Проводник свёл брови и поправил свой головной убор: такой ответ ему явно был не нраву.
– Спите? Хм. Через полчаса будет доступен поздний ужин в вагоне-ресторане, мсье. Если желаете, я могу оставить за вами столик.
Но Конте упорно продолжал игнорировать проводника, неизменно не открывая глаз.
– Обслуживание включено в счёт. На ужин – тушёный картофель с мясом и подливой. Это не фирменное блюдо, потому съедобно. Но если мсье не потребляет мяса, есть рыбный супчик. Так что, может согласитесь на первое?
– Чтоб вас… И здесь покоя не дают! – нервно процедил сквозь зубы Конте. Понимая, что от настырного проводника не так легко избавиться, он всё же пошёл на попятную – Тащи свой кофе и не беспокой меня больше!
Усатый тип довольно потёр руки:
– Я могу быть вам ещё чем-нибудь полезен, мсье?
– Если бы ты был стройной длинноногой красоткой, то несомненно мог бы.
Проводник недовольно зыркнул на несговорчивого пассажира и хлопнул дверцей купе. Через пару минут он снова показался в дверях, придвинув ароматный кофе под самый нос комиссару. Не дождавшийся в очередной раз чаевых, он снова фыркнул и исчез.
«Что ж, надеюсь этот тип больше не будет меня тревожить», – комиссар ворчал себе под, размешивая навязанный кофе. Внезапный резкий толчок заставил чашку подпрыгнуть в воздухе: с небывалым свистом и рёвом, колёса протащили составы по отрезку тормозного пути. Возможно, кто-то потянул стоп-кран или машинисту дали сигнал с улицы. Конте отбросило назад, но, когда в это дело вмешалась инерция, он оказался всем туловищем на столе. Обругавшись самыми нелицеприятными фразами, комиссар смахнул с локтя кофейную гущу и продолжил браниться на чём стоит свет со времён Адама. Спустя мгновение, за дверью послышалось какое-то гроханье, а после последовал шум толпы. И это даже был не просто шум, а настоящий лошадиный гогот, будто в тамбуре кто-то организовал цирковое представление.
– Да чтоб им, черти недобитые! Ночной рейс называется, спальный вагон! Орут как резанные… Там что, кто-то стриптиз на перроне устроил?!
С небывалым психом Конте вышел из купе, и чуть не был сбит с ног торопившимися на зрелище девицами. Снова буркнув пару крепких словечек себе под нос, комиссар приподнял окно в коридоре и закурил, устремивши взгляд в заснеженный пригород.
Из другого конца коридора всё громче и громче доносились выкрики хохотавших зевак.
– Смотрите, смотрите! У него что-то в зубах!
– Ха-ха! Да он пьян!
«Придурки», – подумал про себя Конте и отвернулся спиной к столпившемся в тамбуре одичавшим пассажирам.
Но вопли и хохот не утихали – казалось, что составы сложатся веером из-за существенного перевеса, ведь на зрелище сбежался практически весь поезд. «Да что там такое?! Зоопарк какой-то!» – не выдержав, Конте бросил сигарету в окно, и решил попытаться заглянуть за этот людской амфитеатр и оценить представление.
Как оказалось, весь сыр-бор случился из-за пьянчуги, который опоздал на поезд. Добрые люди, которых немало в том числе и в Париже, усадили бедолагу в свою машину которой подрезали дорогу поезду. На улице с ними всё ещё спорил проводник и ругался трёхэтажным матом машинист.
Подойдя поближе, Конте пытался увидеть виновника торжества, но никак не мог понять, где он, пока не заметил за спинами любопытных и хихикающих пассажиров нечто человекоподобное на уровне самих ног. Это существо, до жилки пропитанное всевозможными горячительными напитками, стояло на четвереньках, вцепившись зубами в проездной билет. В нескольких шагах от него лежал на боку солидный, но потрёпанный, весь забрызганный грязью и с виду тяжёлый чемодан. Хоть и голова его была опущена, по рукам было видно, что этот получеловек относительно молод. Застыв в лошадиной позе, он чудом держал баланс на своих мандражирующих конечностях, чем и вызвал ажиотаж у любящей насмехаться публики.
