яли его. Взглянув еще .раз на поленья, он прикоснулся к длинному кремневому кинжалу за поясом. Она поняла, кивнула, в глазах ее вспыхнула искорка надежды.
Кулл ударил так же неожиданно и внезапно, как кобра. Он выхватил нож из-за пояса и метнул его. Нож вошел прямо под сердце, убив девушку мгновенно. Люди застыли, словно зачарованные. Кулл повернулся, метнулся в сторону и вскарабкался по двадцатифутовому отвесному обрыву, точно кошка. Кто-то из ошарашенной толпы схватил лук и прицелился. Кулл перевалился через край обрыва, лучник прищурился — и тут Ам-ра, словно нечаянно, подтолкнул его, и стрела ушла далеко в сторону. И Кулл исчез.
Он слышал крики у себя за спиной. Его соплеменники, воспламененные жаждой крови, дико ринулись за ним, чтобы догнать и убить его за нарушение их странного и кровавого кодекса чести. Но никто в Атлантиде не мог бы обогнать Кулла из племени Приморских гор.
Кулл спасается от своих разъяренных соплеменников лишь с тем, чтобы попасть в плен к лемурийцам. Следующие два года он проводит рабом на галере, пока ему не удается бежать. Он пробирается в Валузию, где становится отверженным в горах, а затем его хватают и бросают в темницу. Удача улыбается ему, и он становится сначала гладиатором на арене, затем солдатом воинства и, наконец, военачальником. Тогда, опираясь на наемников и некоторых недовольных валузийских аристократов, он захватывает трон. Кулл убивает деспотичного царя Борну и срывает корону с его окровавленной головы. Сон становится явью. Атлант Кулл восседает на троне древней Валузии.
ЦАРСТВО ТЕНЕЙ
1. ЦАРЬ ПРИНИМАЕТ ПАРАД
Звуки труб становились все громче, словно гул золотого прибоя, словно мягкий рокот вечерних приливов на серебристых прибрежьях Валузии. Шумела толпа, женщины бросали цветы с крыш, а ритмичный звук серебряных подков становился все слышней, и вот уже первые ряды могучего воинства вступили на широкую светлую улицу, огибавшую увенчанную золотым шпилем Башню Великолепия.
Первыми ехали трубачи, стройные юноши в алом облачении, трубя в длинные узкие золотые фанфары. Следом за ними двигались лучники — рослые горцы, а за ними следовали тяжело вооруженные пехотинцы. Их широкие щиты бряцали в такт шагам, и в том же ритме покачивались их длинные копья. Вслед пехотинцам ехали самые могущественные воины в мире — Алые Убийцы, удалые наездники в алой броне от шлемов до шпор. Гордо восседали они на своих конях, не глядя по сторонам, словно не обращая внимания на крики толпы. Они были похожи на бронзовые статуи, и копья их, высившиеся над ними подобно лесу, были так же неподвижны.
За этим гордым и устрашающим отрядом шло пестрое воинство наемников, суровых, диковато выглядевших воинов, людей Му и Каа-у, обитателей гор востока и островов запада. Они были вооружены копьями и тяжелыми мечами, а лучники Лемурии маршировали плотной группой отдельно от остальных. Вслед им двигались легкие пехотинцы народного ополчения, и еще одна группа трубачей замыкала шествие.
Это было величественное зрелище, зрелище, находившее отзвук в душе Кулла, царя Валузии. Не на
Топазовом Троне перед царской Башней Великолепия восседал Кулл, но в седле, верхом на могучем жеребце, как подобает истинному царю-воину. Его сильная рука взметнулась, отвечая на приветствия проходящего воинства. Суровые глаза проводили красующихся трубачей мимолетным взглядом, чуть- дольше задержавшись на следующих за ними воинах, они вспыхнули жадным огнем, когда Алые Убийцы остановились перед ним, загремев оружием и осадив коней, и отдали ему царский салют. Глаза эти слегка сузились, когда перед ним проехали наемники. Они никому не отдавали салюта, эти наемники. Они шли, расправив плечи, глядя на Кулла отважно и прямо, хоть и с известной долей уважения. Их суровые глаза, немигающие, дикие глаза глядели из-под буйных грив волос и насупленных бровей.
И Кулл ответил им таким же взглядом. Он уважал храбрость, а храбрее этих воинов не сыскать в целом мире, даже среди его бывших диких соплеменников. Но в Кулле было слишком много от дикаря, чтобы испытывать какую-либо привязанность к ним. Слишком уж глубока застарелая вражда. Многие из них были вековечными врагами народа Кулла, и хотя имя его стало теперь проклятием в устах соплеменников и Кулл постарался позабыть их, все же старые обиды и давние страсти еще гнездились в сердце. Ибо Кулл был не валузийцем, а атлантом.
Войско скрылось из глаз, свернув за сверкающую драгоценностями громаду Башни Великолепия, и Кулл, развернув своего жеребца, направил его легкой рысью по дороге во дворец, обсуждая по пути парад с ехавшими рядом с ним военачальниками. Не тратя лишних слов, он лаконично выразил суть: «Армия — как меч. И не должна ржаветь».
Кулл не обращал внимания на шепоты, доносившиеся из гущи толпы, все еще заполнявшей улицы, по которым они проезжали.
— Смотри, это Кулл! Валка! Что за царь! И что за мужчина! Погляди только на его руки! На его плечи!
А сквозь все это проползал куда более зловещий шепот:
— Кулл! Проклятый узурпатор с языческих островов!
— Да, позор Валузии, что этот варвар восседает на троне царей...
Но и на подобные замечания Куллу было наплевать. Твердой рукой взялся он за подгнившее кормило власти древней Валузии и еще более твердо держал его, один человек против целого народа.
Потом был Зал Совета, а за ним последовал дворцовый прием, на котором Куллу пришлось отвечать на формальные льстивые речи дам и господ, втайне мрачно посмеиваясь над всем этим пустословием. Потом все эти дамы и. господа откланялись, и царь откинулся на покрытую мехом горностая спинку трона, погрузившись в размышления о государственных делах Валузии.
Его мысли прервал служитель, попросивший у великого царя позволения молвить слово и сообщивший о прибытии гонца из посольства пиктов.
Мозг Кулла с трудом выбрался из темного лабиринта вопросов государственной важности, и царь без особой приязни уставился на пикта. Тот, не сморгнув, встретил его взгляд. Это был узкобедрый, широкоплечий воин среднего роста, крепко сложенный и темноволосый, как и все люди его народа. На смелом бесстрастном лице его блестели непроницаемые, неустрашимые глаза.
— Ка-ну, главный советник племени, правая рука царя всех пиктов, шлет свои приветствия и говорит такие слова: «На празднике Восходящей луны приготовлен трон для Кулла, царя царей, владыки владык, повелителя Валузии».
— Хорошо, — ответил Кулл. — Скажи Ка-ну, старейшине, посланнику- островов Запада, что царь Валузии вкусит его вина, когда луна встанет в небе над холмами Зальгары.
Пикт помедлил.
— У меня есть еще одно слово для твоих ушей, о царь. Но не для ушей этих... — Он сделал презрительный жест рукой. — Этих рабов.
Кулл, недоверчиво глядя на Пикта, приказал слугам удалиться. Воин приблизился и сказал, понизив голос:
— Владыка царь, приходи на сегодняшний праздник в одиночку. Таковы слова моего вождя.
Глаза царя сузились, блеснув холодным серым отблеском стали, словно лезвие меча.
— В одиночку?
— Да.
Они безмолвно пожирали друг друга глазами, древняя вражда их племен кипела под покровом этикета. На их устах была речь культурных людей, пустые придворные фразы высокоцивилизованного народа, к которому не принадлежал ни один из них, но в глазах их горела первобытная вражда примитивных дикарей. И пусть Кулл был царем Валузии, а пикт — посланцем при его дворе, здесь, в царском тронном зале, два дикаря щерились друг на друга, жестокие и недоверчивые, пока призраки страшных войн и древней как мир вражды стояли за ними.
Преимущество было на стороне царя, И он наслаждался им в полной мере. Подперев рукой подбородок, он разглядывал пикта, стоявшего подобно статуе, отлитой из бронзы, с гордо поднятой головой, не опуская глаз.
На губах Кулла появилась улыбка, больше походившая на гримасу.
— Так значит, я должен прийти — один? — Цивилизация научила его говорить намеками, и темные глаза пикта загорелись, хотя он и не ответил ни слова.
— Откуда я знаю, что ты пришел от Ка-ну?
— Я все сказал, — гордо ответствовал пикт.
— А с каких это пор пикты говорят правду? — презрительно фыркнул Кулл, прекрасно зная, что пикты никогда не лгут, но желая вывести воина из себя.
— Я вижу твой замысел, царь, — невозмутимо ответил пикт. — Ты хочешь разгневать меня. Клянусь Валкой, тебе не стоит продолжать это! Я достаточно зол. И я вызываю тебя на поединок, на копьях, мечах или кинжалах, конным или пешим. Мужчина ты или всего лишь царь?
