– Простите, – сказала она, – я пойду – мне нужно еще в два дома. Спокойной ночи!
Она нахлобучила ушанку и пошла к дверям.
– Послушайте, – крикнул профессор, – послушайте, кто же вы? Послушайте, я вас не знаю… я вас даже не поблагодарил. Кто вы?
– Комсомолка, – ответила девушка, исчезая, – комсомолка Женя… Завтра приду.
Это было в Ленинграде в самые тяжкие его дни. Город замерзал. Город голодал. Гитлеровские мерзавцы хотели задушить наш прекрасный Ленинград. Но вы знаете, товарищи, как стойко и гордо держались ленинградцы. Ленинградцы, которые шатались от голода, у которых распухли руки, ноги. Вот этими замерзшими, опухшими руками они делали снаряды, тушили бомбы, восстанавливали полуразрушенные жилища. Никто не жаловался. Никто не говорил: "Не могу". И только сквозь стиснутые зубы вырывались слова гнева, ненависти к проклятым фашистам.
Люди помогали друг другу бороться с трудностями. Люди помогали друг другу жить. И вот именно в эти дни все увидели, почувствовали, что такое комсомольское сердце. Горячее, благородное сердце молодого советского человека.
…А как внимательно и любовно заботился комсомол о детях. 270 миллионов рублей собрали комсомольцы в фонд помощи детям, пострадавшим от войны. Тысячи детских столовых и детских домов были открыты на эти средства.
Много самолетов, танковых колонн, артиллерийских батарей, подводных лодок дали Советской Армии комсомольские воскресники.
"Навсегда войдут в историю, – говорил товарищ Сталин, – беспримерные трудовые подвиги советских женщин и нашей славной молодежи, вынесших на своих плечах основную тяжесть труда на фабриках и заводах, в колхозах и совхозах". В 1943 году, в канун 25-летия комсомола, 17 миллионов юношей и девушек нашей страны обратились с письмом к товарищу Сталину. В этом письме молодые патриоты давали любимому вождю клятву неустанно бороться за дело большевистской партии, отважно сражаться на фронте, еще упорнее работать в тылу. В письме говорилось:
Клянемся мы сердцем, испытанным боем,
Рукой, отвердевшей в упорстве труда,
Что после победы украсим, отстроим
Сожженные злобным врагом города.
Еще не закончилась борьба с врагом на фронте, а советский народ уже начал восстанавливать в освобожденных районах разрушенное фашистами хозяйство. И повсюду на стройках работала молодежь. По призыву ЦК ВЛКСМ на восстановление Сталинграда приехали 23 тысячи юношей и девушек.
Осенью 1943 года состоялся пленум Смоленского обкома комсомола. Смоленск тогда еще не был освобожден от немецких захватчиков. Комсомольцы собрались в небольшом селе Кондрово. Половина области была в руках врагов, а комсомольцы с воодушевлением рассказывали о том, как они помогают на освобожденной от фашистов территории залечивать раны, нанесенные гитлеровцами народному хозяйству области.
– Линия фронта проходит недалеко от нас, – говорила на пленуме одна комсомолка, – еще слышна артиллерийская канонада, еще частенько наведываются к нам воздушные разбойники. Но мы твердо уверены, что враги больше не вернутся. Долго и упорно отстраивали наши комсомольцы одну из сельских школ. С трудом добыли мы стекла для окон, привели все классы в полный порядок. Когда школа была готова, неожиданно налетели самолеты, клейменные фашистской свастикой, и сбросили бомбы. Здание школы вновь было разрушено. Снова взялись наши комсомольцы за работу и опять восстановили школу.
Есть на Смоленщине деревня Галкино. В тот же день, когда из деревни бежали немцы, в одном из немногих уцелевших домов комсомольцы провели собрание. Секретарь комитета комсомола Шура Федорова проводила собрание, лежа в постели. Ее до полусмерти избили перед уходом немцы.
– А комсомольские билеты, девушки, с вами? – спросила она, открыв собрание, и с тревогой оглянулась. Но сейчас же Шура удовлетворенно улыбнулась: все девушки, пришедшие к ней, торопливо доставали спрятанные на груди комсомольские билеты.
– Вот хорошо, – говорила Шура. – А я, грешным делом, беспокоилась: не уничтожил ли кто по трусости своего билета. А вот и мой, прошу проверить… Итак, комсомольское собрание считаю открытым. Не знаю, как вы считаете, а по-моему, сейчас самое главное для нас – это подумать о том, как помочь нашей деревне отстроиться и восстановить колхоз. Было у нас сто два дома, а осталось двадцать…
Девушки повернули головы к окнам, за которыми виднелись обуглившиеся дома. Сиротливо высились среди разрушенных домов трубы. Все спалили и взорвали враги! Был клуб – нет клуба. Была школа – нет школы: устроили немцы в ней конюшню, а парты изрубили, сожгли. И хозяйственные постройки разрушены. Ни коров, ни свиней, ни овец – ничего не осталось. А сколько всего было!
– Партийной организации у нас в деревне нет, коммунисты на фронте, поэтому на нас, комсомольцев, ложится особая ответственность. Садитесь-ка, девушки, поближе. Есть у меня один план…
Вот что было дальше.
