— Все вы так говорите… все мальчики хорошие, а виновата всегда дурная компания. Почему же компания-то дурная, если все мальчики хорошие? А? Как такое может получиться?
Тетя Лена сидела в кабинете у следователя Морозова. О краже продуктов из подвала она умолчала, просила найти племянника. Описала приметы, дала фотокарточку. Следователь ничего не обещал, но когда увидел карточку, задумался.
Выпроводив тетю Лену, отправился на склады рядом с Солянкой, где он всегда встречался со своим осведомителем, воренком по кличке Картозик. Показал ему карточку пропавшего Сени.
— Знакома мне эта личность, — важно отвечал осведомитель.
18
— А что тут думать? Нечего думать, она нас видела, она свидетель. Порешить ее и дело с концом.
— Оно, конечно, порешить. А только рука не подымется на такую-то красоту.
— Аггей, так человек себя и теряет! Сначала на красотку рука не подымается, потом на милиционера. А нет, глядишь — ты уже и сам милиционер в погонах.
— Типун тебе на язык!
— А что это ты мне типунов сажаешь? С какой такой радости? Я что, не дело говорю? Я говорю дело, а ты меня зря не слушаешь. Если бы слушал, то сделал бы все как надо.
— Не хочется брать грех на душу.
— Давно ли? У тебя что, мало грехов на душе? Одним больше, одним меньше. Богу не все ли равно, за какой именно грех отправлять тебя в пекло.
— Новая власть бога отменила. И пекла более не существует.
— А бог-то сидит на облаке и посмеивается над новой властью. И над тобой посмеется.
— Не посмеивается он, а кровавыми слезами плачет. Вот, рассказывали, был один случай, есть в одном монастыре икона…
— Давайте-как отложим этот вопрос, — прервал Аггей наметившийся богословский диспут, — сначала выпить, отдохнуть, а потом на свежую голову решим, что с бабой делать.
— И то дело.
19
— Окунев — уездный город на реке Белой. Есть речной порт и железная дорога. Сюда поступает провизия с юга, перегружается в вагоны и отправляется в Москву. Возьмем Окунев — возьмем за горло Москву, — мечтал Шестопалов, свешиваясь с коня.
В Окуневе 14 тысяч жителей. И гарнизон в полторы тысячи штыков. У Шестопалова семьсот человек. Зато есть четыре пушки и пулеметы. И есть кое-какие боеприпасы. Шестопалов хотел беречь своих людей, воевать на расстоянии. Днем обстрелять город из пушек, а войти в него ночью, когда горожане будут тушить пожары и разгребать завалы. Хороший план придумал Шестопалов. Стратегического ума человек.
— Требуются добровольцы!
Вызвалось человек двадцать. Забеля хотел было руку поднять, но Борисов не позволил — кто его знает, на какое дело выбирают добровольцев. Рисковать нельзя.
Шестопалов выбрал человек шесть и поставил им такую задачу: пробраться в город, смешаться с местными жителями и определить цели, по которым будут целиться из пушек. И пометить эти цели, привязав к ним заготовленные накануне кусочки кумачовой ткани. С тем, чтобы эти красные пятнышки можно было разглядеть в цейсовский бинокль и пристрелять по ним пушки.
Так вот зачем сберег Шестопалов комиссарский кумач, не дал пустить на портянки! Умно придумано, ничего не скажешь.
— Надо предупредить коменданта, — сказал Борисов. Забеля кивнул.
20
В суматохе, которая предшествовала атаке, Борисов и Забеля отделились от армии Шестопалова и пробрались в город, предупредить горожан об атаке.
Остановили первый же патруль, показали мандат, обрисовали ситуацию. Их немедленно доставили в штаб. Состоялся короткий, деловой разговор с заместителем коменданта Ждановым. Предупредили. Успели. Жданов передал им благодарность от коменданта Кондратьева. С самим Кондратьевым поговорить не удалось. Занят важнейшими государственными делами.
Город Окунев начал азартную охоту за диверсантами.
Шестопалов смотрел на город в бинокль. Вот увидел одно красное пятнышко, вот еще одно. Дал команду артиллеристам — мол, вот ваши цели, открывайте огонь.
Грохнули пушки. И грохнули радостным смехом красноармейцы в осажденном городе — снаряды попали в свалку, разметав по городу обломки всякой рухляди. Всех диверсантов выловили, кумач из-за пазух у них повытаскивали и привязали в самых бесполезных для города местах — на свалке, на пустыре, на церкви. Трать снаряды впустую, глупый атаман.
— Сдавайте город, пощадим всех, кроме коммунистов, — кричали горожанам Шестопаловцы.
— Сами сдавайтесь! — кричали из города.
Между Шестопаловцами ходил с тетрадкой Фокин, записывал, почти не скрываясь. И шептал про себя:
— Вот они, наши враги, как они есть, во всей своей отвратительной красе.
И не поймешь, то ли ужасался, то ли любовался.
21
***
22
Пока окуневцы готовились защищать город от Шестопалова, Аггей Медведев сотоварищи гулял в подпольном кабаке на Трубной. Про этот кабак под названием «Ад» писал еще Гиляровский. К 1921-му году мало что тут изменилось. Небольшой зал и за потайной дверью — прокуренные кабинеты, где до утра идет картежная игра.
Диану люди Медведева заперли в кабинете, сами гуляли в зале. И воренок Картозик тут же вился, грел уши. Будет что рассказать следователю Морозову.
