сал макушку Гришка. — Может, с родителями и сёстрами поменяемся?
— Только устроились! — охала Аннушка, качая сына и дочку двумя руками, как два куля с красными личиками — так туго они были спелёнаты. Жалко было Аннушке колдовской квартирки, в которой в любой момент детям можно раздвинуть по своей личной комнате.
Неожиданно вопрос с окном помогла разрешить Настёна. Услышала она об Аннушкиной напасти, пока та детей своих в тазу купала. И в тот же вечер уговорила маму на один-единственный денёчек вернуть на кровать халабуду, убранную с концом пыльного нашествия.
Вместо сна, жертвуя по такому важному случаю даже своим режимом, очень важным для первоклассницы, которая собралась быть круглой отличницей и обязательно получить золотую медаль, пошла Настёна, когда папин храп услыхала, в дворцовый садик. Долго звала там свою подружку Танечку, потом ей всё про окно рассказала и спросила, нельзя ли как-то из закутка Аннушки и Григория в соседской комнате в сад окно прорубить.
— Au début, ça va faire peur. Il faut ouvrir la trappe. Mais tu ne te bats pas. Il ne fera pas de mal[1], — пропела птичка в ответ.
Настёна, правда, всё равно боялась и потому взяла Танечку с собой. Сначала в ванную — за перекисью водорода. Потом — к статуе КАМАЗа, и они долго поливали медицинской жидкостью суперклей на колёсах, пока он не размок. Потом Настёна забралась за руль и с опасного люка съехала. Боязливо оглянулась, ещё из кабины.
То, что сопит, само не вылазило.
Настёна вспомнила, как били по воде ручками крохотные двойняшки, как радовался медный таз, как её первая учительница Елизавета Львовна рассказывала в школе, что детям очень нужен свежий воздух.
В общем, выбралась Настёна мужественно из КАМАЗа, подошла к люку и открыла его.
Закусив на всякий случай губу.
И готовая зажмуриться.
Той ночью гном Борюсик прорубил из сада окно в зашкафную комнату и перебудил тем всю квартиру. Двойняшки ревели как профессиональные плакальщицы в старину, Аннушка гному (не нарочно) организовала на лбу шишку деревянной разделочной доской да ещё и мокрой пелёнкой отстегала. И это ещё хорошо, что в решающий момент Гришка в уборную отлучился, не то мог бы гном и пары зубов недосчитаться за свою помощь.
Но когда всё прояснилось, были Аннушка и Гришка очень и очень благодарны. Дети успокоились. Свежий воздух появился.
Только Настёна весь тот день в школе зевала, а на рисовании и вовсе уснула головой на парте.
[1] Сначала будет страшно. Нужно люк открыть. Но ты не бойся, он не обидит (франц.).
Глава 37Сердечные злоключения гнома Борюсика
Не складывалась у Борюсика личная жизнь, ну никак. И оттого едино вид его получался хмурым и словно бы неприветливым. А ещё считали все без причины, что Борюсик склонен к гадствовать всячески. И вышла та дурная слава как раз через его глубокую сердешную страсть, которую столько лет забыть всё не выходило.
Звалась страсть Людмилой. И в ту давнюю пору, когда имела она неосторожность поразить недавно собранное князем сердечко лабораторного эксперимента, шёл Людмиле уж пятьдесят шестой год, отчего она лично считала себя пенсионеркой.
И это было прекрасно! Вдовая, детей давно воспитавшая, а нынче ещё от работы свободная была Люся Дудова идеалом!
И тогда Борюсик взялся её обхаживать.
Начал, как водится, с серенад. Только не под окном — там бы он перепугал, кого не следует, а из-за стены. Петь Борюсик также не умел, но зато откуда-то знал азбуку Морзе. Вот и стучал он своему предмету модные песни, какие до того подслушивал. Те, что самое радостное да смешливое настроение вызывали у разбитного контингента на подподъездной лавке.
Откуда гражданка Дудова азбуку Морзе знала, осталось невыясненным, но песни она не оценила совсем. И даже пыталась за то высказаться взращённой из кошки временной матушке водемьяненого Прохора.
Но доказать ничего не сумела. Спасла соседского мальчугана картошка от очень серьёзного нагоняя.
Тогда Борюсик попробовал свой предмет сердешный отвести в самое сокровенное местечко, то самое, где он на свет явился, то бишь в князеву лабораторию. Встретил даму сердца под луной (пускай в прихожей и невидной), в романтичном полумраке, напустил туману и под руку провёл в колдовской удел.
Почему-то гражданка Дудова прогулку не оценила также. Возможно, стоило Борюсику ловить её на пути обратном, чтобы не отвлекала бедняжку от романтических переживаний острая необходимость посетить уборную. Борюсик был в дамах несведущ, и обстоятельство это не учёл. Устроив Людмиле пренеприятнейший конфуз прямо посреди лаборатории (князь потом ещё и прибираться заставил).
Но даже и это не отвадило его от предмета страсти. Напротив, решился Борюсик, коль уж так их сблизили грязные панталоны, просто явиться к Людочке, как есть. Время-то нынче вольное, а дама всё-таки в летах, пятерых детей воспитала. Не барышня.