В глазах Кулла блеснуло то Тайное восхищение, которое настоящий воин всегда испытывает к храброму врагу, и все же он не упустил шанса еще сильнее рассердить своего противника.
— Царь не принимает вызова от безвестного дикаря, — презрительно ответил он. — Да и повелитель Валузии не нарушает неприкосновенности посланцев. Ты можешь идти. Скажи Ка-ну, что я приду один.
Глаза пикта загорелись убийственным огнем. Едва сдерживая первобытную жажду крови, он повернулся спиной к царю Валузии, пересек Зал Приемов и скрылся. за огромной дверью.
И вновь Кулл откинулся на покрытый горностаями трон и погрузился в размышления.
Итак, глава Совета Пиктов хочет, чтобы он пришел в одиночку. Но что таится за этим? Предательство? Кулл мрачно притронулся к рукояти своего грозного меча. Нет, вряд ли. Пикты Слишком ценят союз с Валузией, чтобы порвать его ради какой-то старой вражды. Пусть Кулл и воин Атлантиды, и извечный враг всех пиктов, но ведь он еще и царь Валузии, самого могущественного союзника Людей Запада.
Кулл долго размышлял о превратностях судьбы, сделавших его союзником старых врагов и врагом старых друзей. Поднявшись с трона, он начал расхаживать по залу, безостановочно, быстрой и беззвучной львиной поступью. Он разорвал узы дружбы, племени и обычаев, чтобы насытить свое честолюбие. И — Валка, бог моря и суши, свидетель! — он насытил его вполне. Он стал царем Валузии — угасающей, вырождающейся Валузии, Валузии, живущей в основном воспоминаниями о минувшей славе, но все еще могущественной стране и величайшей из Семи Империй. Валузия — Страна Снов, так называли ее его бывшие соплеменники, и иногда Куллу и вправду казалось, что он живет словно во сне. Чуждыми были ему интриги придворных, дворец, войско и народ. Все это походило на маскарад, где мужчины и женщины прятали их настоящие лица и мысли за искусными масками. Да, воссесть на трон было легко — храбрая решимость, удачный момент, вихрь ударов мечей, убийство осточертевшего людям тирана, быстрая, умелая разборка с честолюбивыми аристократами — и Кулл, странствующий искатель приключений, беглец из Атлантиды, вознесся на головокружительные высоты своих снов. Он стал повелителем Валузии, царем царей. Но теперь ему начинало казаться, что удержать трон — куда более трудная работа, чем захватить его. Встреча с пиктом породила в нем воспоминания о юности, свободная, дикая вольность его детства вновь ожила в нем. И опять странное ощущение Смутного беспокойства, нереальности окружающего вновь охватило его, как это часто уже случалось в последнее время. Да кто он такой, обычный человек с Приморских гор, чтобы править народом, обладающим столь древней мудростью, такими ужасными тайнами? Древним народом...
— Я — Кулл! — прорычал он, откинув голову, словно лев, встряхивающий гривой. — Я — Кулл!
Орлиным взором обвел он древний зал. Уверенность в себе постепенно возвращалась к нему.
А в темном углу зала едва заметно шевельнулась драпировка. Едва заметно.
2. ЧТО ГОВОРИЛИ МОЛЧАЛИВЫЕ ДВОРЦЫ ВАЛУЗИИ
Луна еще не взошла, и сад был озарен светом факелов, пылающих в серебряных держателях, когда Кулл воссел на трон за столом Ка-ну, посланника западных островов. Старый пикт сидел по его правую руку, совершенно не напоминая собой представителя этой суровой расы. Стар был Ка-ну и умудрен в делах государственных. Он оценивающе разглядывал Кулла, и во взгляде его не было привычной ненависти пиктов. Никакие племенные предрассудки не влияли на его суждения. Долгое общение с государственными мужами цивилизованных народов избавило его от подобной предубежденности. Он не задавал себе вопроса: кто и что такое этот человек? Первое, о чем он спрашивал себя, было: могу ли я влиять на этого человека и как? А племенную вражду он использовал лишь для укрепления собственных позиций.
Кулл же, глядя на Ка-ну, вяло поддерживал беседу, размышляя о том, не сделает ли с ним цивилизация то же, что' с пиктом. Ибо Ка-ну растолстел и обрюзг. Много воды утекло с тех пор, как он брался за меч. Конечно, он был стар, но Куллу приходилось видать людей и постарше в самой гуще боя. Цикты были народом долгожителей.
За спиной Ка-ну стояла прекрасная девушка, то и дело наполнявшая вином его кубок, и передыхать ей не приходилось. Тем временем Ка-ну непрерывно сыпал шутками и остроумными замечаниями, и Кулл, втайне презирая подобное пустословие, тем не менее не пропустил мимо ушей ни капли его грубоватого юмора.
На пиршестве присутствовали пиктские вожди и государственные мужи. Последние непринужденно шути-, ли, а воины были формально вежливы. Старая племенная вражда еще чувствовалась. И все же Кулл, несмотря на легкое чувство зависти, наслаждался ощущением свободы и легкости праздника. Эта свобода напоминала то, что он ощущал в походных лагерях атлантов.
Кулл пожал плечами. Что ж, Ка-ну, который вроде бы совсем позабыл, что он пикт, прав, да и ему, Куллу, лучше, пожалуй, стать настоящим валузийцем не только по имени.
Наконец, когда луна достигла зенита, Ка-ну, наевшись и напившись за троих, откинулся на ложе и вздохнул с удовлетворением.
— А теперь оставьте нас, друзья, ибо царю надо поговорить со мной о таких вещах, о которых детям знать не положено. Да, иди и ты, моя милочка, только сперва дай-ка я поцелую твои рубиновые губки... Вот так. А теперь упорхни отсюда, моя розочка.
Глаза Ка-ну блеснули над его седой бородой, когда он оценивающим взглядом окинул Кулла, восседавшего напряженно, мрачно и непримиримо.
— Так ты думаешь, Кулл, — сказал внезапно старый советник, — что Ка-ну — никчемный старый распутник, годней лишь на то, чтобы хлестать вино и целовать шлюх?
Воистину эти слова настолько совпадали с мыслями Кулла и были высказаны так прямо, что Кулл чуть не вздрогнул, хотя и постарался скрыть это.
Ка-ну захохотал так, что у него затряслось брюхо.
— Вино красно и женщины нежны, — сказал он с усмешкой, — но — хе-хе! — не думай,, что старый Ка-ну мешает это с делами.
Он снова засмеялся, и Кулл заерзал на сиденье. Это уже становилось похожим на издевку, и горящие глаза царя начали светиться, словно глаза льва.
Ка-ну потянулся за кувшином, наполнил свою чашу и вопросительно поглядел на Кулла, который отрицательно покачал головой.
— Да, — сказал Ка-ну уныло. — Только старики не боятся крепких напитков. Старею я, Кулл, так почему же вы, молодежь, отказываете мне в праве на те маленькие удовольствия, которые нам, старикам, еще доступны? Да, старею я, дряхлею без друзей и без радостей.
Однако его вид и выражение лица полностью опровергали всю последнюю фразу. Он прямо-таки лучился довольством, и глаза его так горели, что седая борода казалась явно неуместной. Воистину, он выглядел удивительно похожим на эльфа, отметил Кулл, чувствовавший себя слегка уязвленным. Старый мошенник утратил все добродетели своего народа и народа Кулла, и все же выглядел куда более довольным в свои дряхлые годы, чем кто-нибудь другой.
— Послушай, Кулл, — произнес Ка-ну, назидательно поднимая палец, — хоть и негоже хвалить юношу в лицо, и все же я должен сказать тебе то, что о тебе думаю, чтобы завоевать твое доверие.
— Если ты надеешься завоевать его лестью...
— Чушь! Кто говорит о лести? Я льщу лишь для того, чтобы обезоружить собеседника.
В глазах Ка-ну появился хитрый блеск, холодный и мудрый, который не смягчался его ленивой улыбкой. Он знал людей, и знал, что с этим похожим На тигра варваром он должен быть честен и прям, ибо тот, словно волк, чующий ловушку, распознает любую неискренность или фальшь в его словах.
— Ты — сила, Кулл, — сказал он, выбирая слова более осторожно, чем в залах совета. — Ты можешь стать могущественнейшим из всех царей и возродить былую славу Валузии. Так-то. Мне нет никакого дела до Валузии — хотя женщины и вино здесь великолепны, — не считая того, что, чем сильнее становится Валузия, тем сильнее становится и народ пиктов. Более того, с атлантом на троне с течением времени может быть присоединена и Атлантида...
Кулл горько усмехнулся. Ка-ну коснулся старой раны.
— Атлантида сделала мое имя проклятием, когда я отправился на поиски славы и удачи в иные времена. Мы — они — извечные враги Семи Империй и . еще большие враги всех союзников империй, как тебе самому хорошо известно.
