— Надо разжечь огонь, — решил Борисов.
Наломали сухих веток, нужна была бумага на растопку. У Борисова во внутреннем кармане обнаружилась афиша с портретом Дианы де Шарман. Он оборвал бумагу по краям афиши, а сам портрет сохранил. Разожгли огонь. Сидели у костра, разговаривали.
— Скажи, Забеля, как ты себе представляешь будущую хорошую жизнь?
Забеля задумался.
— А как представляю? А так представляю, что отдельная комната и бесплатные харчи.
— Бесплатные — это что значит? Что ты работать не будешь?
— Чего же не поработать? — прищурился Забеля, — поработать тоже можно.
Борисов засмеялся.
— Чего вы смеетесь? — обиделся Забеля.
— Садись в тюрьму, будет там тебе и крыша над головой и харчи.
Забеля взял ветку, начал ломать и бросать в огонь. Обиделся за свою мечту.
Заснули. Утром проснулись от холода. Костер потух. Попытались было встать — руки ноги связаны. И вокруг ходят бородатые люди. Раздвигают руками клубы тумана.
Один взял в руки мандат, сделал вид, что читает, а сам видно что неграмотный.
— Что за люди?
Забеля набрал было воздуха в легкие, хотел пригрозить Красной армией, но Борисов его перебил:
— Мастеровые. Чиним железную дорогу.
— Струмент где? — строго спросил бородатый.
— На станции остался.
Главный Бородатый посмотрел на руки Борисова. Не похожи на руки рабочего человека. — - Да не шпион ли ты, парень?
А Борисов увидел, что главный бородатый ходит вокруг костра, прихрамывая, говорит ему:
— Давай ногу твою сюда поправлю, увидишь, какой я мастер.
— Вот ты глазастый, — удивился Бородатый. Однако сел на пенек, ногу отстегнул и подал Борисову. Борисов попросил нож и сел возиться с протезом.
Ногу бородатый потерял на Германской войне. А протез снял с «одного буржуя». Плохой протез, неудобный, натирает культю.
— Хороший протез, — не побоялся спорить Борисов, — просто настроить надо. Ну-ка примерь теперь.
Бородатый примерил.
— Вот это да! Лучше чем родная сидит.
Протянул руку за ножом, а Борисов нож метнул из-за спины — и прямо в дерево.
— Да ты и впрямь мастер — с уважением сказал бородатый, вынимая нож из древесного ствола, — но отпустить вас не могу. Приказ.
— Чей приказ?
— Увидите.
10
Забелю и Борисова привели в деревню. Втолкнули в избу. В избе накурено, хоть топор вешай. И в дыму виден стол, накрытый кумачовой материей. А за столом — человек в кожаной тужурке, весь в делах и заботах. На Борисова и Забелю даже не глянул. Говорил хрипло, прикуривал одну папиросу от другой.
— Что там, шестопаловцев поймали? В расход.
— Извини, мастер, — смутился бородатый, пряча глаза — приказ есть приказ.
— Какие шестопаловцы? — возмутился Борисов, — я уполномоченный от ЦК, у меня мандат.
— Где мандат? — протянул руку человек в тужурке. Бородатый подал тужурке бумагу. Человек в тужурке прочитал мандат, встал из-за стола, грохнув стулом, подошел, пожал руку сначала Борисову, потом Забеле.
— Извините, товарищи.
Оказалось, женщина. Лицо обветренное, голос хриплый. Короткая стрижка. Представилась:
— Командир карательного отряда Оксана Головня.
И куда-то за спину:
— Евстигнеев, накормить и разместить. Разговаривать будем завтра.
Накормили вареной картошкой. Разместили в крайней избе.
Назавтра поговорить не удалось. Ночью проснулись от выстрелов.
11
Запертая в подвале Диана скучала. Пробовала было читать «Ниву» — глупо и несовременно. Ела абрикосы из банки, косточки бросала в железную крышку. Слышала, как тетя Лена звала Сеню. Не стала подавать голос, затаилась. Потом передумала, стала кричать:
— Откройте, выпустите меня!
Да поздно — тетя уже ушла. А через некоторое время у двери послышались приглушенные голоса и заскрипел дверной механизм. Кто-то открывал замок. Но открывал очень уж долго, как будто никак не мог попасть ключом в замочную скважину. Ага, понятно, слесарь подбирает нужный крючок. Подобрал, потянул, дверь подалась и открылась. Диана приготовилась объясняться, как она сюда попала. Конечно, ее история может показаться фантастичной, но…
Нет, это был не слесарь. В подвал заглянул бритоголовый громила с набором отмычек в руках. Аггей Медведев, взломщик, прошу любить и жаловать… Из-за спины Медведева выглянули еще двое, взятые для переноски тяжелых вещей. Увидели Диану и лица их сначала вытянулись, потом расцвели — вот так приятный сюрприз!
12
— Сюда, товарищ Борисов.
Из избы, в которой ночевали, Борисов и Забеля вылезли через окно. Прошли через задний двор. Забеля хотел было двинуть напрямки через поле, Борисов схватил Забелю за руку, дернул назад и как раз вовремя — из-за хлева вышли двое с винтовками.
В деревне раздался крик, тонкий, как ниточка. И тут же оборвался, как ниточка. Застрекотали врассыпную выстрелы.
— Шестопаловцы.
