входят и шотландцы, и валлийцы и т. д.), а затем и Британскую империю. Шотландцы же — они веками ведут войну, борьбу за свое национальное самостояние. Но успехом эта борьба не увенчалась. Своего государства шотландцы пока так и не создали. А значит — из фазы народа, в отличие от англичан, так и не вышли, нацией не стали. А вот претерпевшие такую же жестокую английскую оккупацию ирландцы, в отличие от шотландцев, сумели восстановить свою государственность и свой статус нации.
Россия — во всех смыслах есть государство русских, как уже не раз подчеркивалось. И поэтому — русская нация есть, а вот российской нации — нет.
…есть, наконец, историческая традиция, проросшая глубоко в обыденную жизнь и быт. Пусть географически мы все «россияне» — и якут, и русский, и татарин, и ингуш. Но национально, этнически мы — не «россияне». Каждый отлично знает свое настоящее национальное происхождение. В особенности это относится к нам, русским; ведь не нас назвали русскими по имени страны проживания, а наоборот, по нашему имени названа Россия! Нам ни к чему, просто не нужна какая-то вторая идентичность. Нам ни к чему дополнительно называть себя еще «россиянами» — по имени страны, уже названной в честь нашего основного этнонима (это было бы просто абсурдом каким-то, извращением чистой воды!). Поэтому с нашей точки зрения «россияне» — это именно и только нерусские жители России. Для нас же такое наименование как-то даже и неприлично…
Нам говорят также, что за границей, мол, все выходцы из России — «русские» (намекая на аналогию с американцами, которые все — «американцы», невзирая на этничность). Говорят, что многие инородцы за рубежом так и начинают представляться там: «Мы-де русские». Выдумывают себе сложные, фантастичные национальные наименования: «русский татарин», «русский еврей» (в Израиле даже говорят о «русской алии[7]», хотя какая же она русская?!)… Кое-кому из русских это даже кажется лестным: как же, мол, хоть и инородцы, а все-таки признают русскую цивилизационную идентичность.
Но в действительности ничего хорошего в этом нет, и нам этого совершенно не нужно. Во-первых, потому, что такое национальное самозванство есть ничто иное, как наглое покушение на нашу национальную идентичность. Во-вторых, потому что потом говорят, к примеру, о «русской мафии», а эта мафия родом с одесского Привоза или вообще с Брайтон-Бич. Говорят о «русских» убийцах, о «русских» грабителях. А на поверку выходит — грузины, чеченцы. (Представьте, что кто-то назвался бы там, где вас в лицо не знают, вашим именем, а вам пришлось бы после отмывать свою репутацию и оплачивать счета самозванца!) Яркий пример: в Чехии недавно был процесс, когда сына одного очень высокопоставленного чиновника из Кабардино-Балкарии, кабардинца, судили за финансовое мошенничество. И он на суде каялся и говорил: я-де вот так плохо поступил, потому что я русская свинья. Но ведь если на то пошло, каяться должна была не «русская», а «кабардинская» свинья!..
Так что оставьте имя русское лишь тем, кто вправе его носить.
…в наши дни русский народ является единственной скрепой, обеспечивающей геополитическое единство огромной российской территории. Русские обеспечивают это единство как своим физическим присутствием во всех уголках страны, так и тем, что русская культура, и шире — русская ментальность (не говоря уж о русском языке) является доминантной на всем протяжении России от Калининграда до острова Беринга. Да, в России живут многие народы, народности, племена и этнические группы. Но никто из них не способен дать альтернативную объединяющую всех духовную основу. А русские это уже сделали за века. Таков факт. Не станет русских — не станет и России, это понятно каждому. Но нет ни одного другого российского народа, о котором можно было бы повторить эти слова. Поэтому русские — единственный государствообразующий народ.
Принадлежность любой биологической особи к своему биологическому виду (для животных это порода, для человека — национальность, этничность) жестко и однозначно определяется только ее происхождением и ничем иным. Пуделю может сниться, что он борзая, но рано или поздно придется проснуться и увидеть себя в зеркале. И только в том случае, если у особи имеется от рождения двойная национальная идентичность (например, отец русский, мать — татарка), возникает возможность свободного выбора. Любой другой подход — антинаучен, а, следовательно, вреден. Никакие благие намерения, вроде ложно понятой политкорректности, не могут служить оправданием такому поистине средневековому мракобесию.