Ка-ну погладил бороду и загадочно ухмыльнулся.
— Ну-ну. Не будем об этом. Но я знаю, о чем говорю. Ну а потом войны станут редкими, раз перестанут приносить выгоду. Я провижу годы мира и процветания: человек человеку друг — простой рай. И всего этого ты можешь добиться — если останешься жив!
— Ха! — Кулл схватился за рукоятку меча и вскочил так внезапно и стремительно, что Ка-ну, ценивший людей, как иные ценят породистых лошадей, почувствовал, как его старая кровь быстрее побежала по жилам. Валка, что за воин! Нервы и мышцы из огня и стали, действующие с совершенной согласованностью, да еще врожденный инстинкт бойца, который рождает великих воинов.
Однако ни одна из этих мыслей Ка-ну не отразилась в его холодном спокойном голосе.
— Чушь. Садись. Оглянись по сторонам. Сады и места за пиршественным столом пусты, здесь лишь мы с тобой. Надеюсь, меня ты не боишься?
Кулл уселся на прежнее место, настороженно озираясь.
— Это в тебе дикарь проснулся, — проговорил Кану. — Не думаешь ли ты, что если бы я и замышлял измену, то совершил бы ее здесь, где все подозрения наверняка пали бы на меня? Чушь. Вам, молодежи, еще многому предстоит поучиться. Здесь сидели мои военачальники, и они чувствовали себя весьма напряженно, соседствуя с тобой, — и все потому, что ты был рожден средь гор Атлантиды, а ты втайне презираешь меня, потому что я пикт. Тьфу. Я вижу в тебе Кулла, царя Валузии, а не Кулла, беглого атланта, вожака разбойников, грабивших западные острова. Так и ты должен видеть во мне не пикта, но человека, не принадлежащего ни к какому народу, гражданина всего мира. Ну а теперь перейдем к делу! Если бы тебя завтра убили, кто стал бы царем?
— Каанууб, владетель Блаала.
— Именно. Мне он не нравится по многим причинам, и больше всего потому, что он всего лишь пешка.
— Как это? Он был моим самым сильным противником, но я никогда не думал, что он защищал чьи-либо интересы, кроме своих собственных.
— У ночи есть уши, — промолвил Ка-ну иносказанием. — В любом из миров таится иной. Но ты можешь верить мне и можешь верить Брулу, Убивающему Копьем. Смотри! — Он вытащил из складок своих одежд золотой браслет, изображающий трижды свернувшегося кольцами крылатого дракона с тремя рубиновыми рогами на голове.
— Запомни его хорошенько. Он будет на руке Брула, когда тот придет к тебе завтра ночью, так что ты сможешь узнать его. Верь Брулу как самому себе и делай то, что он тебе скажет. А в доказательство того, что ты можешь доверять мне, — смотри!
Старик стремительно выхватил что-то из складок своей одежды — нечто, что сверкнуло таинственным зеленоватым сиянием, и тут же спрятал это нечто вновь.
— Похищенная драгоценность! — воскликнул Кулл, отпрянув. — Зеленый драгоценный камень из Храма Змея. Валка всемогущий! Так это — ты? Но для чего ты показал его мне?
— Чтобы спасти твою жизнь. Чтобы доказать тебе, что ты можешь доверять мне. Если я предам твое доверие, поступи со мной так же. Теперь ты держишь мою жизнь в своих руках. Отныне я не могу солгать тебе, даже если бы захотел, ибо слово из твоих уст станет моей гибелью.
Несмотря на все эти устрашающие речи, старый мошенник просто лучился весельем и казался очень довольным собой.
— Но почему ты мне вручил такую власть над собой? — спросил Кулл, с каждым мгновением все глубже погружаясь в недоумение.
— Я уже все объяснил тебе. Ради доверия. Теперь ты видишь, что я не собираюсь изменять тебе, и завтрашней ночью, когда Брул придет к тебе, ты последуешь его совету, не боясь предательства. И довольно. Эскорт ждет снаружи, чтобы доехать с тобой до дворца, господин.
— Но ты так ничего мне и не объяснил, — промолвил Кулл, вставая.
— Фу, до чего же нетерпелива молодежь! — Ка-ну еще больше, чем обычно, напоминал сейчас растолстевшего эльфа. — Иди-ка грезить о тронах, власти и царствах, пока мне будут грезиться вино, нежные женщины и розы. И да будет с тобой удача, царь Кулл.
Покидая сад, Кулл еще раз взглянул, обернувшись, на Ка-ну, все еще лениво развалившегося на своем ложе, веселого старика, лучившегося жизнерадостностью.
Всадник ожидал царя у самых ворот сада, и Кулл был слегка удивлен, обнаружив, что это был тот же самый человек, который принес ему приглашение Ка-ну. Кулл молча забрался в седло и так же молча поскакали они по пустым улицам.
Краски и веселье дня уступили место призрачному спокойствию ночи. Древность города стала еще более заметной при свете ущербной серебристой луны. Огромные колонны величественных зданий и дворцов возносились к звездам. Широкие ступени, молчаливые и пустынные, уходили вверх, казалось, без конца, пока не исчезали в темной вышине. Лестницы к звездам, подумал Кулл, чье воображение возбудило величие этого зрелища.
Все молчало. Лишь звук ударов серебряных подков отдавался в широких затопленных лунным светом улицах. Древность города, его невообразимая дряхлость угнетали царя,- ему казалось, что огромные молчаливые здания смеются над ним, беззвучно, с затаенной издевкой. Какие тайны хранили они?
— Ты молод, — говорили дворцы, храмы и святилища, — зато мы — стары. Мир был диким и юным, когда нас воздвигли. И ты, и твое племя исчезнете, а мы непобедимы и неразрушимы. Мы высились над чуждым миром еще до того, как Атлантида и Лемурия поднялись из морских волн, и мы будем так же царственно выситься, когда зеленые воды моря скроют глубоко под собой шпили Лемурии и горы Атлантиды и когда острова Людей Запада станут горами неизвестной земли,
Много царей проезжало по этим улицам еще до того, как Кулл из Атлантиды был лишь сном в мыслях Ка, птицы Творения. Проезжай, Кулл из Атлантиды, великие предшествовали тебе, еще более великие последуют за тобой. Они обратились в прах, они позабыты, а мы стоим, мы существуем. Проезжай, проезжай, Кулл из Атлантиды, царь Кулл, Кулл-шут!
И Куллу казалось, что удары копыт подхватывают эти слова, превращая их в глухо звучащий в ночи насмешливый рефрен:
— Кулл — царь! Кулл — шут!
Сияй, луна, ты озаряешь путь царю! Сверкайте, звезды, вы — факелы свиты повелителя! Звените, серебряные подковы, — вы возвещаете, что Кулл шествует по Валузии.
Эй! Проснись, Валузия! Вот шествует Кулл, царь Кулл!
— Мы знали много царей... — промолвили молчаливые дворцы Валузии.
Вот так, со смятенной душой прибыл Кулл во дворец, где его телохранители, Алые Убийцы, сбежались к дверям, помогли царю спешиться и сопроводили в его покои. И только тогда пикт, по-прежнему не промолвив ни слова, резким рывком поводьев развернул своего коня и умчался во тьму, словно призрак. Кулл представил себе, как он мчится по молчащим улицам, подобно гоблину давно исчезнувшего мира..
Кулл так и не заснул в эту ночь, потому что уже светало, и он провел остаток ночных часов, расхаживая по тронному залу и обдумывая последние события. Кану так ничего и не рассказал ему по существу и все же вверил себя в полную власть Кулла. На что намекал он, когда заявил, что владетель Блаала был всего лишь пешкой? И кто такой этот Брул, который должен был явиться к нему ночью с таинственным драконьим браслетом? И ради чего? А самое главное, почему Ка-ну показал ему эту ужасающую зеленую драгоценность, давно уже украденную из храма Змея, из-за которой мир был бы ввергнут в огонь войны, будь то, что узнал
Кулл, известно загадочным и ужасным хранителям этого храма, от чьей мести даже воинственные соплеменники Ка-ну не смогли бы его спасти? Но Ка-ну знал, что он был в полной безопасности, отметил Кулл, ибо сей государственный муж был слишком мудр, чтобы подвергать себя такому риску без всякой выгоды. Возможно, он пытался отвлечь внимание царя, чтобы легче вымостить путь измене? Осмелится ли Ка-ну теперь оставить его в живых? Кулл пожал плечами.
З . ТЕ, КТО ПРИХОДИТ НОЧЬЮ
Луна еще не поднялась на небо, когда Кулл, сжимая рукоять меча, подошел к окну. Окна открывались на огромные внутренние сады царского дворца, и ночной ветерок, напоенный пряными ароматами цветущих деревьев, чуть колыхал тонкие занавеси. Царь выглянул из окна. Дорожки и рощицы были пустынны, тщательно подстриженные деревья казались массивными плотными тенями, ближайшие фонтаны серебрились в лунном свете, а дальние угадывались только по шуму струй. По этим садам не расхаживали стражники, ибо наружные стены так тщательно охранялись, что мысль о том, будто какой-то чужак может проникнуть внутрь, никому не приходила в голову.
