– Вот существо! Как ты меня испугал… Что, крошка, замёрз? Я тоже замёрз и чертовски проголодался. Вот если бы сейчас жаренный на углях стейк, а к нему – молодой картошки с весенней спаржей… Ах, ты милая кошечка! Тоже хочешь есть? Но мне нечего тебе дать! Ну погоди, может возьмём тебя в домик, если он свободен…
Монолог писателя прервал гневный возглас Конте:
– Что ты чёрт побери делаешь?! Я сказал, не выпускай чёртов чемодан из рук! Зверька он пожалел, это куница, она жрёт всё подряд, гони её прочь! Или хочешь угостить её индийским рагу?!
Ташлен всполошился, и бросил снежком в сторону зверька, тем самым его прогнав.
– Так что, лесник на месте?
– Хижина не обжита и там ещё холоднее, чем на улице. Это то, что нам нужно.
– И даже нет электричества?
– Может тебе ещё факс и пишущую машинку? Размечтался! Аккуратно брось мне чемодан, а пока ты там, набери сухих палок для буржуйки – эту допотопную штуку можно попытаться реанимировать.
В хижине пришлось навести небольшой порядок, но именно это помогло немного согреться. Конте снял с себя пальто и бросил его на стол лесника. Услышав звук удара тяжёлого предмета, он вспомнил о свёртке, подаренном Фавро. Сунув руку в карман, он достал его и развернул подарочную обёртку, обнажив элегантную, фирменную коробку. В ней, на шёлковой подушечке лежала самая обычная, но добротная и так кстати хорошо заправленная, отливавшая золотом зажигалка.
«Насчёт пользы Фавро как в воду глядел. Повезло, что эти черти не добрались до содержимого моих карманов. Жаль, что оружие не при мне, рано или поздно придётся что-то думать…».
Покопавшись в снегу, Ташлен раздобыл горстку сухих веточек и прихватил несколько найденных там же кедровых шишек. Конте, оценив скупые труды своего нового знакомого, запихнул хворост в маленькую буржуйку и поджог зажигалкой. Правда до этого пришлось немного повозиться и прочистить сопло от копоти. Из пожитков прошлого жильца Конте удалось обнаружить керосиновую лампу, которая сносно могла выполнять свои обязанности, сломанную, но поддающуюся частичному ремонту раскладушку, какие-то специи и немного сушёных лесных грибов, нанизанных на худую нитку.
Как только в хижине начало теплеть, Конте задумчиво сказал:
– Эта хижина слишком тесна для троих.
Ташлен опять всполошился:
– А третий кто? А, понял! Посол! Хотя, я не понял…
– Выстави чемодан за дверь, от греха подальше! Положи в снег, окопай немного, чтобы не кидался в глаза. Смети следы. И вот, возьми – в банке остатки молотого перца, высыпь за порог, чтобы собакам тяжелее было взять след. Надеюсь, что холод сдержит дальнейшие процессы, и содержимое чемодана не привлечёт хищников…
Ташлен не задавая вопросов, принялся выполнять указания Конте.
Время незаметно перевалило за полдень, и хоть вечерние сумерки ещё не озарили угрюмое серое небо, горный ряд уже отбросил свою тяжёлую тень. Лесные лабиринты погрузились в полумрак – на таких ландшафтах всегда темнеет заметно быстрее.
Немного обогревшись, каждый занял свой угол в хижине. Конте зажёг еле-еле горевший керосиновый фонарь, и разместил его на столе. Сам же расположился на чуток подрихтованной старой раскладушке у заваленного снегом окна, а Ташлен растянулся на скамье, выедая кедровую шишку.
– Конте, знаешь о чём я думаю? Я думаю о том, что я глупец. Я имел так много, и не ценил этого, а теперь… Что я имею теперь? Ничего! И всё потому, что я потерял главное… Я говорю о свободе, Конте! Я был свободен, как ветер в поле, как птица, парящая в небесах… Я понял цену свободы только тогда, когда мне подрезала крылья жестокая судьба! И вообще, я слишком многого хотел от жизни, да, слишком многого…
Грегуар часами мог рассуждать о жизни, полной несправедливости и лжи, о жестокости судьбы и прочей философской ерунде. Конте даже не обращал внимания на эти мемуары, и глядя на тлеющие огоньки в буржуйке, размышлял в слух:
– Исходя из слов Бёртона и Лаваля, я склоняюсь к тому, что это было заказное убийство, выполненное профессиональным киллером. Но почему эта троица так уверена, что орудовал именно маньяк? Что мы имеем: трое высокопоставленных политиков под эгидой индийской делегации. Отсюда мотив – дестабилизация отношений между Францией и Индией, дипломатический скандал и как следствие, разрыв всяческих связей. Вдбавок, экономически важных сделок. Многие наверняка потеряют на этом. Всё понятно как ясный день. Нет, здесь мотив сугубо политический. Но почему маньяк, а не наёмник? Чушь какая-то…
Но Грегуар Ташлен был целиком и полностью поглощён воспоминаниями прошлого, нежели вовлечён в события настоящего.
– Знаешь, Конте, в детстве мы жарили упругие коричневые наконечники рогоза, и представляли, что это сосиски. Вот бы сейчас очутиться на озере Корра! Конечно, по вкусу это были явно не сосиски, но нечто среднее между жареным картофелем и попкорном…
Глава 6. В деревню за яйцами
– Хватит этого трёпа на сегодня, день и так был слишком длинным. Нужно экономить силы, потому ранний отбой. А куда это ты умостился? Ты у нас натура чуткая, творческая, а значит часто страдающая бессонницей – первую половину ночи дежуришь ты, вторую я. Следи за старушкой-печью и не забудь погасить фонарь через четверть часа. Сигареты и зажигалку я оставил на столе, естественно курить только в хижине, не привлекая внимание огоньками. Всё понял?
