О л ь г а П а в л о в н а. Мы видели, как он около тебя загорался.
К а р а у л о в. Что он тебе говорил?
М а н я. Пошлости.
К а р а у л о в. Какие пошлости?
М а н я. Обыкновенные.
О л ь г а П а в л о в н а. Объяснялся?
М а н я. Почему вы, старики, так эротически настроены? «Кто говорил?» «Что говорил?» Нельзя же быть такими навязчивыми! Как бы мне хотелось проучить вас раз и навсегда! Ну что вы, остолбенели? Садитесь.
Караулов и Ольга Павловна садятся рядом на лавочку и провожают глазами Маню, которая прохаживается по дорожке.
Я на себя удивляюсь: как я могла родиться в такой семье? Матери простительно: ее муж эксплуатировал как домашнюю хозяйку. Но ты — артист! Где у тебя чувство изящного? Ну, где оно? Чего вы хотите?
О л ь г а П а в л о в н а. Счастья тебе хотим.
М а н я. Хороши специалисты, инструкторы по счастью! В чем, по-вашему, счастье?
О л ь г а П а в л о в н а. В Федоре Федоровиче.
М а н я. Федор Федорович… Да если я захочу, у меня их будет десяток!
К а р а у л о в. Этого-то мы и боимся.
О л ь г а П а в л о в н а. Устройся, пожалуйста, дай нам умереть спокойно.
М а н я. Не дам умереть спокойно. Запомните раз и навсегда: я буду встречаться с кем угодно…
О л ь г а П а в л о в н а. Ох!
М а н я. …где угодно…
К а р а у л о в. Программа широкая!
М а н я. Да, а вас прошу в мою личную жизнь не вмешиваться. Это бестактно. Постарайтесь исправиться и с пустяками, вроде замужества, не приставать. Я сейчас переживаю драму. (Хлопает по тетради.) Трагедию! (Уходит.)
К а р а у л о в. Ты с нами поделись. Куда же ты в кусты переживать побежала?..
О л ь г а П а в л о в н а. А мы опять в терроре сидим…
Входят З и н а и Р а я.
К а р а у л о в. Зина, Зиночка…
Зина останавливается. Р а я идет дальше и скрывается.
О л ь г а П а в л о в н а. Зиночка, не отталкивайте нашу просьбу.
К а р а у л о в. Мы к вам, как к старшему товарищу.
З и н а. А что? А что?
К а р а у л о в. Маня вам ничего такого трагического не рассказывала?
З и н а. А что?
О л ь г а П а в л о в н а. Не знаем, только с ней что-то стряслось или вот-вот стрясется… Вот она…
К а р а у л о в. Видите, какая жуткая походка?.. (Ольге Павловне.) Прячься, а то опять попадет.
Уходят в комнаты. Входит М а н я. Зина тихо приближается к ней сзади. Входит С е н е ч к а и невольно подслушивает из-за угла дачи.
М а н я (из роли). «Что мне делать?» Нет, не так! «Что мне делать?.. Сказать матери… Она не переживет этого. Уйти? Но куда?.. А что будет с ребенком? Какая жизнь его ожидает?.. Моего ребенка… Моего ребенка! Умереть?»
З и н а. Только не отчаивайся! Маня, милая, я все слышала. Разве можно из-за этого умирать?
Маня в первую секунду не понимает, потом хохочет.
Конечно, ты актриса и смеешься очень естественно, только я все понимаю.
М а н я. Я просто вслух говорила, сама с собой, роль готовила.
З и н а. Врешь, ты говорила со слезами на глазах. Родителей, конечно, надо обманывать, а подругу — это свинство. Я такого отношения не заслужила.
М а н я (приняв решение). Хорошо. Помоги мне. Что делать? Что делать?
З и н а. Первое — не отчаивайся, второе — дай слово ни в каком случае не умирать. Я ничего не буду расспрашивать, только скажи — это Костя?
М а н я. Потом, потом.
З и н а. Я понимаю. Слушай: ко мне приехала подруга. Она в таком же положении.
М а н я. Познакомь, познакомь меня с ней!
З и н а. Сейчас. Я ее приведу. Маня, я ничего не буду расспрашивать, только — это Костя?
М а н я. Потом узнаешь. Зина, помни, никому ни слова.
З и н а. Маня! (Указывает себе на грудь.) Забытая, немая могила.
На балконе появляется К о с т я.
Он? Да? Не буду мешать! Сейчас приведу. (Уходит.)
М а н я. Сегодня для моего дневника материал есть.
Костя с балкона протягивает Мане руку.
К о с т я. Маня, мне нужно очень много тебе сказать.
М а н я. Мне тоже.
К о с т я. Ну, говори!
М а н я. Нет, сначала ты говори. (Пауза.)
К о с т я. Тебе хорошо?
М а н я. Хорошо. (Пауза.) А тебе?
К о с т я. Очень хорошо.
В дверях появляется Я к о в, хватает К о с т ю и тащит его в комнату.
Гувернантка противная!
Входят З и н а и Р а я.
З и н а. Вот, познакомьтесь. Вы не стесняйтесь: беда у вас одинаковая. Только Рая поумней: решила от беды избавиться.
М а н я. Это правда?
Р а я. Да. А вы?
М а н я. Я — нет. Я не понимаю женщин, которые отказываются от детей. Что их толкает? Крайняя нужда? Легкомыслие? Трусость?
З и н а. Что ты, что ты! Нельзя же сейчас иметь ребенка!