Стены дворца были увиты виноградными лозами, и как раз в тот самый миг, когда Кулл размышлял над тем, как легко по ним можно было бы забраться наверх, какая-то тень выступила из тьмы под окном и обнаженная смуглая рука ухватилась за подоконник. Грозный меч Кулла со свистом наполовину вырвался из ножен, и вдруг царь замер. На мускулистом запястье блестел драконий браслет, который Ка-ну показывал ему минувшей ночью.
Пришелец перевалился через подоконник в зал быстрым легким движением взобравшегося на обрыв леопарда:
— Ты — Брул? — спросил Кулл, и тут же умолк в изумлении, смешанном с подозрительностью, ибо этот человек был тем самым пиктом, над которым Кулл насмехался в Зале Приемов, тем же, кто сопровождал его на обратном пути из пиктского посольства.
— Я — Брул, Убивающий Копьем, — ответил пикт сдержанно, затем, глядя Куллу прямо в глаза, он произнес шепотом:
— Ка нама та яайерама!
Кулл вздрогнул.
— Что это значит?
— А ты не знаешь?
— Нет, эти слова мне незнакомы, их нет ни в одном языке, который я когда-либо слышал, — и все же, клянусь Валкой, где-то я слышал...
— Да, — коротко отозвался пикт. Его глаза обшаривали комнату, служившую дворцовой библиотекой: несколько столов, два дивана и большие полки с фолиантами из пергамента. Помещение казалось пустоватым и скромным в сравнении с величием и роскошью остального дворца.
— Скажи, царь, кто сторожит двери?
— Восемнадцать Алых Убийц. Но скажи, как ты попал сюда, прокравшись по садам в ночи и взобравшись на стены дворца?
Брул пренебрежительно хмыкнул.
— Стражники Валузии не лучше слепых буйволов. Я мог бы утащить их девиц прямо у них из-под носа. Я проскользнул между ними, а они не увидели меня и не услышали; Что же до стен — я мог бы перелезть через них даже без помощи виноградных лоз. Я охотился на тигров на дальних берегах, когда резкие восточные ветры нагоняли туманы с моря, я взбирался на обрывы прибрежных гор Западного моря. Но идем — нет, сперва дотронься до этого браслета.
Он протянул руку и, когда Кулл сделал то, что он хотел, облегченно вздохнул.
— Так. Теперь сбрось твои царские одеяния, ибо этой ночью нам предстоят такие дела, о каких никогда не грезил ни один атлант.
Сам Брул был облачен только в узкую набедренную повязку, за которую был заткнут короткий кривой меч.
— А кто ты такой, чтобы отдавать мне приказы? — вопросил слегка уязвленный Кулл.
— Разве Ка-ну не предупредил тебя, что ты должен доверять мне во всем?— спросил пикт, и его глаза на миг сверкнули. — Я не испытываю любви к тебе, владыка, но сейчас я выбросил из головы все. мысли о вражде. Поступи и ты так же. Пошли.
Бесшумной поступью он пересек комнату и подошел к двери. Через дверной глазок можно было рассмотреть коридор, оставаясь невидимыми снаружи, и пикт поманил Кулла, чтобы тот выглянул.
— Что ты видишь?
— Ничего, кроме восемнадцати стражников.
Пикт кивнул и потянул Кулла за собой к противоположной стене. У одной из ее панелей Брул нагнулся и немного повозился с чем-то. Затем он слегка отступил назад, вытаскивая меч. Кулл едва не вскрикнул, когда панель беззвучно отошла в сторону, открывая тускло освещенный проход.
— Потайной ход! — ругнулся Кулл тихо. — А я ничего не знал о нем! Клянусь Валкой, кто-то у меня за это попляшет!
— Тише! — прошипел пикт.
Брул застыл, словно бронзовая статуя, весь обратившись в слух. Волосы на голове у Кулла зашевелились. Не от страха, а скорее от какого-то мрачного предчувствия. Затем, словно решившись, Брул вошел в тайный ход, зиявший перед ними. Проход был пуст, но пыли в нем не было, как это бывает с долго не используемыми тайными ходами. Слабое серое свечение сочилось откуда-то, но источник его был неясен. Через каждые несколько футов Куллу встречались двери, невидимые, как он прекрасно знал, снаружи, но четко различимые изнутри.
— Дворец — настоящие пчелиные соты, — пробормотал он.
— Да. День и ночь за тобой следят, царь. И немало глаз.
То, как вел себя Брул, впечатляло. Пикт продвигался вперед медленно, осторожно, почти крадучись, с мечом наготове. Говорил он лишь шепотом и постоянно оглядывался по сторонам.
Коридор резко сворачивал, и Брул осторожно заглянул за угол.
— Взгляни! — прошептал он. — Но помни — ни слова, ни звука! Ради твоей же жизни!
Царь не менее осторожно последовал примеру пикта. Почти сразу за поворотом коридор опускался ниже несколькими ступенями. И у их подножия лежали восемнадцать Алых Убийц, стоявших в эту ночь на страже у дверей царской библиотеки. Только железная хватка Брула и то, что он прошептал царю на ухо, удержали Кулла от того, чтобы не ринуться вниз по ступеням.
— Тише, Кулл! Тише, во имя Валки! — прошипел пикт. — Сейчас эти переходы пусты, и все же я страшно рискую, показывая тебе все это, чтобы ты поверил тому, что я должен тебе рассказать. Вернемся теперь назад.
Брул направился к покинутой ими библиотеке, и Кулл в полном смятении последовал за ним.
— Измена... — бормотал царь, его глаза горели холодным серым пламенем стали. — Грязное предательство! Все было проделано так быстро — и нескольких минут не прошло, как я видел этих бедняг стоявшими на страже...
Когда они вернулись в библиотеку, Брул тщательно закрыл тайную панель и жестом попросил Кулла снова поглядеть в глазок наружной двери. Кулл заглянул и ахнул. Снаружи стояли на часах те же восемнадцать стражников!
— Колдовство! — прошептал он, хватаясь за меч. — С каких это пор мертвые могут нести караул?
— О... — чуть слышно отозвался Брул. В мерцающих глазах пикта появилось странное выражение. Несколько мгновений царь и воин смотрели друг на друга в упор, и Кулл напряженно хмурился, пытаясь прочесть мысли пикта на его невозмутимом лице. Потом с чуть дрогнувших уст Брула слетели слова:
— Змей, что владеет человеческой речью...
— Тише! — прошептал царь, закрывая ладонью рот пикта. — Говорить такое — смерть! Это имя проклято!
Бесстрашные глаза Брула спокойно встретили его взгляд.
— Взгляни еще раз, царь Кулл. Возможно, была смена стражи?
— Нет! Это те же самые люди. Во имя Валкий это колдовство, это безумие какое-то! И нескольких минут не прошло, как я своими глазами видел тела этих людей. И все же они стоят тут!
Пикт отошел подальше от двери. Кулл машинально последовал за ним.
— Царь, что знаешь ты об истории народа, которым правишь?
— Многое. И вместе е тем мало. Валузия так стара...
— Да, — в глазах Брула загорелся, странный огонек. — Мы, варвары, всего лишь дети в сравнении с Семью Империями. Они и сами не знают, насколько они стары. Ни память человеческая, ни летописи историков не уводят так глубоко в прошлое, чтобы поведать нам о тех временах, когда первые люди пришли с моря и построили города на этих побережьях. Но... Кулл, сынами человеческими не всегда управляли люди!
Царь вздрогнул. Их глаза встретились.
— Да, у моего народа есть предание...
— И у моего! — прервал его Брул. — То было задолго до того, как мы, островитяне, стали союзниками Валузии. Это случилось в дни правления Дьвиного Клыка, седьмого военного вождя пиктов, столько лет назад, что уже никто не помнит, сколько их прошло. С островов Заката отплыли мы, пересекли море, обогнули берега Атлантиды и огнем и мечом обрушились на побережье Валузии. О, долгие белые прибережья гремели от гула схватки, и ночь стала подобна дню от зарева пылающих замков. И царь, царь Валузии, павший на окровавленных прибрежных песках в тот страшный день...
Его голос прервался. Оба уставились друг на друга, не говоря ни слова. Затем каждый кивнул.
— Стара Валузия! — прошептал Кулл. — А когда она была юной, горы Атлантиды и Му были лишь островками средь моря.
Ночной ветерок влетел в открытое окно. Не тот вольный свежий морской ветер, который был привычен атланту и пикту, а тот, чье дыхание было подобно шепоту глубокой древности, пропитанному мускусом и запахом давно позабытых тварей, доносящий тайны, которые были уже дряхлыми, когда мир был еще юн.