Стар дедушка Куликов – 70 лет. Голова серебряная, лицо в морщинах, спина сутулая. В молодости считался он лучшим столяром деревни Галкино. К нему-то в землянку и пришли комсомолки.
– Просим, дедушка, быть бригадиром: будем деревню заново строить. Да такую, чтоб враги позеленели от злости! Чтоб дома лучше, чем до войны, были!
И с великой радостью согласился дедушка Куликов стать руководителем комсомольской бригады.
Вся деревня помогала комсомольцам. Рубили лес, подносили бревна, месили глину. Школьники вытаскивали из горелого мусора уцелевшие кирпичи, гвозди, дверные и оконные задвижки.
И начал подниматься в Галкине дом за домом. Дедушка Куликов с рассвета до заката на стройке. Ветер теребит его седые волосы.
– А ну, давай, комсомолки, веселей! Каждое бревно – фашисту в глотку! – весело покрикивал он.
Ремонтировали школу, строгали новые парты. И вскоре снова зазвенели в деревне звонки, созывая ребят на уроки.
Фронт отодвинулся далеко, деревня готовилась к севу, росла, и жизнь в ней налаживалась. Улица пахла свежим тесом, красками.
По воскресеньям комсомольцы и пионеры устраивали в новом клубе вечера самодеятельности. Так жила и работала сельская молодежь в районах, освобожденных от оккупантов.
В дни войны в глубоком тылу, на заводах и фабриках страны молодежь создавала фронтовые бригады. Ведь в письме товарищу Сталину миллионы юношей и девушек поклялись работать на производстве так же, как на фронте бьются советские воины. В этих бригадах появилось много "двухсотников", которые выполняли установленные планы на двести процентов. А затем появились "трехсотники" и даже "тысячники". Я расскажу вам, юные друзья, об одной комсомольской бригаде того времени.
Это были удивительно дружные ребята. О таких говорят – водой не разольешь! В бригаде их было восемь. К началу смены они приходили на завод дружной восьмеркой.
Старшему из них было девятнадцать лет, младшему – шестнадцать. О себе они иногда напевали:
Жили на свете восемь друзей,
Восемь друзей, боевых слесарей…
Все восемь почти одновременно вступили в комсомол. Как-то, подытожив свою работу за прошедший месяц, товарищи не без удовольствия отметили, что производительность труда их бригады значительно выросла.
– Ну, хлопцы, поработали вы крепко, по-комсомольски! – сказал им начальник цеха.
– Это точно! Такая у нас восьмерка! – с достоинством заметил бригадир Николай Гревцов и, помедлив, прибавил: – Только я вот о чем думаю: нельзя ли дать еще больше?
– А что ты предлагаешь?
– Есть одна мысль… Если нас восемь человек и мы намного перекрываем программу, то нельзя ли сократить нашу бригаду человека, скажем, на три? А работать мы будем за восьмерых… Три человека освободится для другой работы: люди-то ведь нужны!
Начальник цеха задумался.
– Дело ты, Коля, предлагаешь хорошее. Конечно, производство вы знаете отлично. Рабочие вы квалифицированные, но, смотри, по силам ли?
– А мы уже все обдумали. По силам!
И тогда появилось такое заявление:
"Директору завода.
Подписывая письмо товарищу Сталину, мы поклялись увеличить производительность труда. Члены нашей фронтовой бригады обязались дать сверх плана сорок пять заказов. Свои обязательства мы выполнили и дали сверх плана 53 заказа. Сейчас мы обращаемся к вам с просьбой: разрешите нам сократить количество рабочих в бригаде на три человека. Даем твердое слово не снижать выпуска продукции. Просим из числа уходящих создать новую комсомольско-молодежную бригаду.
Бригадир Гревцов".
Через день последовал приказ по заводу:
"Одобряя инициативу фронтовой бригады товарища Гревцова, приказываю:
Удовлетворить просьбу бригады т. Гревцова. Начальнику цеха оформить из освобожденных товарищей новую бригаду, выделив из их числа бригадира.
За проявленную инициативу, дающую возможность повысить производительность труда, объявляю благодарность бригадиру т. Гревцову и членам бригады комсомольцам Тихонову, Бушевалову, Завалишину, Горбунову, Строганову, Сахарову, Егорову".
Итак, троим товарищам приходилось уходить из бригады. Сначала некоторым из них это показалось крушением дружбы. Однако, поразмыслив, приятели пришли к выводу, что дружбу их ничто не сломит.
Пришел день, когда бригада Гревцова впервые начала работать за восьмерых впятером.
Понятно, друзья волновались, потому что знали, что за ними сегодня наблюдает не только весь цех, но и весь завод. Но работали они уверенно, труд был организован четко, материалы и инструменты были в полном порядке. Никто ни на минуту не отлучался от тисков. Никаких лишних движений.
К концу смены пять человек дали 250 процентов задания, рассчитанного на восемь человек. Это была большая победа. Их поздравляли. Выполнила свой план и вновь созданная комсомольско-молодежная бригада.
А через несколько дней в бригаде Гревцова произошла ссора. Виновником ее был Александр Строганов – он не выполнил нормы. Тут же в цехе после окончания смены друзья напустились на Александра:
– Это что ж ты думаешь?