Безо всякого предупреждения Эйхе вдруг бросился на меня. Я инстинктивно подставил щит под его удар сверху. Раздался глухой удар по щиту, и тут же выше колена меня коснулось железо.
Эйхе стоял, держа острие меча у моей ноги.
— Сколько раз говорить, когда поднимаешь щит, не забывай про ноги. Противник только этого и ждет! Продолжаем.
Обмениваемся ударами. Стараюсь быть осторожным. Но при очередном размене рыцарь бьет по моему мечу так, что он отлетает, выпав из рук. Удар пришелся рядом с запястьем.
— Говорю еще раз, Андерклинг — прежде всего, следует научиться отбивать удар. Нет большой хитрости в том, чтобы рубануть врага сверху. Но надо сделать это так, чтобы тебе при этом не отсекли ни руку, ни ногу!
Снова сходимся.
— Займи устойчивую позицию. Так, чтобы ты мог и уклониться от атаки, и атаковать сам. Согни колени! Ты должен быть готов к любому действию врага!
Удары Эйхе чудовищно сильны. Пытаюсь провести удар «под щит», но все без толку, я постоянно попадаю по его окованному краю, отчего дерьмовый меч Стусса дико вибрирует, отдаваясь болью в пальцах.
— Нападай! Или ты ждешь, пока ноги не дадут корни?
Нападаю. Ххрясь! В глазах искры. Рот наполняется соленой кровью. Эйхе врезал мне щитом по физиономии!
— Ренн, Кхорн тебя дери! Ты выбил мне зубы!
— Ха! А ты думал, они у тебя навечно?
Эйхе весело скалится, с одной стороны у него тоже нет зубов, ни на нижней челюсти, ни на верхней.
— Когда ты научишься защищаться? У твоего врага, конечно, будет щит. И он может прилететь тебе в голову!
И снова, гад, нападает!
Прячусь за щитом, втягивая голову в плечи. Поднимать щит под удар — тоже не вариант — прилетит по ногам чуть быстрее, чем сразу.
— Чего ты опять встал? Так бой не выиграть!
Машу мечом, пытаясь поймать его руку. Куда там… Внезапно он оказывается совсем близко. Мое оружие оказывается зажато между его щитом и мечом. Раз — и клинок вылетает у меня из руки. В запястье — острая боль.
— Стой! Ты мне руку сломал!
— Вряд ли.
Эйхе спокойно отступает, оценивающе смотрит на меня.
— Ты запыхался. Отдохни, и продолжим.
— Пожалуй, на сегодня все.
Осторожно ощупываю языком свои зубы. Один точно вылетел. Губы разбиты и болят. По заросшему подбородку катятся крупные капли крови. Вот Кхорн!
Хауберк не особо от чего защищает. Шлем нужен, нормальный глубокий шлем. С переносьем и авентайлом.*
Рыцарь скинул с себя кольчужный капюшон, убрал в седельную суму и подошел ко мне.
— Дай-ка гляну.
Я протянул ему руку.
— Чепуха. Она не сломана. Поболит и пройдет.
Что перелома нет, я и сам уже понял, но сустав быстро отекает. Растяжение.
— Ты слишком мягкотел, Энно. В бою надо сражаться за свою жизнь, даже если тебе что-нибудь отрубят!
— Уверен, что ты так и сделаешь. Даже если тебе отрубят голову. Все равно она тебе без надобности. Где мне теперь взять новый зуб?
— У тебя их еще много!
— Ага. По одному на тренировку.
— Пустяки. Ну, будешь растирать себе ячмень в мелкую кашицу, как Пресветлый отец Клементин. Говорят, очень способствует воспитанию смирения и дисциплине. Ха-ха-ха!
Вот сволочь. Хорошо ему — он вольнонаемный. Может пить, гулять, путаться с женщинами. А я — «монастырская крыса», так что слова «смирение» и «дисциплина» — это все именно про нас, Кхорн побери.
Вдали показались наши спутники, и мы, не дожидаясь их, неторопливо тронулись в обратный путь.
Стусс и Даррем вскоре нагнали нас. К седлу серва было приторочено несколько куропаток, которых он на ходу ощипывал. Нам предстоял неблизкий путь, и не хотелось терять лишнее время на привале. Тем более, мы все очень хотели вернуться в город как можно быстрее.
— Как думаете, Энно, доберемся мы назад за две седмицы?
— Навряд ли. Мы сюда ехали больше трех!
— А если свернуть с торных дорог и пойти напрямик? Через леса и поля?
— Зачем нам это?
— Затем, что прекрасная Агнес скучает там, в Андтаге. Я обещал воротиться ко дню Пресветлого Адеоданта, а придем мы, благодаря одному беззубому гробокопателю, дней на пять позже.
— Смирение плоти способствует просветлению, как учит нас мать-церковь!
— Объясни это моей любовнице. Чувствую, еще седмица, и она с немалой благосклонностью отнесется к тому купчишке с Улицы Горшечников.… Давно надо было ему что-нибудь сломать!
— Ничего. Найдешь себе другую. У тебя это хорошо получается.
— Да? Без мужа, с бесплатной квартирой и лицом, не как у гоблина? Наш Андтаг, конечно, велик и славен, но, ни одна другая дамуазель не сможет выполнить три эти условия одновременно. Поверь мне, я проверял!
— Ну, поживешь пока в монастыре!
— Отлично. Лекарство хуже болезни. Туда вообще не пускают женщин, а Стусс мне почему-то постоянно отказывает. Да, герр оруженосец?
Бедняга Стусс застыл в ужасе вместе с лошадью, но, услышав наше ржание, успокоился.