Прошелестели занавеси, и внезапно Кулл ощутил себя ребенком на берегу бескрайнего океана мудрости загадочного прошлого;. Вновь чувство нереальности окружающего охватило его. В глубине его души зашевелились огромные призраки, шепчущие о чем-то чудовищном. Он чувствовал, что Брул ощущает то же, что и он. Глаза пикта не отрывались от его лица. Их взгляды встретились. Кулла охватило теплое чувство к этому человеку из враждебного племени. Словно два леопарда-соперника, загнанные в ловушку охотниками, эти два дикаря объединились против темных сил древности.
Брул вновь поманил Кулла к потайному ходу. Молча углубились они в сумрачный коридор, избрав на этот раз направление, противоположное тому, которым шли прежде. Через некоторое время пикт остановился, и они вместе с Куллом заглянули в скрытый глазок одной из потайных дверей.
— Отсюда видна редко используемая лестница, которая соединяется с коридором, ведущим к двери библиотеки, — прошептал пикт.
В этот миг они увидели молчаливую фигуру, беззвучно поднимающуюся по ступеням.
— Ту! Главный советник! — воскликнул Кулл. — Ночью, с обнаженным кинжалом! Что все это значит, Брул?
— Убийство! И подлая измена! — прошипел Брул. — Нет! — прошептал он, когда Кулл хотел распахнуть дверь и ринуться на противника. — Если ты набросишься на него тут, мы погибли, ибо еще больше их скрывается у подножия этой лестницы. Идем!
Почти бегом они устремились назад по коридору. Оказавшись в библиотеке, Брул тщательно закрыл потайную дверь и потащил царя к арке, за которой располагалась небольшая, редко посещаемая комната. Там он откинул шторы в темном углу, и они с Куллом спрятались за ними.
Тянулись минуты. Кулл слышал, как ветерок шелестит занавесями в библиотеке, и этот шелест казался ему шепотом призраков. Затем в проеме, крадучись, появился Ту, главный советник царя. Очевидно, он прошел в библиотеку и, обнаружив, что она пуста, искал свою жертву там, где она наиболее вероятно находилась.
Он вошел беззвучно, с занесенным кинжалом. На какое-то мгновение он остановился, оглядывая пустую на вид комнату, тускло освещенную единственной свечой. Затем он начал осторожно обходить ее, явно не понимая, куда делся царь. Наконец он остановился прямо напротив их укрытия и...
— Бей! — прошипел пикт.
Кулл одним могучим прыжком оказался посреди комнаты. Ту обернулся, но слепящая, тигриная стремительность царя лишила его возможности защититься. Сталь меча блеснула в тусклом свете, проскрежетала по кости, и Ту рухнул ничком. - Меч Кулла торчал из его груди.'
Кулл наклонился над ним, оскалив зубы в гримасе убийцы, насупив тяжелые брови над глазами, подобными серым льдинам северных морей. Затем он выпустил рукоять меча, потрясенный, с помутившимся разумом, как будто сердце его сжала холодная рука смерти.
Ибо, пока он. разглядывал убитого, лицо Ту вдруг стало странно туманным и нереальным, черты его заколыхались и поплыли совершенно невозможным образом. Затем, подобно тающей 'маске, лицо внезапно исчезло, и вместо него проступила ощеренная, чудовищная голова змеи.
— Валка! — выдохнул Кулл. На лбу его выступил холодный пот. И Кулл опять повторил: — Валка всеми-лостивейший!
Брул склонился над трупом. В горящих глазах пикта отразился тот же ужас, что и у Кулла.
— Забери свой меч, владыка царь, — сказал он. — Ему еще предстоит поработать нынче.
Кулл нерешительно ухватился за рукоять меча. Его передернуло, когда ему пришлось упереться ногой в распростертую перед ним ужасную тварь. В этот миг какое-то посмертное сокращение мышц раскрыло чудовищную пасть змеиной головы, и он отпрянул с отвращением. Затем, обозлившись на себя, он вырвал клинок из тела и начал пристально разглядывать безвестное чудовище, притворявшееся Ту, главным советником. Не считая головы рептилии, тело было практически неотличимо от обычного человеческого.
— Человек с головой змеи! — прошептал Кулл. — Так значит, это служитель змеиного бога?
— Да. Настоящий Ту спокойно спит, ничего не подозревая. Эти твари могут принимать любую форму по своему желанию. Они сплетают паутину чар вокруг своих лиц, как актер надевает Маску, так что могут выдавать себя за кого угодно.
— Так значит, старые легенды говорят правду, — задумчиво пробормотал царь. — Мрачные старые сказки, которые не осмеливаются рассказывать даже шепотом, чтобы не умереть за святотатство, не выдумки. Клянусь Валкой, я думал... я предполагал... Нет, моя голова не может вместить всего этого. Ха! Те стражники за дверью...
— Они тоже змеелюди. Постой! Что ты собираешься делать?
— Убью их! — сказал Кулл сквозь зубы.
— Если уж бить, то в голову. — отозвался Брул. — Тут их, наверное, дюжина за дверью да еще десятка два в коридорах. Послушай, царь, Ка-ну разузнал многое об этом заговоре. Его шпионы проникли в самое сокровенное святилище жрецов Змея и собрали много сведений об их замыслах. Уже давно он разузнал о тайных проходах во дворце, и по его приказу я изучил их схему и явился тебе на помощь этой ночью, дабы ты не погиб, как погибли другие цари Валузии. Я пришел в одиночку, потому что большой отряд был бы замечен. Немногие могут проникнуть во дворец, как сделал это я. И вот мне удалось показать тебе то, что ты видел своими глазами. Змеелюди сторожат твою дверь, и эта тварь, выдававшая себя за Ту, могла бы проникнуть в любой из дворцовых покоев. Утром, если бы заговор не удался, настоящие стражники вновь заняли бы свои места, ничего не зная, ничего не помня. А если бы жрецы преуспели, на них свалили бы всю вину. А теперь подожди, пока я избавлюсь от этой падали. '
Сказав это, пикт взвалил труп твари на плечи и скрылся с ним за другой тайной панелью. Кулл остался один в полном смятении. Почитатели могущественного Змея, сколько их в городах его страны? Как отличить ложь от истины? И сколько из его верных советников, его военачальников — настоящие люди? В ком он может быть уверен?
Потайной ход открылся, и вошел Брул.
— Ты быстро справился.
— Похоже на то. — Воин шагнул вперед, разглядывая пол. — А вот тут на ковре осталась кровь. Видишь?
Кулл наклонился, и в этот миг уголком глаза уловил какое-то движение и блеск стали. Словно лук с лопнувшей тетивой, он мгновенно распрямился, нанеся удар мечом снизу вверх. Воин напоролся на меч, уронив собственное оружие на пол. Даже в это мгновение Кулл мрачно отметил, что предатель встретил свою смерть от того самого скользящего, направленного снизу вверх удара, который так любили наносить бойцы его народа. Но тут же, лишь только тело Брула соскользнуло с меча и недвижимо распростерлось на полу, лицо убитого стало расплываться и бледнеть, и не успел Кулл перевести дух, как человеческие черты исчезли, ощерились челюсти гигантской змеи. Холодные глаза остекленели, устрашающие даже в смерти.
— Так значит, он был жрецом Змея все это время! — ахнул царь. — Валка! Что за чудовищный замысел, чтобы отвести мне глаза! А Ка-ну, человек ли он? С настоящим ли Ка-ну говорил я в садах? Валка всемогущий!
В уме его родилась жуткая мысль: что если все люди Валузии — змеи?
Он стоял в нерешимости, бездумно удивляясь тому, что на руке твари, выдававшей себя за Брула, уже не было драконьего браслета. Звук открывающейся панели заставил его стремительно обернуться.
Из потайного хода вышел Брул.
— Стой! — На руке, протянутой навстречу метнувшемуся мечу царя, поблёскивал свернувшийся кольцами дракон. — Валка!
Пикт застыл на месте. Затем мрачная улыбка искривила его губы.
— Клянусь богами морей! Ну и хитры же эти демоны! Эта тварь, верно, таилась в коридорах и, увидев, как я тащу тело его дружка, прикинулась мною. Теперь мне придется уносить и этого.
— Постой! — В голосе Кулла таилась смертельная угроза. — Я уже видел, как двое людей обернулись змеями у меня на глазах. Откуда я знаю, что ты— настоящий человек?
Брул улыбнулся.
— По двум причинам, царь Кулл. Ни один человекозмей не может надеть это. — Он показал драконий браслет. — И никто из них не может произнести этих слов: Ка нама та лайерама!
— Ка нама каа лайерама, — повторил Кулл машинально. — Где, во имя Валки, мог я -слышать это? Нигде, пожалуй. И все же... И все же...