Одна такая особенность, во многом объясняющая нашу плачевную неоднородность, состоит в том, что русские никогда в истории доселе не пытались объединяться и защищаться по принципу кровного родства между собой. Хотя русские, по признанию антропологов, — наиболее гомогенный из всех белых народов Европы. Все мы, русские, — члены одной большой, общей семьи, все — родня друг другу в 23-м колене, но никто этого, как правило, не осознает и не помнит. И если у некоторых наших противников за плечами есть трехтысячелетний опыт национальной консолидации, то мы делаем на этом пути только первые шаги и пока еще очень неопытны и разобщены. Принцип «русский, помоги русскому только за то, что он русский» не очень-то хорошо приживается у нас, а ведь в нем — вся соль и залог побед.
…русские фактически уже пережили и изжили имперский период своего развития, у нас нет никаких ресурсов (прежде всего, человеческих), чтобы его продлить, но инерционное мышление народных масс еще продолжает исповедовать ценности и соблазны Империи. Наши же прямые этнические противники (сегодня они окопались, в том числе, на платформах евразийства и неоконсерватизма, монархического либо советского) еще и подзуживают нас, подогревают и без того неостывшие имперские амбиции, спекулируют на них. Это все равно, что подбивать старика жениться на молодухе. Приятно?! Еще бы! Но через пару дней неизбежно придет карачун… Тут-то небескорыстные советчики и явятся дербанить наследство!
…русские люди, вопреки мифу об их коллективизме, общинности (то и другое наблюдалось лишь в обстоятельствах крайнего стеснения свободы, или в дни противостояния иноземному гнету, или в очень уж суровых природных условиях), — на воле суть жутчайшие индивидуалисты. Пока русский человек гол, как сокол, и во всем зависим от начальства или от коллектива, он еще может шагать в ногу со всеми и исполнять приказы. И то за ним, своевольным от природы, нужен постоянный пригляд. Но как только у него появляется малейший собственный ресурс — вся дисциплина летит к чертям и он норовит все делать по-своему. Особенно эта черта проявляется на поле идейных баталий, где нам, русским, никогда не удается по-хорошему (всерьез и надолго) обо всем договориться, пока речь идет об идеях и идеалах. По этой именно причине наша партия[8] отбросила все подобные разговоры и устремила свое внимание к тому, что бесспорно и однозначно: права и интересы русского народа, которые у нас у всех общие…
Четвертая особенность — мечтательность, непрактичность русских людей, воспитанная необъятными просторами Родины. Мы всегда развивались не по интенсивному (как Европа или Азия), а по экстенсивному пути; у русского человека всегда оставалась возможность все бросить и бежать: в Запорожье, на Дон или в Сибирь, не важно куда — вместо того, чтобы преобразовывать неугодную ему жизнь на месте. Там, где бельгиец (плотность населения 500 человек на кв. км.), или китаец, или японец прилагал все силы ума и тела, чтобы выжать из блохи масло, русский уходил, куда глаза глядят (плотность населения 8 человек на кв. км.), и распахивал целину дедовскими методами. В этом одна из причин того, что русские всегда хотят всего и сразу, что они так неохотно занимаются простыми, малыми, нудными ежедневными практическими делами по самозащите и самоорганизации, предпочитая им споры о глобальном и вечном, мечтая о невозможном.
Русским весьма свойственна амбивалентная комплиментарность (обращенная на всех равно доброжелательность и отзывчивость), часто выражающаяся в рекордно высокой ассимилятивности. Мы способны ужиться и сжиться со всеми. Это не значит, увы, что все способны сжиться с нами, отчего наша история, особенно минувшего столетия, преисполнена горьким разочарованием.
История не дает серьезных, глубоких оснований русским идентифицировать себя как европейцев. Мы сильно отличаемся от большинства европейских народов своим историческим прошлым, национальным характером, отношением к миру и человеку, типом реакций, моделью поведения, шкалой ценностей и т. д. Определенная унификация, нивелировка в эпоху глобализации, конечно, неизбежна, но неизбежен и периферийный характер этого процесса, не затрагивающий ядра нации. Русским присуще свойственно стремление причислять себя к европейцам, но в этом мало как чести, так и истины.
Европейцы понимают эту суть вещей гораздо лучше нас, отторгая русских и не желая от них ничего, кроме корысти, на всем протяжении истории. Проверенный веками факт: если даже мы выступаем за Европу, она, тем не менее, никогда не выступает за нас, никогда не ценит наших жертв, не спешит нам на помощь. Мы для нее — разменная монета в лучшем случае. Как ни печально, но это касается даже славян — к примеру, поляков, спасенных нами от татар и (дважды) от немцев, но ведущих с нами войны с Х века, или болгар, за освобождение которых мы пролили моря русской крови, но которые воевали против нас и в Первую, во Вторую мировые войны.
…необходимо помнить ежесекундно: мы, русские, живем не в собственном мирном государстве, как, скажем, литовцы или армяне, а в оккупированной стране, в чуждом и зачастую враждебном к нам государстве и в состоянии необъявленной войны, развязанной против нас.