Засыпал Борисов, спал Борисов, не видя снов, и просыпался отдохнувшим и голодным до чудес нового мира.
Поезд катился медленно. За окном проплывали деревья, как будто обнимая вагон своими ветвями.
Борисов отказался от сочиненного Забелей чая и отправился гулять по вагону.
6
В тамбуре стоял у открытого окна немолодой уже человек в круглых очках. Одет он был в клетчатую рубашку, а поверх нее — пиджак на два размера больше, чем требовалось. У него был высокий лоб и тонкие нервные губы. В руках он держал потухшую папироску, по которой время от времени постукивал пальцем. Он смотрел в окно невидящим взглядом.
Борисов встал рядом и вдруг, неожиданно для себя, сказал:
— Не найдется ли у вас папиросы?
Молодой человек зажал свою папиросу зубами, полез с карман и достал жестяной портсигар. В портсигаре оставалось четыре папиросы.
Борисов взял одну. Молодой человек достал спички, чиркнул, прикрыл ладошками огонь. Борисов осторожно втянул в себя сладкий дым.
Ему случалось курить раньше, но он считал это баловством. Но сейчас ему показалось, что папироса в руке придаст ему солидности и уверенности в себе.
Курил ли настоящий Борисов? Спички при нем были. Сеня представлял себе образ уполномоченного таким — с папиросой, чашкой чая на столе и темными кругами под глазами от недосыпания и забот.
Он посмотрел за окно и подумал о том, что так же, как он сейчас мучительно натягивает на себя нового себя — да не какого-то реального, а выдуманного, вымороченного Борисова, точно так же Россия натягивает сейчас на себя образ выдуманной, вымороченной страны.
— Я знаю, о чем вы сейчас думаете, — серьезно сказал немолодой человек.
— О чем?
— Вы смотрите в окно и думаете о том, что будет с нашей страной.
— Почти угадали.
— Забегая вперед, скажу, что все с нею будет хорошо.
— Ваша уверенность…
— Это не просто уверенность. Это знание фактов. Наша страна — это огромный, здоровый, живой организм. Она растет, развивается. Знаете, как у подростка ломит кости, когда они растут?
— Представляю.
— Вот так же и страна. У нее кости ломит не потому, что она подцепила вирус, а потому, что она растет.
— Многие думают иначе, — заметил Борисов.
— Кто это — многие? — хмыкнул немолодой человек, — людям сложно принять новое, особенно когда оно приходит с винтовкой в руках. Но чуткие люди слышат, понимают значение событий.
— Чуткие люди — это кто?
— Писатели. Поэты.
— Вы писатель?
— Журналист.
Он протянул руку.
— Фокин. Иван.
— Борисов. Николай.
— Вам нравится Блок?
Борисов неопределенно пожал плечами.
— Согласен, кому он может понравиться. Незнакомки, пьяницы, балаганчики. Типичное декадентство. Упадок старого мира. Но ведь это Блок сказал: «Слушайте музыку революции». Нужно слушать, что она нам несет, какие песни она нам пропоет. Я еду в деревню для освещения введения продналога. Хочу описать, какие позитивные изменения произведет продналог в деревне, как оживит пришедшие в упадок хозяйства.
— Как же вы можете знать, что оживит, если вы еще не видели деревню?
— Оживит, не может не оживить, — убежденно сказал Фокин, — но есть у меня задняя мысль. Секретный проект. Хотите расскажу?
— Как же вы расскажете ваш секрет первому встречному? — усмехнулся Борисов, — Он же тогда перестанет быть секретом?
— Вам можно, я чувствую.
Секретный проект Фокина был роман, который он мечтал написать.
— О чем будет ваш роман?
А вот для этого-то и нужна была Фокину поездка по России.
— Хочу посмотреть в глаза нашим классовым врагам, прежде чем их уничтожат без остатка. И хочу запечатлеть их в прозе в назидание потомкам.
Роман Фокина так и будет называться: «Наши враги».
— А вы их никогда не видели, наших врагов? — поинтересовался Борисов.
— Нет! — с досадой сказал Фокин, — не довелось. Не везет мне с врагами. Революция истребляет их быстрее, чем мы, писатели, успеваем их как следует изучить и описать.
Поезд содрогнулся всем своим огромным телом и остановился.
На остановке в поезд вошли и сели на свободную скамейку несколько крепких молодых ребят с котомками за плечами, по виду — то ли строительная, то ли ремонтная артель. Когда поезд тронулся, они встали и двинулись в сторону паровоза.
Борисов и Фокин, увлеченные разговором, даже не заметили их, а вот Забеля забеспокоился. Он встал, проверил свой наган и двинулся за ними. Навстречу ему пробежал, что-то бормоча, машинист.
— Что происходит? — спросил Забеля.
— Беги, паря, беда, — сказал машинист, открыл дверь вагона, перекрестился и прыгнул на насыпь. Взмахнул руками и покатился под откос.
Забеля двинулся к паровозу. Заглянул в кабину машиниста и увидел, что «артельщики» хватают подряд за все рычаги, силясь остановить поезд.
— Вы что творите, ироды? — спросил Забеля.
Один из «артельщкиов», не говоря худого слова, достал из котомки револьвер и выстрелил в Забелю. Пуля, взвизгнув, ударила в стальную переборку над головой у Забели.
