Конте велел Ташлену стоять на стрёме, а сам пригнувшись, аккуратно обошёл дом. Разузнав что да как, он вернулся с уже готовой схемой действий:
– Слушай меня сюда, Ташлен. Твоя цель – вон тот курятник, понял? Сомневаюсь, что хозяйка живёт одна и ей под силу оседлать тот комбайн, что подпирает сарай. Старик, судя по всему, ушёл за дровами для топки, а старуха должна уже топать в церковь. Думаю, скоро в доме не будет никого. Пока ты будешь добывать съестное, я залезу внутрь – может в этой рухляди есть телефон и я смогу дозвониться в Париж. Раздобудь хотя бы десяток яиц, на большее от тебя я не надеюсь.
– Ладно, Конте, я постараюсь. Но… Если вдруг в доме кто-то да будет? И почему ты так уверен, что там живёт парочка стариков? Может, там живут три старые сестры-атеистки, которые пашут на комбайне наравне с мужиками и открывают глазом пивные банки!
– Что ты мелешь, Грег, какие ещё пивные банки?! Я сказал, этот дом будет пуст! Если нет, в чём я более чем сомневаюсь, тогда заглянем в соседний. Хватит пессимизма, берись за дело, но действуй тихо, не шуми. Стой, погоди – пригнись и не пикай!
В этот момент заскрипели двери домишка, и на пороге показалась женщина, действительно торопившаяся покинуть дом. Как только она покинула двор, Конте провёл её взглядом, пока она не скрылась на горизонте.
Ташлен кивнул, дав знак что готов действовать, и уже начал отгибать пару выступивших торчком прутьев забора, чтобы пролезть через него во двор, но Конте схватил его за шиворот:
– Куда?! Двор может охранять какая-нибудь злая псина! Я сказал, без лишнего шума! Обойди двор с той стороны. На крышу курятника залезть-то сможешь?
– По-твоему все писатели белоручки? У моей бабушки по отцовской линии была ферма. Так вот, в свои одиннадцать лет я самолично построил дачный туалет и он до сих пор стоит!
– Господи, до чего же мне повезло… Иди уже я сказал!
– Стой, Конте, а как я спущусь в курятник? И куда лучше складывать яйца?
– Чёрт, Ташлен, прояви сообразительность! Твою голову вообще не посещают идеи? Не удивительно, что твои книги используют вместо туалетной бумаги. Прояви наконец смекалку!
Пока Ташлен пошёл проявлять свою литераторскую смекалку, Конте вытащил из-за пазухи лом, и попытался пробраться в дом с заднего двора, выйдя на протоптанную просёлочную тропинку. Как и полагал Конте, окна были также и со стороны улицы, а защищали хозяйское добро плотно прикрытые ставни. С лёгкостью отбросив ставни острым углом лома, Конте с облегчением выдохнул: «К счастью, стёкла бить не придётся – она оставила форточку слегка приоткрытой…». Взобравшись чуть повыше, Конте смог открыть форточку шире и изгибаясь как дождевой червь, пытался протянуть лом внутрь, чтобы подхватить запирающий окно крючок. Несмотря на то, что конструкция наверняка застала времена Людовика XV, ни крючок, ни рама не хотели поддаваться. Но всё же, после нескольких настойчивых попыток, Конте удалось добиться своего: выстрелив, словно пробка шампанского, оконный запор сдал крепость. Распахнувшись, рама выскользнула из рук Конте тем самым подставив ему подножку – он не удержал равновесия и провалился внутрь. Увы, без жертв не обошлось и глиняный горшок с геранью познакомился со скрипучими половицами дома. Не выдержав их обаяния, антураж сельского уюта рассыпался в дребезги.
Оказавшись внутри, Конте наотмашь ударил в нос запах затхлых стен, давно молящих о косметике, и местами прогнившей от сырости крыши. Аккуратно осматривая комнаты в поисках телефона, Конте попутно обращал внимание на те вещи, которые может прихватить с собой и которые могут понадобиться в дальнейшем: фонарик, какой-нибудь пистолет или хотя бы пару пачек табака. Порыскав по прихожей и спальне, Конте зашёл на кухню, и мало надеясь на Ташлена, приступил к поиску провианта. Ему сразу же приглянулась припрятанная за кухонной занавеской бутылка с чем-то явно очень разогревающим. Отвинтив крышку, он приложил к горлышку нос, после чего не сдержался, выкрикнув: «Настоящая деревенская настойка! Не дурно!». Настойка сразу же отправилась во внутренний карман его пальто, а в наружном правом кармане скрылась небольшая вязанка сыровяленой колбаски, ломоть белого, ещё тёплого хлеба и баночка какой-то сушёной травки. На столе прихожей в глаза бросилась утренняя пресса. Статья «Опасного маньяка и его сообщника сняли с поезда Париж-Ницца» сразу приглянулась Конте, как и фотография, сделанная тем везунчиком-журналистом, не попавшим под огонь людей Бёртона. Слава Богу, фото было нечётким и смазанным, и в кадр попал только Грег Ташлен. В любом случае, этого было достаточно, чтобы узнать этого «маньяка» на улице.
«Так, в этой халупе пахнет всем, только не телефоном. Пожалуй, на этом всё, можно выбираться отсюда. Погодите, погодите – какой странный торшер» – внимание Конте привлекла напольная лампа, а точнее то, что под ней находилось. Свёрток каких-то бумажек должен был помогать ей лучше держаться на своей единственной ноге, но это было очевидно – без этой затычки будет гораздо лучше. Приподняв торшер, он вытащил свёрток, и развернув его обнаружил, по всей вероятности, заначку мужа или жены в несколько сотен франков. Эта находка была как нельзя кстати, ведь его наличные остались на попечении Интерпола.