– Понял, Конте, понял. Я вовсе не против подежурить, тем более что на голодный желудок я точно не засну. Кстати, можешь называть меня Грег, как называли меня друзья, когда они у меня были…
Конте тяжело вздохнул, накинул на лицо найденную в раскладушке фуражку лесника и через пару минут уже прихрапывал. А Грег Ташлен переместился за стол, подпёр щеку ладонью и всматривался в тусклый свет керосинового фонаря, который лёгким позолоченным отголоском касался его лица. Он продолжал пребывать в своих философских размышлениях, но уже держал их в себе, лишь иногда грустно качая головой.
Ещё до рассвета Конте проснулся от пронизывающего до основания костей холода и звука, похожего на забитый свисток. Окинув взглядом хижину, перед ним открылась следующая картина: в печи уже дотлевают редкими искрами остатки сухих палок, керосиновый фонарь не потушен, и как следствие – практически израсходован, дежурный пребывает в полнейшем ауте, уткнувшись лицом в стол.
– Эй, мсье Шекспир, очнись! Вот так номер! Ну и ненадёжный же ты тип!
Встряхнув его за плечи, Конте удалось достучаться до нерадивого писателя:
– Прости, Конте, мне чертовски не удобно! Моя совесть загрызёт меня за эту осечку. Не понимаю, как я мог заснуть?
Ташлен подскочил, потёр глаза и лицо, которое стало чёрным от угольной пыли, каким-то образом осевшей на руках. Конте посмотрел с недоразумением:
– Ночью вагоны разгружал?
Грег изобразил замешательство:
– Что-что?
– Твои руки, они в саже или угольной пыли. Чем ты занимался ночью?!
Ташлен осмотрел свои ладони и после вытер их о своё пальто.
– Ничем особо… Выкурил две сигареты и сидел за столом. Я не знаю… Наверное, где-то на столе была размазана эта дрянь.
– Не важно! Зуб на зуб не попадает в этой ледяной норе! Давай, собирайся на вылазку – керосина нам не хватит даже на четверть часа, как и провианта. На одних орешках и грибочках мы далеко не уедем. Но есть и хорошая новость – раз Интерпол нас не нашёл, значит мы хорошо зарылись. Сверху я видел небольшой посёлок, в трёх-четырёх километрах отсюда. Там есть небольшие сельские домики, разбросанные у подножия плато. Мы отправимся туда за добычей.
– Добычей? Что-то мне не нравится такая формулировка… Может, просто попросим помощи?
– В первую очередь, нам нужен телефон, керосин или новый фонарь и какие-нибудь продукты. Я должен попробовать связаться с одним другом в Париже…
Вывернув своё пальто, Конте надел его и накинул головной убор лесника, спрятав за пазуху изогнутый лом, чем напустил панику на Ташлена:
– Зачем тебе эта штуковина?!
– Не задавай тупых вопросов, Грег! Шевелись, пока мы ещё можем двигаться!
Грег почесал затылок, но спорить дальше не стал и выйдя за порог, принялся откапывать спрятанный накануне чемодан. Конте неконтролируемо заорал:
– Что ты делаешь, идиот?!
– Он с нами не идёт? То есть, мы его… этого… этот чемоданчик с собой не берём?
Последовавший испепеляющий взгляд Конте объяснял лучше тысячи слов, и Ташлен, виновато посмотрев, выдавил нелепую улыбку.
По пути в соседнюю деревушку Конте приказал Грегу держать язык за зубами, чтобы его навязчивая болтовня не навлекла ищеек спецслужб. Но больше всего, Конте хотел дать своим мозгам время на небольшую разгрузку и проделать этот путь молча, не выслушивая дурацкие бредни сомнительного литератора.
Чуть более получаса, и наконец показалось перепутье, ведущее к окраине деревушки. Налипший снег на дорожном указателе едва позволял разглядеть надпись: «Добро пожаловать в деп. Дром, регион Рона-Альпы».
– Дром значит… Между небом и землёй, так сказать. Хотелось бы знать поточнее свои координаты… – пробубнел под нос Конте.
– Рона? Конте, это значит, где-то есть судоходный канал реки Роны…
– Грег, ты предлагаешь продвигаться куда-то вплавь?
– Боже упаси. На воде меня страшно укачивает.
Пройдя ещё с четверть часа, Конте и Ташлен приблизились к окраине деревни. У подножия плато оказалось значительно теплее, чем в лесном массиве, но блестящие крупицы льда ещё изредка хрустели под ногами.
На горизонте показался маленький сельский домик с пыхтевшим дымоходом. К домику прилегала небольшая, ограждённая старой рабицей территория. Этот ненадёжный, местами залатанный заборчик был жалостно перекошен в сторону обочины. Подобравшись ближе, Конте удалось рассмотреть полуразрушенный сарайчик во дворе, который явно был забит всяким нужным и ненужным хозяйственным инвентарём. Напротив, стоял ещё один сарайчик, из которого доносилось резвое шуршание и недовольное кудахтанье. За домиком петляла протоптанная просёлочная дорожка к центру крохотной деревушки, которая жила своей жизнью. Пробила колокольня – небольшая часовенка начала созывать сельчан на утреннюю молитву.