– Может они и правы, но… Знаешь, Конте, я поступил так, потому что решил, что хочу жить. Вот так.
– Скорее, ты испугался боли и смерти. Ладно! Слушай сюда, идиот: мы сейчас на метров пятьсот уйдём вглубь леса, а после… А после будет видно, что после.
Ташлен кивнул, и отправился вперёд, но был опять остановлен Конте:
– Эй, а для кого ты его оставил? Ты взял – ты и неси. Это твой багаж.
– Какой кошмар…. Из писателя в подносчики… – глубоко и жалостно вздохнул Грегуар Ташлен.
Глава 5. Принцип контрабандиста
Пробираясь сквозь груды снега и валежник, Конте вдруг остановился и прислушался: издали доносился шум вертолёта, но после нескольких минут нарастающего жужжания, он начал отдаляться и затихать. «Туман…» – подумал про себя он, и резко одёрнул еле дышащего от усталости Ташлена:
– Стой! Нам нужно возвращаться.
Грегуар возмутился:
– Ты не слышал, что сказал этот изверг Лаваль?! Они будут пытать нас морально, а после физически, и попросту выбьют из нас любое признание, какое только захотят! Бог знает, что они там ещё придумаю, может вообще заставят сказать, что мы хотели убить Папу Римского или саму английскую королеву!
– Не забывайся, Ташлен. Не из нас, а из тебя. Ты главный герой всей этой заварухи. Я не знаю, что ты подумал, но и я не собираюсь сдаваться в лапы этим амбалам.
– Тогда что? Зачем возвращаться?
– Принцип.
– Какой ещё принцип?!
– Принцип контрабандиста: ценное нужно прятать на видном месте. Они будут прочёсывать лесополосу вдоль и поперёк, двигаясь вглубь леса к дороге. Им не придёт в голову, что мы будем, по сути, у них за спиной. Мы просто сделаем то, что ни одному человеку в здравом уме не придёт в голову – будем держаться ближе к месту нашей с ними «встречи».
– Чёрт, умно, умно, но так рискованно! А что будет, если нас схватят?
– И это говорит человек, которому хватило смелости окатить пеной из огнетушителя главарей разномастных спецслужб! Ничего, я уверен, ты что-нибудь придумаешь, Ташлен!
– Но Конте! Это был всего лишь порыв, неподвластный и неразумный!
– И посла ты зарубил тоже на почве неразумного порыва или приревновал его к своей обнажённой музе?
– Конте, я клялся, я клялся, что не делал этого ни с послом, ни с кем-либо ещё! Я не убийца! Я могу быть убийцей лишь на бумаге, бу-ма-ге! И то, моя писанина выглядит сухо, нелогично и неправдоподобно, раз уровень моего заработка вызывает у людей насмешку…
– Ладно, я пошутил. Видимо, у тебя не только с вдохновением беда, но и с чувством юмора…
– А что… Что делать с этим… Чемоданом? Стоит ли проделывать с ним весь этот путь, может оставим его здесь, под сосной?
– Да, конечно, отличная идея, мсье Мольер! И можешь оставаться вместе с ним, чтобы он не заскучал и ему было с кем поговорить о жизни и демократии.
Сделав приличный крюк быстрым темпом, беглецы организовали небольшой привал у замёрзшего ручья. Грег сидел, пытаясь размять задубевшие от мороза и тяжести пальцы, и искоса поглядывал на ненавистный чемодан. Конте тем временем пытался выбрать подходящее дерево, на которое легче всего залезть.
– Что ты собираешься сделать, Конте? – охрипшим голосом удивлённо спросил Грегуар.
Выбрав ветвистую сосну, Конте посвятил отмороженного писателя в свою задумку:
– Ну уж точно не вешаться, Ташлен. Ищу деревце повыше и поудобнее, хочу поглядеть, каков вид сверху. Туман рассеялся, но это ненадолго – с гор тянется ещё одна порция горохового супа, Бёртону и Лавалю это точно будет не на руку…
Сморкающийся об рукав Ташлен отморозил не только тело, но и ум, потому всё равно не понимал, в чём суть этих телодвижений, и продолжал доставать Конте своими расспросами:
– Почему это?
– Бестолковый, да потому что он явно снова направит вертолёт по нашу шкуру, а в такой туман ничего не удастся разглядеть.
Конте обхватил ствол дерева, затем уцепился за самый низкий сук и сумел забраться и удержаться на более крепких и высоких ветвях. Правда после, немного оступился, но в последний момент ему подвернулась кряжистая ветка, что позволило подтянуться чуть ли не к самой кроне дерева.
– Чёрт, как ты высоко залез! Ну что, видно что-нибудь? Увидел что-то, Конте?
– Да, дело табак – за нами отправили, наверное, целую армию, я вижу вереницы бронемашин и даже парочку гусениц.
– Гусениц?
– Танков, Ташлен, танков.
– Господи! Что же делать?!
– Не ори там, болван! Они едут в противоположную сторону, как я и говорил.
Ловко спрыгнув с дерева в снежный сугроб, Конте продолжил докладывать обстановку:
– Но это не значит, что можно орать, как бешеный орангутанг. Лаваль мог приказать небольшой группе его людей оставаться на стрёме у «станции Омъёль» как они её называют, а она на минуточку практически перед нами, стоит пересечь лишь эту реку. Потому бдительности терять нельзя.