Проблема была в том, что как есть Борюсик себе не нравился — ни ростом, ни физиономией. И потому позаимствовал у князя настою, чтобы шевелюру отрастить покраше и усов гусарских в придачу. Только пролил его с избытком на лицо. Обросло оно на время длинной шелковистой шерстью, впрочем, на ощупь довольно приятной. «А дамы они вообще любят ласкать всякую животину мохнатую», — рассудил Борюсик тогда.
Представил гном, как Людочка шерсть на его лице перебирает своими нежными и аппетитными, как те сардельки, короткими пальчиками, и решил всё оставить как есть. А чтобы за рост низкий не серчала, влез прямо к той в кровать и лёг рядом.
Вышла сущая ерунда, крик и светопреставление.
Когда даме сердца, убежавшей с воплями на улицу в одной сорочке зимой, в итоге присвоили жёлтую справку, и она благополучно вскорости из квартиры съехала, никому нового адреса не оставив, понял Борюсик, что жить ему бобылём до скончания времён.
И очень по этому поводу тужил. А, чтобы себя развлекать и больше ни в кого случайно не влюбиться, завёл мрачный гном хобби: консервировать огурцы.
Так что его коллекция в кладовой росла час от часу, и в особенности активно — весной. Когда риск влюбиться повышается.
Глава 38О мышах и французских гувернантках
Птичку Танечку, подружку Настёны, на самом деле звали Жозефиной, и была она давным-давно Семёновой гувернанткой-француженкой, толком и поработать-то не успевшей. Едва выписала её княгиня, как случилось, что языки заграничные Семёну стали совершенно не нужны. Но и отсылать Жозефину было решительно невозможно, так что предложили ей перебираться в город вместе с семейством и дворней. Жозефина была бесприданницей, все таланты которой заключались в знании родного языка и умении подражать светскому обществу (потому как тётушка её работала в приличном доме, и Жожо часто бывала там вместе с ней девчонкой).
Пришлось на предложение соглашаться, впрочем, вышло всё даже и получше, чем планировалось.
Княгиня чувствовала перед барышней вину за то, что её таланты пропадают зря из-за мирских страстей, и всячески старалась обласкать. Так что невольно взялась потакать всем пристрастиям Жожо, будто та была не оказавшейся некстати гувернанткой, а её родной дочерью.
Пристрастия Жозефина проявляла недамские. В частности, нежно любила всяческую живность, но не ту, которую полагается. Не пушистых котов и несуразных маленьких пёсиков, а, например, мышей. Или болотных чудовищ.
Но обо всём по порядку.
Страсть к мышам поначалу проснулась в Жожо из-за сочувствия. Дело в том, что в доме, вместившем в себя владения князя, они водились в изобилии. Поднимались из подвала. Дом был одним из немногих в ту пору, снабжённых такими удобствами, как канализация и водопровод, что, с одной стороны, было восхитительным, а с другой — добавило грызунам простору в застенных пространствах, снабжало их системой удобнейших для эксплуатации канализационных труб и создавало в подвале тёплую, влажную сырость, что-то вроде постоянного курорта.
Конечно, оттуда мыши отправлялись путешествовать и добывать пропитание, а жильцы — все без исключения — с ними всесторонне боролись.
Жожо ужасалась, когда видела мышеловки с несчастными коченеющими жертвами. Она пыталась остановить зверство и нарывалась на лекции о болезнях и вредоносности грызунов. В особенности от других обитателей дома, не из княжеской квартиры.
И тогда придумала Жожо способ спасать бедняжек. Путём преображения.
Изучив запасы князя в формирующейся лаборатории, отыскала Жозефина состав, делавший то, что им натёрто, незримым для глаз человека. И ещё намешала красок со специфическим запахом — чтобы заодно отпугивать котов, которых взялись прикармливать у подъезда кумушки, чтобы коты привыкли, освоились, а там и разобрались с напастью.
Принялась Жожо ловить мышей, расцвечивать им шёрстку в тона невообразимые, да ещё и одну ножку натирать до полного исчезновения из видимости. Рассуждала Жозефина так: люди решат, что живут у них мыши уникальные, и вместо живодёрства, может, даже защищать их начнут да подкармливать.
Но привлекли цветастые трёхлапые мыши к дому лишнее, совершенно ненужное внимание, и князю пришлось изобретать ухищрения, чтобы всех их на ту сторону переманить с глаз долой полностью.
Впрочем, в итоге Жожо добилась поставленной цели, уберегла грызунов, хотя стало их на той стороне и с избытком, да и страсти к ним никто больше из многочисленного народонаселения квартиры не питал, а некоторые побаивались до визга.
Княгиня сделала своей невольной протеже внушение, но в целом обошлась Жожо малой кровью и в тот раз особо не пострадала.
То ли дело после того, как приволокла в дом чудовище.
Глава 39Чудище болотное (с кетчупом)
Появление торфяных электростанций весьма видоизменило Подмосковные просторы. Люди взялись осушать болота для добычи торфа и обустройства полей, и это принесло в будущем очень много проблем, в частности с наводнениями от паводков и летним обмелением рек. Но Жозефину тревожила судьба болотных жителей.