— Да, ты помнишь, Кулл, — отозвался Брул. — Из глубины памяти всплывают эти слова, хоть ты и не слышал их ни разу в жизни. В давно минувшие века они так страшно запечатлелись в душах людей, что никогда не забудутся, Они будут всегда отзываться в твоей памяти, даже если тебе суждено перевоплощаться еще не одну тысячу лет. Ибо эти слова дошли до нас из мрачных и кровавых эпох, когда бессчетные столетия назад они были паролем для тех людей, что сражались с жуткими тварями древнего мира. Ибо никто, кроме настоящего человека, не может произнести их Потому что челюсти, язык и гортань у человека устроены иначе, чем у любой другой твари. Забыто значение этих слов, но не сами слова.
— Правда, — сказал Кулл. — Я вспоминаю легенды... Валка!
Его голос прервался, задрожав, ибо внезапно, словно какая-то таинственная дверь распахнулась настежь, туманные безмерные пространства открылись его сознанию, и на мгновение ему показалось, что он видит давно минувшее, видит сквозь туманную и призрачную дымку времени образы оживающего минувшего. Люди сражались с чудовищными тварями, очищая мир от древних ужасов. В сером колеблющемся тумане копошились странные, кошмарные существа, порождения безумия и страха. И человек, эта игрушка богов, слепой, невежественный, встающий Из праха и в прах обращающийся, шел долгой кровавой тропой своей судьбы, сам не зная почему, звероподобный, словно большой жестокий ребенок, и все же чувствующий по временам в себе искру божественного огня... Кулл, вздрогнув, вытер рукой выступивший на лбу пот. Такие внезапные Приступы, напоминайшие падения в бездны памяти, уже случавшиеся с ним, всегда тревожили его.
— Они исчезли, сказал Брул, словно читая его мысли. — Исчезли птицы-женщины — гарпии, люди-нетопыри — летучие вампиры, люди-волки, демоны, гоблины, — все, кроме таких тварей, как та, что лежит у наших ног, да еще нескольких волков-оборотней. Долгой и страшной была эта война, тянувшаяся в течение многих кровавых столетий с тех самых пор, как первый человек, переставший быть обезьяной, восстал против тех, кто правил тогда этим миром. И наконец человечество победило, так давно, что от той поры дошли до нас лишь смутные легенды. Змеелюди сопротивлялись дольше всех, и все же люди сокрушили даже их и изгнали последних из них в глухие уголки мира. Там они спаривались с настоящими змеями, и мудрецы говорили, что их ужасные отродья скоро исчезнут окончательно. Но прошло время, род людской размягчился и выродился, позабыв древние битвы, и твари вернулись. О, это была мрачная и тайная война! По юной земле крались страшные чудовища старого мира, хранимые их ужасной магией, принимая любые образы и свершая втайне ужасающие деяния. И нельзя было отличить настоящих людей от оборотней. Ни один человек не мог доверять другому. Но со временем с помощью собственной хитрости и своего разума они нашли способ отличать ложь от истины. Люди избрали своим знаком и знаменем изображение летучего дракона, крылатого ящера, чудовища древних веков, которое было величайшим врагом змей, и люди придумали те слова, которые я произнес как символ и пароль, ибо, как я уже сказал, никто, кроме настоящих людей, не может повторить их. Так человечество восторжествовало. И вновь твари вернулись, когда протекли столетия забвения, — потому что человек и доныне напоминает обезьян тем, что забывает все то, что постоянно не мозолит ему глаза. А люди погрязли в своей роскоши и могуществе и уже перестали верить в старые религии, и потому змеелюди пришли в обличим жрецов, учителей новой и истинной веры, создав чудовищную религию поклонения змееголовому божеству. И такова их власть, что ныне повторять старые предания о змеелюдях — смерть. И люди вновь поклоняются Змею в новом обличии, и все они — слепые дураки, потому что подавляющее большинство из них не видит связи между их силой и той, которую люди сокрушили в незапамятной древности. И змеелюди могли бы удовлетвориться своей властью жрецов. И все же... — Он замолчал.
— Продолжай. — Кулл почувствовал, как по спине поползли мурашки.
— Все считали, что Валузией правили настоящие люди, — прошептал пикт. — Й все же, пав в битве, они умирали, как змеи, — так, как умер тот, что пал от копья Львиного Клыка на залитых кровью побережьях, когда мы, островитяне, грабили Семь Империй. И как могло такое случиться, владыка Кулл? Эти цари были рождены женщиной и жили, как люди! Это могло произойти, только если настоящих царей тайно убивали — как могли бы убить тебя нынче ночью, — и жрецы Змея правили в их обличии, и никто ничего не заподозрил.
Кулл выругался сквозь зубы.
— Да, наверное, так и было. Никто еще не сумел повидать жреца Змея и остаться после этого в живых. Это известно всем. Они окружают себя глубокой тайной.
— Государственные дела Семи Империй — это чудовищно запутанная штука, — сказал Брул. — Настоящие люди знают, что среди них скрываются шпионы Змея, а также люди, ставшие союзниками Змея, — такие как Каанууб, владетель Блаала, и все же никто не дерзает говорить о своих подозрениях, дабы его не постигло возмездие. Ни один человек не доверяет даже своим друзьям, и государственные мужи не осмеливаются говорить друг другу о том, что у всех на уме. Если бы они могли быть хоть в чем-нибудь уверены, если бы хоть одного человекозмея или весь их заговор разоблачили у них на глазах, тогда власть Змея была бы сокрушена более чем наполовину. Тогда все они объединились бы и выявили предателей. А так лишь у Ка-ну хватает решимости и мужества замышлять что-либо против них, и даже самому Ка-ну удалось узнать лишь столько об их делах, чтобы предупредить меня о том, что может случиться. А точнее — о том, что случилось до этой минуты. Так что я был готов к тому, что произошло, но теперь нам придется положиться лишь на нашу удачу и хитрость. Пока, я думаю, мы в безопасности. Эти змеелюди не осмелятся оставить свой пост, опасаясь, что неожиданно могут подойти настоящие люди. Но можешь быть уверен, завтра они придумают что-нибудь еще. Что именно — этого никто не скажет, даже Ка-ну, но мы должны держаться вместе, царь Кулл, пока не победим или не погибнем оба. А теперь пойдем со мной. Попробуем спрятать этот труп понадежней.
Кулл последовал за пиктом, согнувшимся под своей жуткой ношей, в сумрак потайного хода. Их поступь обитателей дебрей была бесшумна, и, словно привидения, скользили они в призрачном свете. Кулл все же не слишком-то доверял заверениям Ка-ну, что проходы должны быть пусты. За каждым поворотом он ожидал появления чего-то ужасного. В сердце вновь шевельнулось подозрение. Быть может, пикт вел его прямо в засаду? Он отступил шага на два и стал держать свой меч нацеленным прямо в беззащитную спину Брула. Если тот замышлял предательство, то должен был погибнуть первым. Но если пикт и заметил это, он не подал виду. Он продолжал спокойно идти, пока они не добрались до пыльной заброшенной комнаты, где тяжелые заплесневелые драпировки свисали со стен. Брул откинул одну из них и спрятал за ней труп.
Они уже выходили из комнаты, когда внезапно Брул остановился так резко, что оказался куда ближе к смерти, чем думал, — нервы Кулла были на пределе.
— Что-то движется по коридору, — прошипел пикт. — Ка-ну говорил, что эти проходы будут пусты, но...
Он вытянул свой меч и выглянул в коридор. Кулл настороженно последовал его примеру.
Неподалеку в проходе появилось странное свечение, приближавшееся к ним. Напрягшись, вжавшись в стену коридора, они ждали, сами не зная чего, но Кулл слышал, как дыхание пикта вырывается сквозь зубы, и уверился в верности Брула.
Сияние сгустилось в призрачную фигуру. Она отдаленно напоминала человека, но казалась сотканной из дымки. Словно клубы тумана уплотнялись по мере приближения, так и не обретая вещественности. Лицо было обращено к ним — пара светящихся огромных глаз, в которых, казалось, отразились столетия жутких пыток. Лицо не таило угрозы, в его сумрачном странном выражении таилась лишь безмерная печаль. Это лицо... Это лицо...
— Всемогущие боги! — выдохнул Кулл, чувствуя, как ледяная рука сдавливает его сердце. — Эаллал, царь Валузии, погибший тысячу лет назад!
Брул изо всех сил вжался в стену, его глаза стали круглыми от ужаса, меч впервые за эту ночь дрогнул в его руке. Кулл стоял гордо и прямо, инстинктивно держа клинок наготове. Волосы на голове у атланта встали дыбом, кожу будто бы обожгло ледяное дыхание зимней стужи. И все же он по-прежнему оставался царем царей, столь же готовым к битве с мертвецом, как с любым из живых.
Призрак шел прямо, не обращая на них внимания. Кулл отпрянул, когда он проходил мимо, ощутив ледяное дуновение, подобное дыханию северных снегов. Призрак миновал их медленной, беззвучной поступью, как если бы узы всех минувших веков обременяли его слабые ноги, и исчез за углом коридора.