Строго вида мсье, стоявший в толпе рядом с Конте, вдруг ни с того ни с сего начал с ним разговор:
– Кошмар, нет вы видите, какой кошмар! Подвизгивает, словно испуганная ослица, руки-ноги трясутся, спина изогнулась, как душевая штанга. Нет, не умеет пить молодёжь в наше время! Стакан хватят, и всё – адьё! Я не помню ни одного раза, чтобы, будучи в его летах я ползал на четвереньках даже после нескольких литров арманьяка! А этот – только поглядите, стыдоба! Вы согласны со мной, мсье?
– Согласен, но только в том, что вы этого не помните.
Смущённый мсье нахмурился, надул губы и отошёл на метр, впоследствии даже не смотрев в сторону Конте.
В это время вернувшийся в вагон проводник поезда так спешил разогнать весь этот переполох, что на лету терял башмаки. Его спешка была очень кстати, ведь кто-то из добрых людей уже налил в тарелку бренди и пытался подсунуть её под нос развесёлому попутчику.
– Так, господа пассажиры, расходимся, расходимся! Здесь не на что смотреть. Идите по своим делам. А вам должно быть стыдно находиться в моём поезде в таком состоянии! Где ваш билет? Где билет я вас спрашиваю?! Я не потерплю зайцев на своём поезде!
– У него во рту!!! – вновь залились в хохоте некоторые персоны.
Конте оставил бедолагу на попечение служебного лица и удалился в вагон-ресторан. По пути он успел перехватить официанта и отдать ему указание:
– Столик на одного, без соседей и в самом дальнем углу.
Заняв свободный столик в укромном месте, Конте заказал жаренный картофель и ломоть ветчины. От вина, и прочего горячительного он вдруг решил воздержаться, хотя бы этим вечером.
Время шло своим чередом, пока этот развесёлый пассажир снова не появился на горизонте. Теперь он уже предстал в полный рост, сумев выпрямить колени, которые почему-то перестали гнуться, а руки напротив, скрючились в диковинный рожок. Слегка курчавые волосы слиплись между собой, взъерошились и упали наперёд, закрывая собой обзор. Воротник был набекрень, карманы мятого и заляпанного какой-то дрянью пиджака зачем-то вывернуты, а из-под самого пиджака выглядывала некогда белая, ставшая серой рубашка, пестрившая заломами. Одна штанина была закачена, вторая напротив, как-то непрезентабельно висела над туфлей, словно грузная портьера. На лице пробивалась едва заметная щетина и мерклый, затуманенный взгляд глаз, цвет которых рассмотреть за этим синим туманом было невозможно.
Этого пьяного оловянного солдатика шатало от стола к столу, и у многих по этой причине переворачивались бокалы с вином прямо в тарелки, что не могло не вызвать некой нервозности. Но большинство лишь исподлобья бросали крепкие словечки, или вовсе фыркая отводили взгляд и закатывали к потолку глаза. Но вот произошло столкновение со столиком, за которым сидели такие персонажи, которых лучше не трогать ни словом, ни жестом. Компания субчиков из лесопилки весело распивала хмельное и бравурно о чём-то шумела. Отшатнувшись, этот нетрезвый мсье по инерции толкнул паренька в локоть, тот пролил пиво себе на штаны, а другому пивной кружной случайно зарядил по лицу. Итог: одна испорченная пара брюк и один накренившийся в сторону зуб. Что делать, как не затеять драку в вагоне-ресторане? Но пьяный не заметил этого происшествия, он вообще мало чего замечал. Ему просто приспичило прямо в этот момент закурить, и каким-то волшебным образом, он порылся в карманах своих брюк, вытащил надломанную, полупустую сигарету и снова, подобно мячику для пинг-понга, отшатнулся от рыбного супа одной дамы, приземлившись прямо в жаренном картофеле Конте. Упав согнутым локтем в тарелку комиссара, пьяница протянул крючковато изогнутое запястье прямо ему перед лицом и потупил свой коровий взгляд в никуда.
