Дама-ведущая в притворном смущении потупила глаза, как будто хотела сказать: ну какой эндшпиль, не при всех же!
— Наш дебютант мал, да удал, — включился железнодорожный орденоносец. — Да вы сами на него посмотрите! Никита Назаров!
Альф похлопал Никиту по руке и что есть мочи засвистел.
Никита дёрнулся, вскочил, опомнился, что не надо бы излишне суетиться, пошёл медленно, потом ускорился.
— Герой расследовательской журналистики, между прочим! — неслось со сцены.
Пока поднимался, получил ещё два лишних похлопывания. Пожимание рук, пожимание, пожимание, обняли за плечи. Вот она, наградная тарелка. Вот микрофон.
Зал одобрительно, хоть и несколько тише, чем мечталось Никите, загудел.
Он поправил микрофон в стойке. Заслонился рукой от бьющего в лицо прожектора.
— Я тут ещё щенок по сравнению со многими, — сказал Никита и остановился, криво улыбаясь и отведя руку с растопыренной пятернёй в сторону — будто в желании продемонстрировать залу совсем короткую линию жизни.
Паровозные люди одобрительно загалдели, кто-то даже пару раз хлопнул. Никита в ответ покивал.
— Щенок, — повторил он, и вполне по-собачьи мотнул головой. — Два года в «Улице» гнал разную шнягу. Про ЗэЭс там, горсовет… Глубокий обход, Богучанка, газификация! Потом про «Мост»… ну, это я ещё сделаю. В общем, так себе, короче… Но про местные дела я кое-что знаю, да? Раз я лучший…
— Лучший! — экзальтированно завопили из зала.
— Вот, — согласился Никита. — Лучший, да? Тогда вот как лучший вам хочу пообещать… вот такой хрени, когда все лижутся в жопу и ебут друг другу голову, будто дела «Комитета» нет, будто прямо сейчас не пытаются сожрать ребят, будто у нас тут осталась какая-то журналистика, и нам только ордена друг другу вертеть… Вот этого всего не будет. Поняли?! — переспросил он у затихшего зала. — Вам кабзда!
Никита швырнул об пол наградную тарелку и под звон разлетающихся осколков ушёл со сцены.
Ласковая жопка
«Улица Ленина» была одним из тех борзых СМИ, которые когда-то водились в любом уважающем себя городе, не боялись ни бога, ни чёрта (тем более, что их обязанности зачастую совмещало одно ответственное лицо) и владели забытым ныне искусством не печатать на видных местах новости вроде «Команда Губернатора наметила пять добрых дел». Впрочем, теперь «Добрые Дела» уже будут, пожалуй что, тоже с заглавных букв.
Постепенно, ввиду унификации пейзажа, понятие «четвёртая власть» — с остановкой на кривую ухмылку — выпало из лексикона. А вместе с ней стало выпадать и то, что оно обозначало. Иногда ещё, бывает, и мелькнёт что-нибудь фрондёрское региональное, — но тут же окажется, что показалось. СМИ извинится, следственный комитет нахмурится, р-р-раз — и только пузыри по воде.
«Улица» была одним из последних напоминаний о том, как жить нельзя, — в том числе для коллег из разнообразных губернаторских новообразований, которые назывались теперь как стариковские воспоминания: «Наш единый край», «Красноярск-Верховный», «Молодость Енисея».
При этом «Улица Ленина» — три года назад ещё паблик во «Вконтакте», а теперь портал на 250 тысяч «уников» в день — располагалась вопреки названию не на улице имени вождя, а на другой, с фамилией основателя Красноярска — Дубенского. В этом месте, конечно, было в разы меньше толчеи, чем на титульной центральной улице, да и вид с холма открывался совершенно невозможный: внизу сюрреалистический Дворец пионеров, башни коричневого замка Музыкальной академии, река Кача, обёрнутая новодельной набережной, и бонусом ко всему этому средний палец — вечный недострой-небоскрёб угольной империи.
Придя в «Улицу» студентом четвёртого курса, Никита как-то незаметно даже для самого себя соскользнул в штат, стал одним из первых репортёров, взялся вместе с редактором Андреем строить планы, как отъедать рынок у местных медиа. И на удивление — пошло-поехало.
Их заметили после материала об отравлении школьников на губернаторском балу. Серый Дом рекомендовал проходить мимо, но «Улица» отвязалась: репортаж с комбината питания вице-губернаторского сына, интервью с родителями пострадавших, стримы из инфекционки. Это тема сама себя продаёт, пожал плечами Андрей, глядя на цифры посещаемости; он не верил в «проснёшься знаменитым».
Собственно, тогда никто и не проснулся: так, погалдели, губернаторская пресс-служба попрыгала, — и улеглось. По-настоящему рвануло — с «Красфлайтом».
Главную краевую авиакомпанию держали два анекдотичных пузато-усатых мужчины, братья-близнецы с фамилией Давидсон. Какая-то шутка для третьего состава камеди-клаба, говорил Андрей. Трудно всерьёз принимать сообщения, которые начинаются со слов: «Как заявили братья Давидсоны…»
Весёлые братья-пилоты закопали деньги авиакомпании в ООО с уставным фондом десять тысяч рублей и в несколько других похожих секретиков. «Улица» нарисовала схему владения этим садом расходящихся троп. С участием #первоговицегубернатораКК, #замглавыросимуществаРФ и #министратранспортаРФ.