— Валка! — пробормотал пикт, вытирая холодные капли со лба. — То был не человек! Это был дух!
— Да... — Кулл удивленно покачал головой. — Разве ты не узнал лица? То был Эаллал, правивший Валузи-ей тысячелетия назад. Его нашли чудовищно умерщвленным в его собственном тронном зале, который теперь зовут Проклятым Залом. Ты разве не видел его статуи в Зале Славы Царей?
— А, теперь я припоминаю эту историю. Клянусь богами, Кулл, это еще один знак устрашающей и нечистой власти жрецов Змея! Тот царь был убит змеелюдьми, и его душа попала к ним в рабство, дабы покоряться их приказам во веки веков! Ибо мудрецы всегда утверждали, что, если человек становится жертвой змеелюдей, его дух превращается в их раба.
Дрожь прошла по огромному телу Кулла.
— Валка! Какая страшная судьба! Слушай. — Его пальцы сомкнулись железной хваткой на руке Брула. — Слушай! Если я буду смертельно ранен этими мерзкими чудовищами, поклянись, что ты пронзишь своим мечом мое сердце, чтобы моя душа не попала в рабство.
— Клянусь, — ответил Брул, сурово сверкнув глазами. — А ты сделай то же для меня, Кулл.
Их руки встретились, молчаливо скрепляя этот кровавый уговор.
4. МАСКИ
Кулл восседал на троне, задумчиво глядя на море обращенных к нему лиц. Придворный говорил ему что-то ровным, хорошо поставленным голосом, но царь почти не слушал его. Рядом стоял Ту, главный советник, ожидая повелений царя, и каждый раз, глядя на него, Кулл внутренне содрогался. Но внешне все вокруг выглядело столь .же безмятежным, как морская гладь между приливом и отливом. События минувшей ночи вспоминались царю, как сон, пока его взгляд не падал на подлокотник трона, о который опиралась смуглая мускулистая рука, на запястье которой блестел драконий браслет. Брул стоял рядом с троном, и каждый раз, когда царя охватывало ощущение нереальности окружающего, суровый тихий шепот пикта возвращал его к яви.
Нет, то, что произошло, не было сном, несмотря на всю чудовищность происшедшего. И сидя на своем троне в Зале Приемов, разглядывая своих придворных, всех этих дам и господ, всех государственных мужей, он был охвачен ощущением, что их лица — всего лишь иллюзия, нечто нереальное, обман зрения. Эти лица всегда казались ему масками, но прежде он смотрел на них с определенной терпимостью, думая, что видит под этими масками мелкие, ничтожные душонки, полные трусости, лести и честолюбия. Теперь все это приобрело мрачную окраску, зловещее значение, словно смутный ужас таился за этими масками. Пока он обменивался любезностями с каким-нибудь аристократом или советником, ему казалось, что улыбающиеся, лица в любой миг могут растаять, словно дым, и на их месте ощерятся чудовищные змеиные. челюсти. Сколько из этих людей, окружающих его, были на самом деле жуткими нечеловеческими тварями, скрывающимися за совершенной гипнотической иллюзией человеческих лиц?
Валузия — страна снов и кошмаров, царство теней,-где правили тени, крадущиеся за расшитыми занавесями, смеющиеся над жалким царем, восседающим на троне, который сам был подобен тени.
И подобно такой же тени с горящими темными глазами на неподвижном лице стоял рядом с ним Брул. Уж он-то был настоящим! И Кулл чувствовал, что его дружба с дикарем растет и крепнет, и ощущал, что Брул испытывает то же самое, а не просто выполняет свою миссию.
А что, думал Кулл, было настоящим в жизни? Честолюбие, власть, гордость? Дружба мужчины, любовь женщины — которой Кулл никогда, не испытал? Битва, добыча, что? Был ли то настоящий Кулл, тот, кто восседал на этом троне? Или настоящим был тот, кто взбирался на горы Атлантиды, грабил далекие острова Заката и смеялся над грохотом зеленых валов прибоя на берегах Атлантического моря? Ибо Кулл знал, что таких Куллов было много, и очень хотел бы знать, кто из них был настоящим. Так что жрецы Змея продвинулись лишь на шаг дальше со всей своей магией, ибо все люди носили маски, и маски эти постоянно менялись. И Кулл дорого дал бы за то, чтобы знать — не таится ли под каждой из этих масок змея.
Так он сидел, погруженный в эту странную путаницу мыслей, а придворные подходили и удалялись, и вот наконец все мелкие заботы дня были позади, и царь с Брулом остались одни в Зале Приемов, не считая клюющих носом служителей.
Кулл чувствовал себя усталым. Они с Брулом но спали предыдущую ночь. Кулл к тому же не смыкал глаз еще и два дня назад, когда в садах Ка-ну он впервые услышал о тех загадках, с которыми предстояло справиться. Минувшей ночью больше ничего' особенного не случилось после того, как они вернулись в библиотеку из потайных проходов, но они так и не осмелились заснуть. Куллу, с его невероятной волчьей жизнеспособностью, уже приходилось обходиться по нескольку суток без сна в дни его дикой юности, но теперь его. голова разламывалась от напряженных мыслей и нервы его были на пределе. Он нуждался во сне, но спать ему тем не менее не хотелось.
Но еще больше потрясло его то, что хоть они с Брулом неотрывно следили за стражниками, ожидая увидеть, когда будет совершена обратная подмена, но так ничего и не заметили. Наутро те, кто стоял на страже, были способны повторить магические слова Брула, но не могли припомнить ничего необычного. Они думали, что так и простояли всю ночь на карауле, как обычно. И Кулл ничего не стал им говорить. Он верил, что все они были настоящими людьми, но Брул посоветовал сохранить все в полной тайне, и Кулл тоже решил, что так будет лучше.
Брул наклонился над троном, понизив свой голос так, что его не смог бы услышать даже усталый служитель.
— Скоро они ударят, Кулл. Сегодня Ка-ну подал мне тайный знак. Жрецы знают, что нам стало известно об их заговоре, но им неизвестно, сколько именно мы знаем. Мы должны быть готовы к чему угодно. Ка-ну и вожди пиктов будут держаться поблизости, пока тайное не станет явным. И, Кулл, если дойдет до драки, улицы и дворцы Валузии окрасятся кровью!
Кулл мрачно усмехнулся. Он предпочел бы этому ожиданию все что угодно. Это блуждание в лабиринте иллюзий и магии чудовищно ему надоело. Он соскучился по звону мечей и радостной свободе боя.
И тут в Зал Приемов снова вошли Ту и остальные советники.
— Владыка царь, час совета близится, и мы явились, чтобы сопроводить тебя в Зал Совета.
Кулл поднялся с трона. Советники преклонили колени, освободив царю проход, потом поднялись и последовали за ним. Они изумленно поглядывали на пикта, шагавшего рядом с царем, но никто не проронил ни слова. Брул скользнул вызывающим взглядом по их спокойным лицам с наглостью вторгшегося дикаря.
Они прошли по длинной анфиладе залов и достигли наконец. Палаты Совета. Заперев по обычаю дверь, советники расположились по чину перед возвышением, на котором стоял царь. Брул, словно бронзовая статуя, застыл позади Кулла.
Кулл быстро оглядел комнату. Пожалуй, он мог быть уверен, что здесь ему не грозит измена. Здесь присутствовали семнадцать советников, каждый из них был на стороне Кулла, когда атлант захватил трон.
— Люди Валузии... - начал он традиционными словами и вдруг замер в недоумении. Советники, встав как один человек, надвигались на него. В их взглядах не было враждебности. Но такое поведение было неподобающим в Зале Совета. Один уже приближался к царю, когда Брул метнулся вперед, словно леопард.
— Ка нома каа лайерама! — разорвал его голос зловещую тишину зала, и приблизившийся к царю советник отпрянул. Его рука нырнула в складки одежды, но Брул был стремителен, словно отпущенная тетива, и человек рухнул, напоровшись на сверкнувший меч. Рухнул и неподвижно распростерся на полу, в то время как его лицо расплылось и превратилось в голову огромной змеи.
— Бей, Кулл! — грянул голос пикта. — Здесь они все змеи!
Дальнейшие события превратились в сплошной кошмар. Кулл увидел, как знакомые лица растаяли, словно исчезающая дымка, вместо них возникли чудовищные головы рептилий. Вся толпа рванулась вперед. Разум его был в смятении, но зато тело не подвело, действуя словно само по себе.