Тот пригнулся и побежал вглубь состава.
Его не преследовали — слишком были погружены в хитрую паровозную механику.
Забеля заглянул в прокуренный тамбур:
— Товарищ Борисов, на поезд напали!
Борисов бросил папиросу в окно.
— Вот вам и повод посмотреть на ваших врагов, — сказал он Фокину. Фокин побледнел.
7
— Три человека, все вооружены, — сказал Забеля, протягивая Борисову револьвер, — вот, я вам забыл отдать. Это ваш, для самозащиты.
Борисов взял револьвер и почувствовал, как он удобно лег в руку. Как будто всегда был в руке.
— Надо бы пройти по вагонам, собрать красноармейцев, — сказал Забеля встревоженно.
Борисов покачал головой.
— Не годится. Пока будем искать подкрепление — они остановят поезд. У них могут быть сообщники.
Борисову вдруг стало весело.
— Идем, — сказал он Забеле.
Они двинулись к кабине машиниста.
Прошли несколько шагов — послышались выстрелы.
Их заметили.
Борисов поднял пистолет и выстрелил несколько раз, почти не целясь.
— Бегут! Бегут! — крикнул Забеля.
Борисов выглянул в окно и увидел, что двое из «артельщиков» спрыгнули с поезда.
Он вбежал в кабину машиниста и видел лежащего на полу человека, который зажимал рану в боку. Увидев вошедших, он потянулся к своему револьверу, лежащему тут же, на полу, но Забеля подошел и пнул его ногой, загоняя под топку.
— Кто такой? — спросил он строгим голосом.
— Вам конец, — сказал раненый, — мы люди атамана Шестопалова.
— Бандиты? — нахмурился Борисов.
— Почему бандиты? — обиделся раненый, — мы есть бойцы интернациональной анархистской армии, сражаемся против большевиков за мировую революцию.
— Как же запутались люди, — покачал головой Борисов.
Однако закончить разговор им не удалось.
— Товарищ Борисов! — крикнул Забеля, глядя в окно, — они дорогу перегородили.
Борисов выглянул и увидел — на рельсах громоздилась баррикада из поваленных телеграфных столбов.
— Надо остановить поезд.
— А как его остановить?
Борисов посмотрел на рычажки и колесики, схватился за какой-то, дернул — послышался свисток.
На полу хохотал и плевался кровью раненый.
Через секунду поезд на полном ходу врезался в баррикаду и сошел с рельсов.
Борисов не удержался на ногах — упал и ударился головой о железный короб для угля.
8
Железная громада поезда высилась над насыпью, как тонущее в волнах судно. Вагоны завалились набок, стальные колеса по ступицы увязли в песке. Кругом валялось битое стекло. Отовсюду слышались крики и жалобные стоны.
Первыми из перевернувшегося поезда выбрались несколько красноармейцев.
И тут же упали, сраженные пулеметной очередью.
Пассажиры затаились, более не решаясь покинуть вагоны.
К поезду подошли несколько вооруженных человек, у одного из них было в руках черное знамя.
— Шестопалов, — испуганно прошептал кто-то из пассажиров.
Люди Шестопалова выгоняли пассажиров из вагонов. А вот и сам командир интернациональной анархистской бригады — толстый, лысый, мордастый, усы в поллица. Атаман Шестопалов.
— Граждане, — обратился к пассажирам Шестопалов. Голос его не удивление высок и пискляв, — те, кто добровольно сдаст имеющиеся ценности, оружие и провизию, будут отпущены с миром. Конечно, кроме большевиков.
Какая-то женщина в цветастом платке вздохнула с облегчением:
— Берите все, только не убивайте. Хочется жить очень.
Раненого достали из кабины машиниста. Он отчаянно ругался и бил рукой тех, кто ему помогал, стараясь дотянуться до их лиц.
— Больно, черти! Не шатайте!
Потом показал на поезд.
— Там два коммуниста. Убить надобно.
Его положили на траву.
Один из тех, кто его нес — коренастый, чернявый морячок в тельняшке, вытащил маузер из кобуры и двинулся к вагону.
— Убьем, убьем, — сказал он, успокаивающе.
Вошел в вагон и столкнулся лицом к лицу за Забелей. Поднял было маузер, но Забеля успел первым — схватил его за горло одной рукой, принял из другой руки маузер и аккуратно, не поднимая шума, положил на пол.
— Уходим, не прощаясь, — сказал Борисов и показал в сторону хвоста состава.
Они пошли через накренившиеся вагоны, ступая по битому стеклу и держась за сиденья. Но не прошли и двух шагов, как послышались выстрелы — шестопаловцы их заметили.
Послышался женский крик — попали в живот той женщине в цветастом платке, которая жить хотела.
Упала, застонала, забилась. Покачали головами бойцы интернациональной анархистской армии — эх, вот какая незадача. Надо бы добить, чтобы не мучилась зря. Да патрона жалко. Добили прикладом.
Тем временем Забеля и Борисов дошли до конца состава и сиганули в лес.
Вслед неслись крики, свистки, выстрелы.
Пули срезали ветки над головой. Отстали, однако.
9
Долго шли через лес. Стемнело. Заночевали.