Какое-то время он сверлит ее взглядом,
потом с размаху бьет правой рукой по подушке. Он с рыком хватает подушку левой рукой и бьет ее правой снова, и снова, и снова, и снова, потом хватает ее обеими руками, будто за чей-то кадык, сжимает, крутит и рычит, чувствуя ком в животе. Потом он швырнул подушку в стену, бросился за ней следом, кинул ее обратно на койку, и, придавив левой рукой, будто за горло, он бил и бил ее, будто разбивал в кашу чье-то лицо, затем, подняв над головой, из всех сил ударил ею по стене и бил, бил, бил, но его кулаки утопали в подушке, не встречая сопротивления, поэтому он прижал ее к матрасу и бил, бил, бил, слыша глухие звуки ударов своего кулака, и снова, и снова, и снова бил, бил, бил свою подушку.
Затем он остановился и, посмотрев с отвращением на подушку, тыльной стороной руки отшвырнул ее в другой конец койки. Он тяжело дышал, но ком, который был в груди и животе, исчез. Ублюдки. Мерзкие, блядские ублюдки. Его дыхание успокоилось, он дотянулся до подушки, схватил ее, смял в ком и сунул под голову, растянувшись на койке. Его глазам захотелось закрыться, и он позволим им это, прикрыв их рукой от света. Он вжимал голову поглубже в смятую подушку, а темнеющая серость успокаивала его глаза. Он уснул.
Он сидел в зале суда со Стейси Лори. Он был хорошо одет и уверен в себе. Когда объявили слушание его дела, он проследовал за адвокатом на свое место. Когда зачитывали обвинения, он спокойно стоял, выпрямив спину, не признавая за собой вины, затем сел и внимал процедуре предварительных слушаний. Открывающие дело формальности прошли быстро и четко. Когда сторона обвинения закончила допрос первого свидетеля – арестовавшего его офицера полиции, – Стейси Лори встал и вышел в середину зала, остановившись недалеко от свидетельской трибуны. Несколько минут он спокойным и ровным голосом опрашивал свидетеля. Закончив с вопросами, он обратился к суду, запросив снятие обвинений, процитировав дело Штат против Рубенса (1958; 173,20.5). На этом основании суд снял все обвинения, и дело было закрыто.
Он вышел за адвокатом из зала суда в коридор, где к ним присоединился Дональд Престон, пожавший им руки. Престон, положив ему на плечо руку, поинтересовался, как он себя чувствовал в качестве свободного человека. По правде говоря, немного ошарашивает. Все произошло так быстро. Трудно поверить в то, что все это позади.
Они сели за стол в отдельном кабинете тихого и очень приличного ресторана. Это была маленькая комната, расположенная вдали от основного зала, со стенами, обшитыми дубом. Скатерть была белой, а солнечный свет фильтровался окнами с затемненными стеклами. Он был возбужден и в то же время без проблем сохранял самообладание. Когда им принесли заказанные коктейли, они выпили за успех их будущей кампании. Он с улыбкой сказал, что за это точно выпьет, и все рассмеялись. Затем Престон отметил его мужество, и он скромно улыбнулся в ответ.
Он чувствовал себя как дома в роскошном офисе Престона, где они с энтузиазмом обсуждали грядущую кампанию. Он очень хотел услышать их планы и поделиться собственными идеями. Теперь, когда все формальности с законом были улажены, его мозг формулировал новые идеи с потрясающей четкостью.
Как я уже сказал, один из моих репортеров – один из лучших – присутствовал на слушаниях и уже работает над статьей. Когда он закончит, мы возьмем у вас интервью. Много времени это не займет. Ему нужно лишь донести до читателей ваши мысли и реакции. Сам репортаж появится в завтрашней газете, а интервью выйдет в воскресном выпуске. Интервью длинным не будет – это я уже говорил – буквально две – три страницы. Вы же понимаете, что не стоит вываливать публике все сразу. Если мы так поступим, то людям это быстро наскучит (он согласно кивнул) и их энтузиазм пропадет. Между этими двумя материалами я опубликую заявление или, если вам угодно, манифест, объясняющий цели кампании. Естественно, два-три раза в неделю будут выходить новые материалы на эту тему, поднимающие острые вопросы. Таким образом, интерес публики будет постоянно подогреваться.
А в промежутках между подачей материалов я буду писать статьи в юридический журнал с обращениями к различным гражданским и профессиональным организациям.
Звучит отлично. Просто замечательно. Есть, правда, один момент, который я особо хотел бы упомянуть. Он помолчал секунду, потом чуть подался вперед в своем кресле. Я думаю, нам стоило бы посвятить эту кампанию борьбе со всеми проявлениями авторитарного деспотизма. Моя мысль в том, что есть множество проявлений произвола властей – со стороны полиции, политиков, профсоюзов, банкиров, в школах, тюрьмах и бог знает где еще. Также, мне кажется, если кампания окажется длительной, люди потеряют к ней интерес, однако с правильно выдержанными интервалами – особенно когда возникнет нехватка свежих новостей – вы всегда сможете перейти к другому аспекту этого движения и разоблачить еще какое-нибудь из авторитарных преступлений, совершающихся где-нибудь в большом мире.