Слух о пленнице ходил по кабаку, волнуя публику. Вот подсел к Медведеву Гриша Хруст. Поздравил с успешным завершением дела и попросил разрешения посмотреть на девицу.
Медведев кивнул. Хруста отвели к кабинету и позволили заглянуть в приоткрытую дверь. Хруст заглянул. Молчал полминуты, потом повернулся к Медведеву:
— Отдай ее мне.
Медведев, еще минуту назад не знавший, как избавиться от Дианы, увидев, что она кому-то нужна, вдруг зажадничал:
— Плати тысячу и забирай.
Хруст покачал головой.
— На тысячу я таких пятьдесят куплю и еще останется на извозчике прокатиться.
Хруст отошел. Медведев задумался. Надо было отдать Диану Хрусту даром. Теперь уже нельзя отступить — цена названа.
Выпивка более не радовала. Медведев сел за карты. Поднял глаза — а напротив сидит Хруст и смотрит внимательно. Полчаса не прошло — спустил Медведев все, что имел.
— Ставь пленницу свою, — повелительно сказал Хруст. Медведев взял карандаш, оторвал от стены кусок обоев и нарисовал на обрывке обоев женский силуэт и бросил на стол:
— Играем.
Сдали карты. И что ты будешь делать? Медведев выигрывает. И опять. И еще раз. И еще. Отыграл все. Хруста оставил ни с чем.
Взял Медведев обрывок обоев с рисунком и поцеловал.
— Я теперь с тобой до конца дней своих не расстанусь, — сказал пьяно, — ты мне удачу приносишь.
Вывели Диану из кабинета, сели в извозчика. Сказали адрес. Едет извозчик, да каким-то незнакомым путем.
— Куда завез, черт!
Извозчик обернулся, а это не извозчик, а Гриша Хруст. Блеснуло тускло лезвие, захрипел Медведев, сполз вниз, в темноту. Прощай, Аггей Медведев… Гриша подал Диане руку.
— Пройдемся пешочком, барышня, тут недалеко.
23
Поняв свою промашку, атаман Шестопалов в ярости выхватил у одного из бойцов винтовку и, не глядя, выстрелил в сторону города.
Борисов, стоявший у крайней избы и наблюдавший за боем, вдруг зашатался, уронил шапку. Пуля Шестопалова попала ему прямо в грудь.
Шестопалов, растратив впустую боеприпасы, скомандовал отход от города. Окуневцы радовались, бросали в небо шапки и пели песни. А Забеля держал на руках истекающего кровью Борисова и растерянно оглядывался:
— Помогите, братцы. Братцы, как же так…
Кровь капала в пыль и смешивалась с нею, становясь бурой…
24
Головня отлежалась в крестьянской избе и встала на третий день.
— Заживает, как на собаке. Видать, сам дьявол ее вылечил, — бормотали крестьяне.
Головня забрала последнюю лошадь в деревне и поскакала в Москву.
Прошла без доклада в начальственный кабинет. Нога на ногу — села без приглашения, закурила без разрешения.
— Дайте мне три тысячи человек и я уничтожу банду Шестопалова.
Вместо трех тысяч дали пятьдесят. И приказ — уничтожить банду Шестопалова, а самого его взять живым или мертвым. Как посмеялись.
Через два дня новый отряд Головни вошел в деревню и первым делом схватил крестьянина, который выхаживал Головню и дал ей лошадь.
— Говори, сволочь, куда пошел Шестопалов!
От этой власти точно пощады не жди.
25
Следователь Морозов подал тете Лене стакан воды. Она от воды отказалась. Хотя новость, которую она услышала от следователя, была сокрушительная. Ее любимый племянник Сеня, оказывается, известный в некоторых кругах вор по кличке Сеня Жук. И если он будет найден, немедленно отправится в тюрьму. Но найден он будет вряд ли. Скорее всего, спит вечным сном с камнем на шее где-нибудь на дне Москва-реки.
…От следователя тетя Лена прямиком отправилась в свое советское учреждение и положила заявление на стол начальнику. Сказала, что уезжает на лечение по состоянию здоровья. Начальник не поверил, однако заявление подписал.
Тетя Лена заехала домой, собрала в котомку самые необходимые вещи. В числе прочего, достала из сейфа завернутый в тряпочку револьвер. И вышла из дома. Она отправлялась на поиски своего племянника. И, забегая вперед, скажем, что с этой минуты она навсегда исчезает из нашей истории.
26
Хруст ухаживал за Дианой. Взять ее силой ему было неинтересно. В ход шли цветы, рестораны, подарки. Рано или поздно дрогнет ее сердце, не устоит. Но пока держится.
— Тут скорее не гордость, а обида, — делился Хруст своими соображениями с кем-то из приятелей, — а обида проходит со временем.
Надейся, Гриша!
27
В банде Шестопалова царило уныние. Боеприпасы растратили, а город не взяли. Атаманом были недовольны. Шестопалов держал ухо востро. Если в отряде завелось недовольство — нужно это недовольство на кого-то направить, чтобы не копилось зря.
Шестопалов шел по лагерю, выбирая жертву. Взгляд его упал на Фокина, который, окончательно потеряв осторожность, строчил в блокнот. Шестопалов незаметно подошел к Фокину и выхватил блокнот из его рук. Глянул по диагонали: