— А где же Кутулос? — спросил Кулл.
— Он исчез, когда я явился в покои Саремис и...
— Эгей, Кулл! — донесся от дверей жизнерадостный голос, и в них появился некто, похожий на бородатого эльфа, сопровождаемый тонкой испуганной девушкой.
— Ка-ну, Делькарда! Так значит, они еще не замучили тебя!
— О господин мой! — воскликнула она, бросаясь к нему и, упав на колени пред ним, обвила руками его ноги. — О Кулл, они обвинили меня в ужасных вещах!
Я и вправду виновата в том, что я обманула тебя, господин мой, но я не хотела ничего плохого! Я хотела только выйти замуж за Кульра Тума!
Кулл поднял ее на ноги, сердитый, но охваченный жалостью к ней, ибо видел ее явный ужас и раскаяние.
— Кулл, — воскликнул Ка-ну, — это весьма неплохо, что я вернулся именно сейчас, а не то ты со своим Ту поставили бы все царство вверх тормашками!
Ту беззвучно огрызнулся, ибо вечно ревновал к посланнику пиктов, который был также ближайшим советником Кулла.
— Я возвращаюсь и что же вижу? Весь дворец вверх дном, люди бегают, вопят и толкаются, создавая видимость бурной деятельности. Я отправил Брула и его всадников поискать тебя, а сам отправился в камеру пыток — куда же мне еще было идти, раз уж Ту здесь раскомандовался...
Советника передернуло.
— Да, в камеру пыток, — продолжал Ка-ну невозмутимо. — Там я обнаружил, что куча дураков собирается пытать маленькую Делькарду, рыдавшую и выкладывавшую все, что она знала. Только вот они почему-то ей не верили. А ведь она всего лишь шаловливый ребенок, Кулл, несмотря на всю свою красоту и все такое прочее. Так что я притащил ее сюда.
Послушай, Кулл, Делькарда говорила правду, утверждая, что Саремис — ее гостья и что эта кошка невероятно стара. Это правда, что она кошка Древних, и что она умней других кошек, и что она приходит и уходит, когда ей это угодно. И все же она всего лишь кошка. У Делькарды были друзья во дворце, сообщавшие ей о Таких мелочах, как письмо, спрятанное тобой в ножнах клинка, или об излишке в казне. Придворный, принесший весть об этом, был одним из ее друзей, и обнаружил излишек, сообщив ей об этом до того, как это стало известно царскому казначею. Ее «шпионы» были самыми верными твоими сторонниками. Их сообщения не приносили тебе вреда и помогали той, которую все они любили, ибо знали, что она не замышляет дурного. Она думала, что Кутулос, говоря устами Саремис, завоюет твое доверие мелкими пророчествами и тем, о чем мог знать любой, например предостережением против Тулсы Дуума. А потом постоянно убеждая тебя разрешить Делькарде выйти за Кульра Тума, добиться осуществления ее единственного заветного желания.
— А потом Кутулос обернулся предателем, — сказал Ту.
В этот миг у дверей покоев раздался шум и вошли стражники, таща за собой высокого тощего человека со связанными за спиной руками и скрытым вуалью лицом.
— Кутулос!
— Да, Кутулос, — сказал Ка-ну несколько растерянно. — Несомненно, Кутулос, со своей вуалью, прикрывающей лицо, чтобы скрыть движение губ и работу шейных мышц, когда он говорил за Саремис.
Кулл разглядывал безмолвную фигуру, стоявшую перед ним, подобно статуе. Все умолкли, как если бы по комнате пронесся порыв холодного ветра. В воздухе повисла напряженность. Делькарда глядела на своего бывшего раба расширившимися от страха глазами, пока стражники сумбурно докладывали, как этот раб был схвачен при попытке покинуть дворец по малопосещае-мому коридору.
Вновь наступило напряженное молчание. Кулл шагнул вперед и протянул руку, чтобы сорвать вуаль с лица пленника. Царь чувствовал, что сквозь тонкую ткань два горящих глаза пытаются проникнуть в его душу. Никто не заметил, что Ка-ну стиснул кулаки и сам весь напрягся, словно готовясь к жестокой схватке.
Кулл уже почти прикоснулся к вуали, когда внезапный звук нарушил молчание. Похоже было, что кто-то бьется об пол лбом. Шум, казалось, доносился из стены, и Кулл, перелетев комнату одним прыжком, навалился на панель, из-за которой слышался этот шум. Скрытая дверь распахнулась внутрь, открывая перспективу пыльного коридора, на полу которого лежал человек с заткнутым ртом, связанный по рукам и ногам.
Они вытащили его оттуда и, освободив несчастного, помогли ему подняться на ноги.
Кутулос! — вскричала Делькарда.
Кулл вздрогнул. Черты лица этого человека, уже не скрытые вуалью, были тонкими и добрыми, как у учителя мудрости.
— Да, мои дамы и господа, — сказал он. — Тот, на ком теперь моя вуаль, набросился на меня из потайной двери, повалил и связал. И я лежал там, слыша, как он посылает царя туда, где, как он думал, Кулл встретит свой конец, и я не мог ничего сделать.
— Тогда кто же он? — Все взоры обратились к пленнику в вуали, и Кулл шагнул вперед.
— Владыка царь, берегись! — Воскликнул подлинный Кутулос. — Это...
Одним движением Кулл сорвал вуаль и отпрянул, вскрикнув. Делькарда завопила и упала в обморок, советники отхлынули, побледнев, а стражники отпрянули от пленника и ринулись прочь, пораженные ужасом.
Вместо лица у этого человека белел голый череп, глазницы которого пылали жутким огнем!
— Тулеа Дуум! Так я и думал! — воскликнул Ка-ну.
— Да, Тулеа Дуум, глупцы! — прозвучал голос, доносившийся словно из глубины пещеры. — Величайший из всех чародеев и твой извечный враг, Кулл из Атлантиды. Ты победил в этой схватке, но берегись! Будут и другие.
Одним решительным движением он разорвал оковы на своих руках и двинулся к двери сквозь расступившуюся толпу.
— Ты чудовищный глупец, Кулл, — промолвил он. — Иначе ты никогда бы не спутал меня с Кугулосом, таким же дурнем, как и ты, несмотря на вуаль и его одежду.
Кулл вынужден был признать истинность этого утверждения, ибо хотя оба были схожи ростом и обликом, плоть жутколицего колдуна напоминала тело мертвеца.
Царь застыл на месте. Не от испуга, как остальные, но столь пораженный наворотом событий, что онемел. Затем, когда он очнулся, словно пробуждаясь от сна, Бруя ринулся вперед, охваченный безмолвной яростью тигра. Его изогнутый меч сверкнул, как молния, и вонзился меж ребер Тулсы Дуума, проткнув того насквозь, так что конец клинка выступил из спины.,Si
Брул отпрянул, освободив свой меч быстрым рывком. Затем, замахнувшись, чтобы нанести новый удар, если бы это оказалось необходимым, он замер. Ни капли крови не выступило из раны, которая для живого существа была бы смертельной. Колдун усмехнулся.
— Столетия назад умер я смертью людей! — процедил он. — Нет, я перейду в некую иную сферу, лишь когда пробьет мой час, не ранее. Я не истекаю кровью, ибо мои вены пусты, и ощущаю я лишь легкий холодок, который пройдет, когда рана закроется, а она уже затягивается. Прочь с моего пути, шут! Твой властелин уходит, но он возвратится, и ты возопишь и умрешь в мучениях, когда это случится. Привет тебе, Кулл!
И пока Брул пытался хоть что-нибудь сообразить, а Кулл стоял, остолбенев от удивления, Тулеа Дуум перешагнул порог и исчез у всех на глазах.
— По крайней мере, Кулл, — сказал Ка-ну чуть позже, — ты победил в этой первой схватке с колдуном, как он сам вынужден был признать. В другой раз мы должны быть более осторожными, ибо он — воплощенное зло, обладатель черной и нечестивой магии. Он ненавидит тебя, ибо он — соратник великого Змея, чью власть ты ниспроверг. И велик дар морока и незримости, коим лишь он один и обладает. Он сумрачен и ужасающ..
— Я не страшусь его, — отозвался Кулл. — В другой раз я буду настороже, и моим ответом будет удар меча, даже если его и впрямь нельзя убить, в чем я сомневаюсь. Брул не сумел найти его уязвимого места, которое должно быть даже у живого мертвеца. Вот и все.
Затем он продолжал, обернувшись к Ту:
— Почтеннейший Ту, похоже на то, что у цивилизованных народов тоже есть свои табу, раз Голубое озеро запретно для всех, кроме меня.
Ту отвечал сердито, ибо был возмущен тем, что Кулл даровал свое соизволение счастливой Делькарде выйти за того, за кого она хочет.
— Мой господин, это ведь не языческое табу, такое, как в твоем племени. Это государственное дело, где запрет налагается, дабы сохранить мир между Валузией и обитателями озера, которые сплошь волшебники.
— А мы уважаем табу, дабы не оскорбить незримых духов тигров и орлов, — ответил Кулл. — И посему я не вижу тут никакой разницы.
— Во всяком случае, - заявил Ту, — ты должен опасаться Тулсы Дуума, ибо хоть он и скрылся в ином измерении и пока он там, он незрим и безвреден для нас, но он вернется.
— Ах, Кулл, — вздохнул старый мошенник Ка-ну, — как трудна моя жизнь в сравнении с твоей. Брул и я в этой Зарфаане напились вдрызг, и я свалился с лестницы и теперь хожу весь в синяках. А ты тем временем нежился в нечестивой лени на царственных шелках, Кулл.
Кулл лишь поглядел на него, не промолвив ни слова, и повернулся к нему спиной, уставившись на дремлющую Саремис.
— Она не колдовское животное, Кулл, — промолвил Убивающий Копьем.
— Она мудра, но вся ее мудрость кроется в ее взгляде. Говорить она не умеет, зато ее глаза поражают меня своей древностью. А в остальном это просто самая обычная кошка.
— Да, Брул, — сказал Кулл, любовно поглаживая ее шелковистую шубку. — И все же — она очень древняя кошка... Очень...
ЧЕРЕП МОЛЧАНИЯ
...И, испещрив его десятком ран смертельных,
Поверг врага на землю. А потом
О вражий череп постучал перстом
И рассмеялся — коль назвали б это смехом —
И стал следить, как тают жизнь и страх
В остекленевших выпуклых глазах.
Люди и поныне называют тот день Днем Царского Страха. Ибо Кулл, царь Валузии, был в конце концов всего лишь человеком. Воистину трудно было бы найти другого столь отважного человека, но всему есть предел, даже мужеству. Конечно, Кулла посещали дурные предчувствия, по спине его порой ползали мурашки, а подчас его охватывала внезапная жуть или даже ужас перед неведомым. Но то были лишь краткие потрясении разума и души, порожденные в основном удивлением, какой-нибудь гнусной тайной или чем-то сверхъестественным, — скорее отвращение, нежели настоящий страх. П