Борисов поднял голову.
— Лезь наверх.
Забрались по столбам на навес, затаились. Внизу ходили двое, бормотали. Подняли головы, наугад ткнули пару раз штыком. Штык вылез из крыши в аккурат между Борисовым и Забелей. Еще побормотали и ушли. Забеля и Борисов лежали, старались дышать через раз. Смотрели вниз на то, какие дела происходили в деревне.
Дела происходили нехорошие.
Провели мимо них командира карательного отряда Оксану Головню в тужурке. Поставили к стенке хлева. Командовал расстрелом главный бородатый.
— Извини, комиссар. Власть поменялась, такое дело.
Построились в ряд. Команда. Залп.
А через минуту самого бородатого поставили на место комиссара.
Не жалует предателей новая власть.
Товсь.
Залп.
Потащили тела в овраг, у бородатого оторвалась нога. Сначала испугались, потом давай смеяться.
Вытащили из избы, начали было резать на портянки кумач с комиссарского стола, но атаман остановил, велел свернуть и сложить в обоз.
— Пригодятся для другого дела.
С навеса слышно и видно все было как на ладони.
Борисов и Забеля пролежали на крыше весь день. Наблюдали нехитрый быт шестопаловской армии. Затопили баню для атамана, загнали в баню двух голых девок с вениками. Пока атаман парился, вынесли во двор столы.
Атаман вышел из бани лоснящийся, в белой рубахе, сел во главе стола. Плачущих девок заперли в бане — на потом.
Атаман поднял чарку, сказал речь:
— Пьем за свободу для всего христианского народа. Пьем за жизнь без буржуев, царя и коммунистов! Пьем за анархический интернационал!
Пили. Пели. Плакали. И снова пили. И снова пели. И снова плакали.
13
Тем временем, в тети ленином подвале Аггей Медведев и его напарники никак не могли решить, что делать с Дианой.
— По-хорошему, конечно, свидетельница, надо порешить. Но как-то рука не поднимается на такую-то красоту.
— Да-а. Незадача.
Диана смотрела испуганно, не в силах сказать ни слова. Никогда в жизни она не испытывала такого страха, как сейчас — перед этими немытыми и нечесанными людьми.
14
Пока они думают, давайте посмотрим, как дела у Борисова. Той порой стемнело, на столе зажгли свечи. У бани выстроилась очередь. Заиграла гармонь.
— Пора, — сказал Борисов.
Они потихоньку спустились с крыши и смешались с толпой. Взяли для маскировки по чарке со стола, да прихватили по куриной ноге, это уже не для маскировки — весь день голодом на крыше просидели.
Но сразу уйти не получилось. Какой-то боец зацепил Забелю пальцем за петлицу и начал ему что-то долго и путано рассказывать про родную станицу. И не стряхнешь, не хватало только скандала. Забеля растерянно оглянулся на Борисова — мол, уходите без меня, товарищ уполномоченный. Борисов покачал головой и сел за стол.
— А главное, небо, небо по ночам такое… оно висит над хатами и как будто дрожит, как будто песню поет…
Борисов и Забеля так и не смогли уйти из деревни в эту ночь.
Хотя и глаз не сомкнули. Изучали пестрое Шестопаловское войско.
У вдруг Борисов увидел рядом с атаманов человека, которого уж никак не ожидал здесь увидеть. Даже потер глаза — не обманывают ли?
Журналист Фокин сидел в тельняшке рядом с атаманом и внимательно слушал Шестопалова, стараясь не пропустить ни одного слова. Своих попутчиков Фокин то ли не узнал, то ли сделал вид, что не узнал.
15
Тем временем в Москве тетя Лена привела в подвал слесаря — вскрывать замок. Слесарь дернул дверь, и она отворилась.
— Тут уже без меня сработали, — разочарованно проворчал слесарь, чувствуя, что обещанный двойной гонорар за срочность получен не будет. Тетя Лена вошла в подвал. Всю провизию вынесли. Остались в подвале только диван и подшивки журнала «Нива». Даже лампочку выкрутили. И конечно, Дианы и след простыл.
16
— Подъем, армия!
Шестопалов велел всем умыться, причесаться и привести себя в порядок. Оказалось, решил сделать фото своей армии на память. Борисов и Забеля вынуждены были участвовать в этом групповом фото.
Никто не удивился появлению новых бойцов и вопросов не задавал — видать, состав армии постоянно менялся — кто-то сбегал, кого-то убивали, а на их место прибывали новые.
После фотографирования армия выступила в поход. Судя по разговорам, цель — какой-то город поблизости. Шестопалов затеял большое дело:
— Окунев брать идем, братцы.
После ухода армии Шестопалова крестьяне пошли зарывать трупы в овраг и услышали стон. Посовещались, сначала хотели было закидать землей, потом задумались — Шестопалов-то ушел, неизвестно, какая власть будет в деревне завтра. Достали из оврага раненую Оксану Головню, занесли в избу. Выживет — значит выживет, нет — значит, не судьба.
— Пить, — стонала Головня.
Дали воды. Решили — выживет.
17
— Поймите вы, гражданочка, недосуг мне вашего беглеца разыскивать! Тут полстраны в бегах, если мы за каждым будем бегать, это что же получится? Ерунда какая-то?
— Я вас прошу. Сеня хороший мальчик, он просто попал в дурную компанию.