– Вы что-то хотели, любезный? – иронично полюбопытствовал комиссар.
– З…З…З…Закур-р-рить! – с трудом выговорил незнакомец, продолжая попытки издать речь, близкую к человеческой. – Ув… увжаемый, у в-вас не б-буди… не удит… Не бУ-де-Т! За…кур-р-рить?!
– Допустим, будет… – Сухо ответив забулдыге, Конте схватился за голову: все крепкие словечки, некогда бывшие в его нескончаемом запасе, кончились за один вечер.
– Пж-ж-жгите м-мне сигрету пжлста…
– Подожгу, только ты мне протягиваешь свой указательный палец, дружище.
Теперь взгляд незнакомца потупился на собственные пальцы в полнейшем непонимании того, что сигарета выскользнула из таковых и успела пропасть без вести, утонув в картофельной подливе…
Эту небольшую кулинарную драму прервал тот самый «счастливый» обладатель ныне расписных брюк, резко одёрнув дебошира за плечо:
– Эй, ты, отребье синевы! Ты испортил мне мои выходные брюки, а моему лучшему другу выбил новый зуб, он даже недели им не пользовался! Если ты сейчас же нам не заплатишь, то мы выкинем тебя на рельсы в чём мать родила!
Пьянчуга немного завис, после сделал горделивый вид, поправил свой воротник, затем окинул хама с ног до головы, сморщился и выдал:
– Это кого… Ко-го ты ту-т наз-з-звал отрбием? А… Навер-ное, увидел своё отраж-жение в ок-не и подровался … Подорвал-ся к своей рож-ж-же, грязной свин-ной рож-же…Вы там во-обще, все свин-ньи!
– Что?! Кого это ты тут назвал свиньёй? Жерар, Жерар, ты слышал – этот гад имеет наглость оскорблять нас при всех!
Из-за стола встал один из лесорубов – паренёк с бугристыми мускулами, рыжеватой редкой бородёнкой и не менее двух метров в высоту.
– Повтори нам это в глаза! – заорал рыжий, ударив кулаком по столу, после чего подошёл к пьяному и схватил его заворот. Последнего это вовсе не испугало – правильно говорят, что таким и море по колено… Интересно, что у пассажиров поезда №713 появилось веское основание завидовать Конте, ведь у него было самое лучшее место. Весь этот водевиль происходил у его стола.
– Ха! А знаеш-шь, что я дел-лаю с такими свинья…свиньями как ТЫ? А вот ЧТО! – И в этот миг пьяница со всей дури плюнул этому ожившему атланту в лицо.
Обалдевший от наглости лесник свистнул своим братьям, и те бросились на пьяного, перекидывая его друг другу словно играя в мяч. Конте лишь сидел в задумчивой позе, продолжая наблюдать за водевилем. Вопящие от негодования дамы и остальные особо впечатлительные пассажиры спешно покидали вагон-ресторан, растерянный официант пребывал в отключке – ему во всей этой заварухе ошибочно зарядили по лицу, а некогда фирменный рыбный супчик превратился в обыкновенное рыбное месиво на льняных скатертях. Возможно, если бы суровые парни лишь слегка потрясли хамоватого пьяницу за шкирку и на этом бы закончили свою блажь, то Конте не подумал бы шевельнуть и пальцем. Но когда пятеро бьют одного, к тому же столь пьяного и такого дурного, к тому же уже лежащего на полу – увольте, это уже нарушение всяческих неписанных правил.