Внезапно раздавшийся грохот заставил Конте одёрнуться. «Придурок! Так и знал, что провалится в этот чёртов курятник. Такое плёвое дело, даже младенец справится, а он и того не может! Не Гамлет, а настоящая Джульетта!» – поносил про себя писателя Конте.
Оценив ситуацию, что никаких собак или иной дикой живности во дворе нет, Конте беспечно вышел из террасы к сараю, и с удивлением обнаружил стоящего спиной Грега, который зачем-то пытался завести старую сельскую рухлядь.
– Чёрт бы тебя побрал, что ты творишь?! Какого тебе эта тарандайка, куда ты собрался на ней ехать?! Я сказал, нужно только то, что можно съесть!
Конте одёрнул его за плечо, но повернувшийся оказался вовсе не Грегом, и более того, этот кто-то был даже не мужчиной. С неприкрытым презрением и недовольством на комиссара выпучила свои и без того большие глаза дама средних лет:
– Чего-чего? Ты кто такой, мужик?! Ворюга что ли? Вали отсюда, пока я с тебя шкуру не спустила, мне как раз одна не помешает!
Один только грубый голос дамы мог сбить с ног. Конте, обалдевший от такой встречи, был в полной растерянности:
– По тише, по тише, мадам! Я всего лишь… Я мастер, рабочий! Мне нужно… наладить ваш аппарат!
Дама, пребывая в полнейшем непонимании, встала руки в боки и смотрела на Конте как на идиота:
– Что ещё за аппарат, папаша?
– Телефон, мадам. Трубка, звонилка, гудок-барабан или как там у вас его называют. Ну, поняли? Я из телефонной компании. Где тут у вас телефон?
– Телефон? – женщина окинула Конте с ног до головы, и увидела выглядывающее из кармана пальто горлышко бутылки. – А, так ты не ворюга. Ты пьянь обыкновенная! Я-то думаю, что за бред ты мне тут несёшь. Все вы работяги одинаковые! Ещё и набрался прямо с утра.
– Простите, мадам, каждый работает, как умеет! Так что насчёт телефона?!
– Да нет и не было никогда никакого телефона!
– Как странно. Но у меня тут заявка на ремонт… А сейчас так тяжело с работёнкой. Может, будете милочкой, подскажите, у кого из ваших соседей он есть?
– Рассмешил! Тебя, наверное, в Монтелимар направили. Там на станции точно есть твой ап-па-рат!
– Монтелимар? Как далеко это от Авиньона?
– О, да ты отец совсем голову пропил! Авиньон в часе езды отсюда!
Подумав, что раз уж всё равно принят за подпитого работягу, Конте, без капельки зазрения выдал:
– Тогда сейчас я где?
– Эспелюш! Эспелюш! Завязывай с выпивкой, папаша, не то имя своё забудешь! – эмоционально хлопнув руками о свои бока, пальто этой мадам издало смачный хруст. Конте поспешил откланяться.
Покинув мужеподобную мадам, он пошёл по деревне, пару раз оглянувшись на странный двор. Вдруг из кустов он услышал знакомый шёпот: «Конте! Конте! Я здесь!» – это был Ташлен, сидевший под ветвями какого-то кустарника, он пытался растирать свои бока, так как кроме жилетки другой верхней одежды на нём не было.
– Что ты тут делаешь, идиот?!
– Всё шло, как по маслу! Пока не пришла эта баба-гром и не забрала моё пальто! Я повесил его для удобства на край шпалеры, чтобы не сделать затяжки, пока буду лазить за яйцами. Так эта мужеподобная дура напялила его на себя! А теперь я погибаю от холода, Конте! Ещё не хватало схватить воспаление лёгких!
Конте махнул на Ташлена рукой:
– Топай быстрее и согреешься. Нам нужно в Монтелимар, в этой дыре ни у кого нет телефона!
– Что?! Как нет телефона?!
– Так! Нет и всё. Ты яйца достал?
– За кого ты меня принимаешь, конечно, достал! Два десятка, самых отборных и крупных! Полчаса провозился, если не больше!
– Ну и где же они?!
Ташлен вцепился себе в волосы:
– Остались в карманах пальто!!!
Глава 7. Между волками и бешенными псами
По пути к станции «Монтелимар» комиссару опять выпало испытание слушать морали дрожавшего и даже икавшего от холода писателя.
– Знаешь, Кон-те, чем больше мы барах-таемся, тем больше мы увязаем в пуч-чине беззакония! Мы вваливаемся в чуж-жие дома, грабим рабоч-чий класс-с… Всё, что мы не дел-аем для спасения играет прот-тив нас, только увелич-чивая тюремный срок-к…
– Ташлен, что за бред?! Как можно увеличить пожизненное заключение или смертную казнь?!
– Ч-чёрт, Конте, ты прав! Но это не меняет сут-ти: мы поступаем неправ-вильно, низ-ко, г-гадко! Как настоящ-щие моральные урод-ды…
– Сомневаюсь Грег что от бутылки наливки, куска хлеба и палки колбасы рабочий класс упадёт на не просветное дно нищеты. Лучше сосредоточиться на поисках торговца или бродяги, у которого можно купить тебе пальто. В таком виде ты слишком кидаешься в глаза.
Пересчитав деньги, Конте отдал часть Грегу на вынужденные расходы.
– Откуда у тебя д-деньги? – удивился Ташлен, даже ненадолго забыв о холоде.