По тому, как горячо они согласились с его предложением, было очевидно, что оно не просто им понравилось – они так же поняли, что он не руководствовался никакими мотивами личной мести.
Репортер садится напротив, расположив между ними микрофон портативного магнитофона.
Вопрос: Во-первых, хотелось бы спросить, каково это – быть снова свободным?
Ответ: Прекрасно (он улыбается), просто замечательно. У меня не хватит слов, чтобы выразить свою благодарность господам Престону и Лори за их помощь.
В: Как вам удалось с ними связаться?
О: Ну (он слегка откидывается назад в своем кресле с задумчивым выражением лица, таким, чтобы не выглядеть чересчур загадочным, при этом желая донести до репортера серьезность этого вопроса. Вопроса, на который без должного обдумывания не отвечают. Когда по лицу репортера он увидел, что тот осознал и понимает, что он вовсе не играет роль, и что вопрос действительно серьезный и деликатный, он снова подался вперед), боюсь, я не могу раскрыть всех подробностей того, как мне удалось выйти на связь с этими джентльменами. Могу лишь сказать, что у меня получилось связаться с газетой и таким образом вовлечь в это дело уважаемых мистера Престона и мистера Лори.
В: Что именно заставило вас почувствовать необходимость связаться с газетой?
О: То, что я был несправедливо арестован и заключен под стражу. И вообще, как доказал мистер Лори в суде сегодня, я был арестован не только несправедливо, но и незаконно.
В: Почему же вы не связались с адвокатом или другом?
О: Видите ли, в этом городе я никого не знаю. Я решил провести лето в путешествии по стране, и, едва приехал сюда, как тут же был арестован. Я ехал всю ночь и, когда утром добрался до города, поселился в первом же попавшемся мне отеле. Сейчас-то я понимаю, что это не лучший отель в городе, но я был слишком уставшим, чтобы искать что-то еще, а потому остановился в первом же, который увидел. Я помылся, поел, выспался. Проснувшись, я оделся и решил прогуляться, а потом наткнулся на хороший ресторан. Там я спокойно поел, а после этого пошел в кино на поздний сеанс. Выйдя из кинотеатра, я решил полюбоваться ночным городом. Я гулял по улицам и выглядел, ну, наверное, как обычно выглядит турист, и, поскольку я выспался днем, то не чувствовал себя уставшим и не обращал внимания на время. Постепенно до меня стало доходить, что кроме меня на улицах почти никого не было. Я немного удивился тому, что мне почти не попадались прохожие, но, как уже было сказано, я потерял счет времени и продолжил свою неторопливую прогулку. Затем я понял, что немного заблудился, и стал обращать внимание на уличные знаки, чтобы как-то сориентироваться.
В: Другими словами, вы перешли из знакомой части города в незнакомую?
О: Именно. Понятия не имел, где находится мой отель относительно того места, где в тот момент находился я. Я стоял на углу улицы, глядя по сторонам, и пытался понять, в какую сторону мне нужно идти, и тут вдруг передо мной остановилась патрульная машина и меня арестовали.
В: На каком основании?
О: По подозрению. Не знаю, в чем именно меня подозревали, но они сказали, что я выглядел подозрительно. Я попытался объясниться и даже показал им свое водительское удостоверение и другие документы, подтверждающие личность, но они меня все равно арестовали.
Ему было 12 или 13. Он с двумя своими дружками валял дурака под фонарем в парке. Вечер был прохладный, и они были заняты игрой и грели руки. На земле лежало 2 цента, и он бросал кости. Когда он потянулся к кубику, кто-то крикнул «коп», и они разбежались. Он попытался схватить с земли двухцентовик и убежать, но в этот момент из кустов позади него выскочил коп и ударил его по руке дубинкой. Он рванул оттуда, даже не запомнив, как выглядел тот коп. И боль почувствовал лишь час спустя. Коп не побежал за ними, и он догнал своих друзей буквально через квартал. Несколько кварталов до дома они шли вместе. Друзья спросили его насчет руки. Он ответил, что все в порядке, но руку уже начало жечь. Через некоторое время, дома, в тепле, боль усилилась. Ему было страшно рассказывать о случившемся родителям, потому что они захотели бы узнать, за что его ударили и чем он занимался. Посреди ночи боль стала совсем уж невыносимой. Он стонал во сне так громко, что мать пришла к нему в комнату и, разбудив его, спросила, что случилось. Он сказал ей, что упал во время игры и повредил руку. Рано утром они отправились в госпиталь, где ему сделали рентген. Три кости были сломаны, будто их лезвием разрубили. Удар был такой силы, что даже осколков не было. Перелом даже вправлять не пришлось. И гипс не понадобился. Вот такой вот чистый был перелом. Руку просто забинтовали. Вот так вот просто все оказалось.
Наверное, понять произошедшее в ретроспективе непросто. Возможно, я был наивен, но поначалу я не воспринял их всерьез. Конечно же, я был раздражен, но и на секунду не мог себе представить, что они действительно повезут меня в полицейский участок