Лишь негодяй мне это мог сказать!
Но честь свою и честность докажу я
Мечом, коль в бой посмеешь ты вступить.
Посмею? Сам тебя я вызываю!
Они обнажают мечи.
Входят Адриана, Люциана, куртизанка и другие.
Постойте, ради бога! Он безумен!
Бросайтесь разом, отнимите меч;
И господина и слугу свяжите!
Бежимте, сударь! Я аббатство вижу:
Скорей туда, иль мы пропали оба!
Антифол Сиракузский и Дромио Сиракузский уходят в аббатство.
Входит аббатиса.
Покой и мир! Зачем вы здесь толпитесь?
Мой бедный муж безумный скрылся здесь.
Впустите нас; его мы крепко свяжем
И уведем, чтоб дома полечить.
Я сам подумал: не в своем уме он.
Мне жаль, что на него я так напал.
Давно ли им безумье овладело?
Уже с неделю он угрюм и скучен
И на себя был вовсе не похож;
Но лишь сегодня в полдень овладел им
Безумия припадок в первый раз.
Не разорен он кораблекрушеньем?
Не схоронил ли друга? Может быть,
Он увлечен любовью недостойной?
Ведь этот грех так свойствен молодежи,
Лишь стоит волю дать своим глазам, —
Какой из этих бед он поражен?
Из всех из них, быть может, лишь последней:
Его все что-то из дому влекло.
И вы его за это упрекали?
Да, упрекала.
Как? Сурово? Резко?
Насколько скромность позволяла мне.
Наедине?
Случалось, и на людях.
Наверно, слишком мало!
Ему об этом только и твердила:
Ночами даже не давала спать,
И за обедом часто упрекала, —
В гостях на это намекала вечно, —
Всегда к тому сводила разговор.
Нет-нет, греху не потакала я.
Вот почему твой муж сошел с ума,
Вредней, чем псов взбесившихся укусы,
Ревнивых жен немолкнущий упрек!
Ты сон его своей смущала бранью, —
Вот почему стал слаб он головой;
Ему упреком пищу приправляла, —
Ее не мог усвоить он, волнуясь:
Вот почему жар лихорадки в нем!
Огонь и крови и есть огонь безумья.
Ты говоришь, его лишила ты
Утех и отдыха; то порождало
В нем меланхолию, она ж — сестра
Отчаянья угрюмого и злого;
И вслед за ней идет болезней рать…
Что может быть вредней ее для жизни?
Нет развлечений, и обед и сон,
Что жизнь хранят, упреками смущен.
Взбесился б скот! Так мужа ты сама
Свела своей ревнивостью с ума.
Она всегда так мягко упрекала,
А муж был груб; не он — она страдала.
Зачем, сестра, не возразишь ты ей?
Во мне самой та речь смутила совесть. —
Ну, люди добрые, пойдем за ним.
Нет! Пусть никто в обитель не вступает.
Так ваши слуги приведут его?
О нет! Ваш муж избрал приют священный:
Он защитит его от ваших рук,
Его не выдам я; быть может, разум
Ему еще сумею возвратить.
Но я сама, сама хочу быть с мужем:
Его беречь, смотреть за ним — мой долг;
Мне в этом заместителей не нужно!
Пустите, я возьму его сейчас!
Потише! Я не дам его тревожить,
Пока не испытаю лучших средств —
Лекарств, молитв; ему, возможно, снова
Я образ человека возвращу.
То — исполненье моего обета,
То — орденом предписанный мне долг.
Идите же, у нас оставив мужа.
Я не уйду, его я не покину!
Едва ли вашей святости прилично
Желать жену и мужа разлучить.
Иди, смирись; я не отдам его.
(Уходит.)
Проси у герцога себе защиты.
Да-да, идем. К его ногам я брошусь
И буду плакать и молить, пока
Не согласится сам сюда прийти он
И не прикажет возвратить мне мужа.
Уж циферблат показывает пять.
Должно быть, герцог сам пройдет сейчас —
Здесь мимо нас к обители печали,
К долине смерти, где вершится казнь;
Ведь это здесь, как раз за рвом аббатства.
А для чего сюда прибудет герцог?
Присутствовать при казни старика,
Купца из Сиракуз: он прибыл в гавань
И тем нарушил строгий наш закон,
За что и будет скоро обезглавлен.
Они идут; мы будем видеть казнь.
Стань на колени на его пути.
Входят герцог со свитой, Эгеон с обнаженной головой, палач и полицейские.
Еще раз объявите: если деньги
Хоть кто-нибудь внесет за старика,
Он не умрет; он милости достоин.
Прошу защиты, благородный герцог,
От аббатисы!
Но она особа
Почтенная и добрая: никак
Она тебя обидеть не могла.
Ax, ваша светлость! Муж мой Антифол —
Кому себя и все свое вручила
Я по приказу вашему — сегодня
Охвачен был безумья силой злой.
На улицу он выбежал из дома
С одним слугой, безумным, как и он.
И, устрашая мирных граждан, начал
Врываться в их дома и уносить
Алмазы, кольца, все, что привлекало
Безумный взор. Едва нам удалось
Его, связав, домой отправить, тотчас
Пошла я, чтоб убытки возместить
Всем пострадавшим. В это время он,
Не знаю как, вновь вырвался на волю,
И с ним — слуга; тут, обнажив мечи,
Пылая гневом, в ярости безумной
Они, нас встретив, бросились вперед,
Чтоб заколоть; сбежались, к счастью, люди
И вновь связали б их, но удалось
Обоим скрыться в этом вот аббатстве;
И аббатиса запереть ворота
Велела слугам, вход нам воспретив
И отказавши в выдаче безумных.
О, разреши мне, милостивый герцог,
Несчастных взять и оказать им помощь!
Твой муж служил мне прежде на войне;
В тот день, как ты с ним ложе разделила,
Тебе я сам дал княжеское слово
Его взыскать всей милостью моей. —
Эй, кто-нибудь! В ворота постучите;
Просите аббатису выйти к нам.
Я не уйду, не разрешив их спора.
Входит слуга.
Сударыня, спасайтесь поскорей!
Мой господин и раб его на воле;
Избив служанок, доктора они
Связали, стали бороду палить,
И каждый раз, как вспыхивал огонь,
Они его помоями тушили.
Мой господин его терпенью учит,
Слуга ж стрижет макушку, как безумцу;33
И если вы на помощь не придете,
То заклинателя они, наверно,
Убьют!
Что врешь, дурак? Они — здесь оба.
Все это ложь, что ты сейчас сказал.
Нет, госпожа, я правду говорю.
Я не вздохнул с тех пор, как видел их.
Они грозят добраться и до вас,
Вам опалить лицо, обезобразить.
Крики за сценой.
Чу! Слышно их! Бегите же скорей!
Стань близ меня, не бойся. —
(Страже.)
Обнажите
Свои мечи!
О горе! Это муж мой!
Он носится каким-то невидимкой.
Ведь только что вбежал в аббатство он,
И вот — уж здесь! Непостижимо это!
Входят Антифол Эфесский и Дромио Эфесский.
Молю о правосудье, добрый герцог!
Хотя б за то, что я тебе служил,
Что я собой прикрыл тебя в сраженье,
Спас жизнь твою ценою ран своих, —
Ту вспомни кровь и окажи защиту!
Когда страх смерти не темнит мне взора,
То Дромио и сын мой Антифол!
Спаси меня от женщины, мой герцог,
Которую ты сам дал в жены мне!
Она меня унизила, покрыла
Бесчестьем злым, позором без границ!
И рассказать нельзя все зло, что ныне