Звон мечей наполнил зал, и налетевший вал разбился кровавыми брызгами. Но враги набросились вновь, готовые пожертвовать своими жизнями, лишь бы покончить с царем. Открылись страшные пасти, сверкнули холодные, нечеловеческие глаза, отвратительный запах разлился повсюду — запах змей, знакомый Куллу по его скитаниям в джунглях юга. Воздух со свистом рассекали обнаженные клинки, но царь даже не заметил, что уже получил несколько, ран. Кулл был в своей стихии. Никогда доселе он не вставал лицом к лицу с такими жуткими противниками, но это не имело большого значения. Эти твари были живыми существами, в их жилах текла кровь, которую он мог пролить, и они умирали, когда его грозный меч рубил их черепа или пронзал тела. Размахнуться, ударить, вырвать меч, замахнуться вновь... И все же Кулл пал бы в этой битве, если б не тот человек, который сражался рядом с ним, отражая нацеленные на царя удары. Ибо Кулл превратился в настоящего берсерка, сражаясь, как сражаются атланты, ищущие смерти, дабы побороть смерть. Он даже не пытался избегать нацеленных в него ударов и рвался вперед с единственным желанием — убивать. Не так уж часто забывал Кулл свое воинское умение в приступе первобытной ярости, но сейчас словно какая-то плотина рухнула в его душе, затопляя разум красной волной жажды уничтожения. Каждый удар его меча поражал врага, но они наваливались на него всей толпой, и раз за разом Брул отражал удары, которые могли стать смертельными. Он сражался рядом с Куллом, охраняя его спину, хладнокровно и умело, убивая не так, как Кулл, — широкими размахами и мощными ударами, но быстрыми прямыми выпадами, ударяя мечом снизу вверх.
Кулл громогласно рассмеялся. Пугающие лица кружились вокруг него в алой дымке. Он ощутил, как сталь вонзается в его руку, и с размаха описал своим мечом сверкающую дугу, рассадив тело врага до грудины. И тут туман развеялся, и царь увидел, что они с Брулом стоят в одиночестве над грудой чудовищных, обагренных кровью тел, недвижимо распростертых на полу.
— Валка! Что за бойня! — сказал Брул, вытирая забрызганное кровью лицо. — Кулл, будь это воины, умеющие управляться со сталью, мы полегли бы здесь. Но эти жрецы Змея ничего не смыслят в мечах и умирают легче, чем любой человек, которого я когда-либо убивал. И все же, будь их несколькими больше, я думаю, что нам пришлось бы скверно.
Кулл кивнул. Дикая ярость берсерка покинула его, подступили усталость и боль. Кровь сочилась из ран на груди, плече, руках и ноге, Брул, которому тоже изрядно досталось в схватке, с беспокойством поглядел на царя.
— Владыка Кулл, поторопимся, чтобы женщины перевязали твои раны.
Кулл отстранил его.
— Нет, осмотрим-ка все хорошенько, прежде чем уйти. Впрочем, ты иди, и пусть твои раны перевяжут — я приказываю.
Пикт мрачно улыбнулся.
— Твои раны опаснее моих, владыка царь, — начал он, и, вдруг вздрогнул. — Клянусь Валкой, Кулл, это не Зал Совета!
Кулл огляделся, и внезапно его озарила догадка. Будто с глаз спала туманная пелена...
— Это тот Зал, где тысячу лет назад пал Эаллал. С тех пор в него никто не входил, и его прозвали Проклятым.,
— Ну а тогда, во имя всех богов, они все же провели нас! — вскричал Брул в ярости, пиная трупы у своих ног. — Словно последних дураков они заманили нас в свою ловушку. Своей магией они Изменили вид всего вокруг...
— Снова их дьявольские штучки! — отозвался Кулл. — И если в Совете Валузии есть настоящие люди, они теперь должны быть в настоящем Зале Совета. Поспешим!
И, покинув комнату с чудовищной грудой тел на полу, они побежали по пустынным анфиладам залов, пока не добрались до подлинных покоев Совета. И тут Кулл замер. Из Зала Совета доносился чей-то голос, и это был его собственный голос!
Дрожащей рукой он раздвинул занавеси и заглянул в зал. Там сидели советники — двойники тех, кого они с Брулом только что убили, а на возвышении стоял Кулл, царь Валузии.
Он отступил в смятении.
— Безумие! — прошептал он. — Я — Кулл! Это я стою здесь! Или настоящий — тот Кулл, а я всего лишь тень, чья-то выдумка?
Брул, тряхнув царя за плечо, попытался привести его в чувство.
— Во имя Валки, не будь дураком! Чему ты удивляешься после всего, что мы уже видели? Ты что, не понимаешь, что это настоящие люди, околдованные змее-человеком, принявшим твой образ, точно так же, как те, другие, были в личинах этих людей? Сейчас ты должен был бы. быть мертв, это чудовище правило бы вместо тебя, а эти бедняги ни о чем и не подозревали бы. Прикончи его на месте, или мы пропали. Алые Убийцы, настоящие, окружают его. И только ты можешь пробиться и убить его. Скорей!
Стряхнув с себя оцепенение, Кулл откинул голову гордо, резко. Он глубоко вдохнул воздух, как пловец перед тем, как броситься в море, затем, откинув занавеси, метнулся львиным прыжком к возвышению. Брул был прав. Там' стояли Алые Убийцы, стремительные, словно леопарды, и любой, кроме Кулла, был бы убит на месте раньше, чем смог бы достичь самозванца. Но вид атланта, как две капли воды похожего на загадочного двойника, сбил их с толку. На мгновение они остолбенели, и этого оказалось достаточно. Тот, кто стоял на возвышении, схватился за свой меч, но , не успели его пальцы сомкнуться на рукояти, как меч Кулла уже пронзил его грудь, и тварь, которую люди считали царем, рухнула с возвышения на пол.
— Стойте! — Воздетая рука Кулла и царственно повелительный голос остановили начавшееся замешательство, и пока все стояли остолбенев, он указал на тварь, лежавшую перед ним. В этот миг лицо самозванца расплылось и проступили ужасные черты змеи. Все отпрянули. Тут из одной двери появился Брул, а из другой вышел Ка-ну. Они пожали окровавленную руку царя.
— Люди Валузии! — воскликнул Ка-ну. — Вы все видели своими глазами. Вот настоящий Кулл, могущественнейший из царей, когда-либо повелевавших Валузией. Власть Змея рухнула, и скоро мы окончательно освободимся от нее. Повелевай, государь!
— Уберите эту падаль, — сказал Кулл, и стражники подняли труп.
— А теперь следуйте за мной, — повелел царь и повел всех к Проклятому Залу. Озабоченный Брул попытался поддержать царя, но Кулл отвел его руку.
Царь истекал кровью, и путь казался ему бесконечным, но наконец он добрался до нужной двери и рассмеялся сурово и мрачно, услышав восклицания ужаса, вырвавшиеся у советников.
По его приказу стражники скинули свою страшную ношу на груду остальных тел, и, жестом приказав: всем удалиться из зала, он вышел последним и закрыл за собой дверь.
Волна головокружения накатила на него. Бледные, пораженные лица, обращенные к нему, вертелись и плыли в призрачном тумане. Он чувствовал, как кровь из его ран стекает по телу и знал, что должен сделать то, что задумал, сейчас — или ему уже не удастся сделать это.
Он вырвал меч из ножен.
— Брул, ты тут?
— Я здесь! — Лицо пикта, глядевшее на него сквозь дымку, казалось, было совсем близко. Но голос его доносился словно из неизмеримой дали.
— Помни о нашей клятве, Брул. А теперь — прикажи всем отойти.
Левой рукой Кулл отстранил толпившихся рядом с ним советников и из последних сил размахнулся мечом. Клинок пробил дверь, пригвоздив ее к косяку и намертво запечатав вход.
Широко расставив ноги, он качался, словно пьяный, глядя на ужаснувшихся советников.
— Да будет этот зал отныне проклят вдвойне. Пусть эти гниющие останки лежат там во веки веков как знак гибели власти Змея. Я клянусь, что буду преследовать змеелюдей по всей земле, от моря до моря, без передышки, пока последний из них не будет уничтожен и не восторжествует добро, а власть преисподней не рухнет. И в этом клянусь вам я! Я, Кулл,— царь... Валузии...
Его колени подогнулись, и лица вокруг него закружились в стремительном вихре. Советники бросились к нему, но не успели они еще подхватить его, как Кулл соскользнул на пол, потеряв сознание.
Советники столпились над телом царя, стеная и крича. Ка-ну, отчаянно ругаясь, распихивал их кулаками.
— Назад, глупцы! Вы что, хотите его совсем прикончить? Ну, Брул, мертв он или будет жить?
— Мертв? — ухмыльнулся Брул. — Такого, как он, не так-то легко убить. Просто бессонница и потеря крови ослабили его. Клянусь Валкой! На нем не менее дюжины глубоких ран, но ни одна из них не смертельна. И все же пусть эти вопящие дураки пошлют за женщинами, чтобы перевязать его.
Глаза Брула горели гордым суровым огнем.
— Валка! Разве я мог подумать, Ка-ну, что в наше гнилое время мне доведется встретить такого человека? Несколько дней — и он будет в полном порядке, а уж тогда пусть все люди-змеи в мире поберегутся Кулла Валузийского. Валка! Вот это будет охота! Ах, я провижу долгие годы процветания этого мира с таким царем на троне Валузии.