В ответ выдоили только скучное многосерийное расследование на губернаторском канале. Автор сюжета, неловко встав боком к камере и прищурившись, цедил: «Граждане недружественной Украины проникли на территорию Красноярья не просто так. Если их задача не оборвать полёт авиации большого края, то что тогда?!»
Тогда сгорела машина бывшего крымчанина Андрея. Но Никита — по причине юной бессмертности — продолжал не обращать на это внимания. Ему тоже звонили и дышали в трубку, но казалось, что это игры в гляделки: тут важно, мы их или они нас.
Переглядели.
Трафик взлетел. С Никитой начали здороваться соседские алкоголики. А через два месяца пассажиров «Красфлайта» пришлось развозить всем остальным самолётошным — авиация большого края распалась на атомы.
Тут-то и возник Альф. То есть как возник — он был примерно всегда, с советских времён определённо, — но теперь он возник около «Улицы». Прислал за Никитой официанта из «Чемодана» — с тортиком и приглашением продолжить гастрономические развлечения. «Чемодан» — место не то авторитетных сходок, не то тайной клубной жизни серых координаторов. Легендарный кабак в двух шагах от губернаторского гнезда. Никита там, понятное дело, и не бывал никогда. Надо было воспользоваться моментом.
Альф сидел у барной стойки, всеми своими ста сорока килограммами вдавив табуретку в пол.
— А-а-а! — закричал он Никите как старому знакомому. — Никитка! Садись давай! Накатим!
Цены в баре были конские. Никита полистал ламинированные страницы меню, но в итоге отложил его в сторону.
— Это политика, — пояснил Альф, — чтобы разную шелупонь держать с той стороны двери.
— Клубная наценка? — поинтересовался Никита. Ему казалось, что с всемогущим Селивановым надо держаться независимо, лучше даже — нагловато.
— Точно, — совершенно серьёзно подтвердил Альф. — У кого нет ста баксов на обед, могут отправляться в жопу! Вот у тебя теперь есть…
Ничего из этого его блицкрига тогда не вышло. Слишком уж Альфа было много и сразу. Да и не хотел Никита сто баксов, он хотел быть Вудвордом и Бернстайном, на худой конец — Александром Глебовичем Невзоровым.
И хотя многие коллеги Никиты поплыли уже на первом свидании с Селивановым, Никита остался с тем же, с чем пришёл. Наездов со стороны Серого Дома не последовало, Никита продолжил писать репортажи для «Улицы». У него даже не забрали расследования. Альф же попросту не признал поражения. Он продолжил общаться так, будто их сделка состоялась, и из кармана Никиты теперь всё время торчат те самые сто баксов на обед.
Будь Никита поумнее, он бы попробовал разузнать, что Селиванов хотел в обмен на эти баксы. Но он сделал вид, что «чемоданного» эпизода просто не было.
Никита ещё только одной ногой шагнул в традиционно орущий на разные голоса ньюсрум «Улицы», как тут же был пойман за руку Андреем.
— Пойдём-ка, — повёл он лучшего дебютанта в свой — собственно, единственный в редакции — отдельный кабинет.
Здесь было сумрачно, стёкла закрывали плотно сжатые жалюзи, по редакторскому столу гарцевал целый зоопарк канцелярских зверей. Особенно опасно смотрелся крокодил-дырокол с одним недобрым глазом. Андрей рухнул в своё огромное кресло и уставился в монитор. Никита отметил, что над ним теперь вместо фотовиньетки «Оленегархи края» — с авторитетными бизнесменами — висит набранный радужными буквами плакат «Человек из окон».
— Что ты там устроил? — поинтересовался Андрей, параллельно печатая на клавиатуре. — Из мэрии звонили. Пожар, говорят, караул! Сорвался с цепи и кусал людей. Я им говорю: ничоси! А они опять… Ты зачем к ним вообще пошёл?
От такой наглости Никита обалдел.
— Я же тебе говорил, что Таня послала за наградой!
— А-а-а, — не отвлекаясь, почесал подбородок Андрей, — ну да, премия… Татьяна, знаешь, Михайловна порадуется. Поздравляю! — вдруг объявил он с нажимом.
— Спасибо, — хмыкнул Никита.
— Опять из-за своего дружка-азера, да? Не терпится составить ему компанию? Ты же понимаешь, что теперь всем прилетит?
— А нормально журналистов на зоны подсаживать ни за хер?
— Ну, теперь ты проорал — ему станет легче! А ты запомнишься в веках.
— Слушай, ну ладно уже!
— Ладно, — согласился Андрей, — ладно-ладно. Даже ладно-ладно и сверху леденец на палочке, если ты мне сейчас скажешь, что у тебя есть текст. Seriously, есть?
Текста не было. То есть он в каком-то смысле был, но точно не в том, к которому готов Андрей. Никита копал «Полярный мост» — циклопический краевой проект ценой в два триллиона — уже два месяца. И это только с момента, как пустил побоку другие лонгриды и почти выключился из сбора новостей.
Идея прошлого губернатора запустить кроссполярные перелёты через Красноярск в Северную Америку была подхвачена и нынешними управителями. Сеть аэропортов по всему краю. Иностранные авиакомпании — в очереди на пролёт. Мы сидим, а денежки идут. Премьер приезжал на местный экономический форум благословлять. И ещё наверняка приедет, когда нужно будет ленточку или кнопочку.