Но такая новость нисколько не ободрила Грегуара:
– Кажется, я начисто отморозил пальцы, и мои ноги словно култышки – я едва их чувствую, так они насквозь промёрзли. Ещё немного, и я превращусь в бревно или кусок ледяной скалы, мной можно будет забивать гвозди…
– Ты когда-нибудь прекратишь это нытьё? Скоро отогреешься! Сверху я увидел хижину лесника, нужно пройти совсем немного – метров триста, может пятьсот.
– Пятьсот метров?! Да я вконец окаменею, пока дойду! Чёрт, Конте нельзя ли развести хотя бы небольшой костёрчик?
– Небольшой костёрчик? Ты соскучился за Бёртоном, Лавалем и доктором-Франкенштейном?! Заткни варежку, тащи чемодан и иди вперёд, пока я не разжёг костёрчик из твоих костей! Какие вы писатели всё-таки неженки, просто жуть!
И они поплелись снова…
Своим нытьём и воспоминаниями детства и отрочества, Ташлен периодически выводил из себя своего нового друга, и Конте не раз всерьёз подумывал затолкать писателя в чемодан к послу.
– Знаешь, Конте, я вспоминаю, как в школьные годы я был в отряде защитников леса. Это по типу скаутского движения. Тогда мы были такими юными, смелыми, беспечными… Я был влюблён в Эдвиш Галлю, мою одноклассницу. Она жила по соседству. Такая милая девчонка она была, с тоненькими белокурыми косичками, лёгким румянцем и светленьким носиком… Я писал ей письма, писал их все годы, пока мы не закончили школу. О, я столько раз признавался ей в любви в своих письмах!
– И что было потом? – хмуро отвечал Конте, стараясь хоть как-то поддерживать разговор.
– Что было потом? Ничего. После окончания школы она вышла замуж, и знаешь за кого? За этого придурка Базиля! Тупорылое, узколобое существо, а его мозг состоит только из одной, седалищной мышцы. Тьфу, как он мне противен! И как она только могла выбрать его?!
Конте насмешливо вставил свои пять копеек:
– Как? Легко. Он не писал ей писем.
Ташлен не понял ответа Конте, и смутившись, шёл дальше молча, пытаясь разобраться с собственными мыслями. Но это было ненадолго…
– Знаешь, Конте, мне вдвойне тяжелее тащить эту ношу. И знаешь почему? Я всё ещё представляю, что там внутри могла быть Симона.
– Я так понимаю, ты разочарован, что там не она?
– Нет, что ты, вовсе нет! Просто… У меня всё время перед глазами её лицо.
– Знаешь, Ташлен, у меня тоже, хоть я эту рожу никогда и не видел и видеть уж точно никогда не захочу благодаря твоему художественному, но очень реалистичному описанию.
– Так вот, Конте! Ты знаешь, почему мои книги не имеют успеха? Ха, не знаешь? А ты подумай – что сейчас помогает набивать кинозалы зрителями?
– Бесплатная выпивка. – безучастно бросил Конте.
– И нет! Ответ неверен! Ответ – насилие. Насилие! Да! Обыкновенное «мочилово» – и не важно, кто, за что, как и кого! Второе знаешь что? Ну же, подумай! Раньше театр ставили на одну ступень с этим. Не догадался? Разврат! О, этого сейчас валом, что на бумаге что по телевидению! Даже по радио. Итого, сложи первое со вторым, получишь идеальный рецепт для удачной книги, постановки, фильма, музыкальной композиции и даже фантика для жвачки! Знаешь, наша жизнь и так полна всякой грязи – разве людям этого мало? Да чёрт их возьми, пускай выйдут на улицу или включат дрянной ящик! Я не говорю, что у великих классиков этого не было, но и не всех классиков хочется поставить на свою книжную полку. Мой первый рассказ опубликовали в маленькой газетёнке на правах сатиры-фельетона. И знаешь что? Меня забросали банановой кожурой. Это аллегория, если что. Нет, ну просто поразительно, как люди противятся читать о собственных пороках! Смешно! А вот последнюю пьесу я написал, стараясь угодить моде, о чём сильно сожалею. Знаешь, сейчас я даже рад, что всё так вышло, в смысле, я о моём провале в Монпарнасе. Я сам виноват, не нужно было идти ни у кого на поводу. Глупо, очень глупо. Первым делом, как вернусь в Париж, если конечно всё устаканится, но это маловероятно – уничтожу эту ничтожную писанину!
У Конте разрывалась голова от маразмов своего новоиспечённого друга, и, пожалуй, это было тяжелее чем попытаться нести самосвал на своих плечах.
Дойдя до нужной точки, Конте приказал писателю оставаться на месте:
– Так, Ташлен, стой ровно там, где я тебя поставил, вот под этим кустом, понял? И не выпускай посла из рук! Я иду вперёд, разведаю обстановку в хижине.
– Конте, а если там лесник?
– Что поделать, тогда ему придётся потерпеть неудобства какое-то время.
– Я прошу, Конте, только без насилия! Погоди, может, мы скажем, что мы тургруппа и заблудились по пути в…
– Да, тургруппа из двух человек, а тот, что в чемодане наш туристический полководец. Заткнись и жди!
Ташлен снова принялся обогревать руки и иногда посматривал по сторонам. Ослушавшись Конте, он бросил чемодан под дерево, а сам начал прохаживаться туда-сюда, чтобы немного обогреться.
Вдруг из-за спины послышался треск сухих веток на снегу. У Грегуара сердце ушло в пятки, а то и ниже. Медленно оглянувшись, он увидел пушного зверька, сверлившего странника своими круглыми, зоркими глазами.