положено? Зато удобно и быстро: взвел пальцем курок – и стреляй, пока патроны не закончатся. Гранаты тоже поделили по-братски: Кобрин забрал единственную «Ф-1», Зыкину же досталась пара трофейных «колотушек», которые комбат не слишком жаловал за долгое время горения замедлителя и невысокую мощность.
– Готов? План атаки помнишь?
Мрачно играющий желваками Зыкин коротко и зло кивнул.
– Тогда приготовься. Не боись, справимся, их всего-то шестнадцать плюс один раненый. Итого – по восемь на рыло, бывало хуже, верно? Все, десять секунд, отсчет пошел, – по старой привычке автоматически скомандовал Кобрин, хоть никакой отсечки времени вести не собирался…
К окраине этого небольшого, всего-то в пять дворов, хутора они вышли к полудню. Поначалу, верный своему плану комбат собирался просто пройти мимо, однако со стороны поселения неожиданно раздались выстрелы. И товарищи после короткого совещания решили выяснить, в чем дело, благо с их стороны лесные заросли подступали к самой околице. Затаившись в кустах, некоторое время наблюдали за происходящим. На единственной улочке стояли два мотоцикла и полугусеничный бронетранспортер. Вернее, один из мотоциклов как раз таки не стоял, а валялся на боку; из коляски свешивался убитый фриц, еще один лежал рядом с передним колесом. Третий мотоциклист сидел возле переднего колеса БТРа, зубами раздирая оболочку перевязочного пакета, поскольку пробитая пулей левая рука висела плетью. Укрывшиеся за корпусом бронемашины гитлеровцы азартно лупили из карабинов по покосившемуся сараю в глубине одного из подворий, откуда в ответ раздавались экономные очереди, судя по характерному звуку, из пехотного «Дегтярева». Ни единого шанса у красноармейцев не было, особенно когда один из фрицев добрался до установленного на бэтээре «МГ-34» и начал долбить длинными, хоть и не слишком прицельными очередями.
Картина была в принципе ясна как белый день: немецкая разведгруппа (или не разведгруппа, а, допустим, какие-нибудь связисты) проезжала мимо хутора, где скрывались несколько оказавшихся в окружении советских бойцов. Немцы остановились – то ли просто ноги размять, то ли дать остыть перегревшимся моторам или набрать воды в закипевший радиатор. Возможно, окруженцам и удалось бы отсидеться – Кобрин сильно сомневался, что фрицы стали бы обыскивать дома и хозяйственные пристройки, с чего вдруг? – но у кого-то из бойцов не выдержали нервы. Решив, что ищут именно их, он полоснул, на удивление удачно, по головному мотоциклу. Потеряв двоих, гитлеровцы, разумеется, обозлились, открыв ответный огонь. Самым неприятным оказалось то, что комбат догадывался, что теперь станет с хутором и его жителями: гибели камрадов фашисты им не простят. Так что придется задержаться. Поскольку Кобрин просто не мог пройти мимо…
Слишком долго бой не продолжился. Пока основная часть пехотинцев сковывала неведомого стрелка огнем, несколько фрицев обошли сарай огородами и забросили внутрь пару гранат. Сдвоенно бухнуло, из распахнутой ударной волной щелястой двери лениво выполз клуб сизого дыма. Пока не разгорелась бурая от времени соломенная крыша, немцы вытащили наружу двоих красноармейцев. Один, судя по изодранной осколками окровавленной гимнастерке, к этому моменту был мертв. Зато второй, в командирской форме РККА, еще жив, хоть голова со спекшимися от крови соломенными волосами и безвольно моталась из стороны в сторону. Оставив погибшего возле дымящегося сарая, немцы, возбужденно гогоча, оттащили раненого к дороге, бросив лицом вниз в пыль возле гу