М а н я. А когда можно? Когда я обзаведусь квартирой, обстановкой, няньками? Да? В сорок лет? Тогда в придачу к мебели и дети разрешаются? Спокойно, буржуазно и пакостно. Бояться иметь ребенка — значит не верить в будущее, не верить в нашу жизнь… Погубить самое дорогое, милое, радостное…
Рая обнимает Маню.
Р а я. Верно, верно!.. Все правда…
З и н а. Новое дело!
Р а я. Я сама часто так думала… И вдруг вы… так верно, так хорошо это сказали… Я тоже хочу ребенка.
М а н я (смущенно). Погодите… Я вовсе не думала, что мои слова так сильно повлияют. Может быть, у нас разные условия, обстоятельства…
Р а я. Вы замужем?
М а н я. Н-нет!
Р а я. Я тоже нет.
М а н я. Дорогая, все-таки мое положение гораздо легче.
Р а я. Чем же?
М а н я. Легче, поверьте на слово. Вы напрасно меня слушали.
Р а я. Нет-нет! Вы замечательно говорили. Я решила.
З и н а. А твои родители? Как же так?
Р а я (Мане). Можно с вами подружиться?
М а н я. Я очень рада. Приезжайте ко мне непременно.
Рукопожатие. Р а я уходит. Зина идет за ней.
З и н а. Ничего не понимаю! (Уходит.)
С е н е ч к а (за углом). Моя биография началась кляксой! (Шатаясь, уходит.)
Входит К о с т я с чертежом. Кладет его на стол. Маня и Костя рассматривают план. Их руки и головы постепенно сближаются.
К о с т я. Маня, видишь, отсюда и поведем дорогу… От станции, так, мимо вашей дачи, вот так, лесом… Здесь будет мост, потом так, сюда, через деревню, и прямо в совхоз.
М а н я. Мне это Федор Федорович рассказывал.
К о с т я. Опять?
М а н я. Что — опять?
К о с т я. Нет-нет, пожалуйста. Абсолютная свобода, полное доверие, никакого мещанства. Мы должны изживать предрассудки. Но как ты ему позволяешь руку целовать? Ведь это…
М а н я. Что — это?
К о с т я. Это негигиенично! Пошло и феодально. Маня, я не знаю, чего мы ждем. (Садится рядом и обнимает ее.)
Входит Я к о в.
Я к о в. Позвольте пройти.
М а н я. Юсуф, Яша, идите сюда.
Я к о в. Не пойду. Вы обнимаетесь, а мне что? Я с вами стесняюсь: все равно, как трезвый в компании.
М а н я. Яша, советуйте: выходить мне за него?
Я к о в. Пожалуйста, выходите. От своего имени прошу. Он мне прямо надоел. Выходите за него — сделайте мое счастье.
К о с т я. Я предлагаю сегодня же информировать твоих родителей и завтра расписаться.
Я к о в. Не так. Лучше сегодня расписаться, а завтра информировать. Намного вернее. А свадьбу делать — к нам, на Кавказ. Всего три тысячи километров. Там фаэтон возьмем. У лошадей в гривах гортензии. На хомутах — гортензии… Жениху волосы завьем. Баран будешь, совсем баран. Тебе можно и не завивать. Кефалику поджарим. Кефалику кушали? Нет? Значит, вы всю жизнь ничего не кушали. Вина возьмем немного — ведро красного, немного — ведро белого. А потом молодых провожать. Ночью. С факелами пойдем. С музыкой. Большой оркестр сделаем. Зурна, барабан, флейта… Оглянешься кругом: море синее, горы зеленые, природы много!.. Только ее не видно, потому что ночь. Ничего не видно. Одни собаки лают, и на душе хорошо. Поехали на Кавказ. Иди бери билеты.
М а н я. Яков, вы хороший человек.
Я к о в. А то нет? Очень хороший.
М а н я. Костя, зови отца. Будет ругаться — не обращай внимания.
К о с т я (подходит к окну). Сергей Петрович… Понимаешь, волнуюсь.
Я к о в. Ты волнуешься — понимаю, но чего я волнуюсь — не понимаю.
Из дачи выходит С е р г е й П е т р о в и ч. С другой стороны появляется С е н е ч к а. Он крайне возбужден и, может быть, не совсем трезв. В руке бутылка вина.
К а р а у л о в. Кто меня звал?
С е н е ч к а. Я звал! (Смаху ставит бутылку на стол.) Всех зову! Веселитесь на гражданской панихиде по Семене Перчаткине. Он прыгнул с аэроплана… Прыгнул на свою голову, но парашют (указывает на Маню) красивый, но лживый, парашют оказался гнилой!.. Гнилой!.. И разбился Сенечка в мелкую крошку. Перед вами, стоит доблестный покойник.
Я к о в. Это от жары. Прикройте голову, товарищ.
С е н е ч к а. Молчи, кавказский пленник.
К а р а у л о в. Собственно, вы зачем опять здесь?
С е н е ч к а. Не того го́ните. Поздно го́ните. Не укараулили, гражданин Караулов.
М а н я. Сенечка, что с вами? Где вы были?
С е н е ч к а. Я за углом был. Мария Сергеевна, я вас любил без нахальства, вежливо, как Данте свою Петрарку. И слышал этими ушами: «Сенечка, вы мне нравитесь»… Зачем? Прощайте… И если у вас родится девочка, не учите ее лгать!
Общее смятение. Яков и Костя хватают Сенечку за плечи.
К а р а у л о в. Какая девочка?
М а н я. Глупости. И вы поверили!
Входит З и н а.
С е н е ч к а (Зине). Гражданка, приблизьтесь. Отвечайте, как на бывшем страшном суде. Будет маленький или нет? Я все знаю. Каждое слово могу повторить.
З и н а. Маня, милая, что же это? Честное слово, я никому не рассказывала!