На ночном привале рыцарь, однако, вернулся к этой теме.
— Серьезно, Энно! Мне надоела эта кочевая жизнь! Раз ты умеешь находить путь в диких землях, давай поедем напрямик! Ты же сам говорил, что если идти не дорогой, а полями, то Оденельштадт вдвое ближе, а там и до Андтага — рукой подать!
— Ренн, по карте, конечно, да. Но мы-то пойдем не по пергаменту, а по реальным буеракам. Там могут быть и гоблины, и кхорновы бароны-фрайхеры, и бриганды. Ну зачем искушать этих добрых людей? Наши лошади, хоть и не лучшей породы, но тоже стоят денег. Не хотелось бы прийти в Андтаг пешком! Старик Гонорий, наш добрый конюший, сильно огорчится.
— Ну, гоблинов в этих краях сейчас нет. По весне они сидят в своих норах, в набеги уходят ближе к осени. А владетели должны будут пропустить нас своими землями, мы же все-таки отряд церкви!
— Ага. Если не попадешь на сигмарита или ульрикийца. Когда я ездил с инквизиторами, наслушался всякого.…
— Для человека, чья доля — шариться в Гнилых землях, ты слишком осторожен!
— Коммандер, к осторожности не применимо слово «слишком». В Гнилых землях проще, там меня никто не повесит. А если попадемся поселянам, которые решат, что мы — недобрые люди, нас, сам знаешь, не просто вздернут! Будет все намного хуже!
— Не стоит поддаваться унынию. Это ведь грех? А нам, как слугам Света, не пристало грешить! Мне приходилось сходить с торных путей, и как видите, до сих пор я жив и здоров. Ничего страшного там нет, скорее, наоборот. Вот дороги как раз и привлекают всякую нечисть — бригандов, гоблинов, раубриттеров, и не в меру рьяных коннетаблей. А в глубине земель живет народ простой и бесхитростный — покажешь им штандарт с солнцем, и они сразу бьют поклоны.
— Рыцарь, вы коммандер отряда. Вам решать. Прямо, так прямо. Но прошу запомнить, что я был против!
— О, не беспокойтесь. У меня прекрасная память, уверяю вас.
— Это до первого удара дубины. Потом все на свете забудете. Уверяю вас!
Наутро мы сверились по солнцу и свернули с дороги в сторону города Оденельштадт.
В сущности, рыцарь оказался прав. Идти полями, если ты верхом, немногим сложнее, чем по заброшенной дороге. Дичи вокруг оказалось довольно много, только вот не было времени за ней гоняться.
Только на четвертый день мы увидели следы присутствия людей — сначала пастбище с коровьими лепешками, а потом и небольшое поле с едва взошедшим овсом. На другой день увидели и деревню — Даррем съездил туда и справился, правильно ли мы держим путь. Как я и думал, поселяне ничего ему толком не сообщили.
— У них там только двое ездят в город и знают туда дорогу. Городок Мортенау в паре дней пути.
— Мортенау? Мы прошли его стороной, когда ехали сюда. Направление правильное. А что за деревня? Вольные вилланы или чьи-то сервы?
— Тут — вольные. Но земли принадлежат какой-то шишке из городского совета. Они платят аренду.
— И много?
— По нашим меркам — гроши.
Обычное дело в отдаленных местах. Только вот при этом поселян никто и не защищает. Если придут любые враги — их просто вырежут, а землевладелец потом найдет новых арендаторов. Се ля ви.
Через пару дней местность стала совсем обжитой. Поля и пашни теперь попадались чаще, чем пустоши и леса. Но и дичи стало меньше. А рыцарь Эйхе не любит путешествовать на голодный желудок, и я его в этом полностью поддерживаю. Да и остальные придерживались того же мнения.
— Давайте заедем в ближайшую деревню и купим хотя бы хлеба! — воскликнул Стусс, плохо переносивший полевую жизнь.
— Прекрасно. Найдите его, и добудем хлеба. Я даже готов заплатить — сообщил Эйхе, посмотрев за подкладку своего пояса. — Овса тоже нужно, а то наши клячи не дотянут до Андтага. И еще я хочу перековать лошадь!
Вскоре Даррем заметил следы стада. На рысях мы пошли на его поиски, ориентируясь на свежие кучи навоза.
Мы нашли его на опушке старой дубовой рощи. Две дюжины поджарых, полудиких свиней паслись под дубами, азартно доставая из под прошлогодней листвы прошлогодние же желуди. С полсотни давно не стриженных, лохматых овец жевали молодую траву в поле рядом с лесом. Чуть дальше паслись коровы и козы.
Здоровый пес, злобный как Архаон, начал яростно лаять, лишь увидав нас, но благоразумно держался на отдалении. Эйхе на всякий случай достал из-за спины копье, и я сделал то же. Из-под дуба тотчас поднялась долговязая фигура.
Пастух вышел из-под кроны на яркое весеннее солнце, флегматично покручивая ремень пращи. Даррем махнул ему рукой с открытой ладонью.
— Отзови собаку, любезный! Мы не грабители!
Пастух негромко свистнул, и собака, присмирев, вернулась к овцам, продолжая со злобой коситься на нас. Оставив в покое пращу, парень подошел поближе.
На такую работу вообще часто берут разных маргиналов, но этот был совсем уж чучелом. Здоровый, с нескладной фигурой, мускулистыми руками, торчащими из-под овчинной безрукавки, в скверной войлочной шапке, из-под которой почти не было видно лица. Но при этом, почему-то, хорошо выбрит. Странный тип.