Солнарус покачал головой.
— Эти и подобные мысли часто посещали меня со дня, когда я стал хранителем Зловещего древнего Бога. Знайте, я не раз обдумывал их значение.
Крушение щебня заглушало слова короля-жреца и демонический смех Черного клинка прокатился в залах.
Глаза Милвиуса в ужасе расширились.
— Шакал прибыл! Пот катился, падая с носа и капая на одежды.
Черный клинок въехал в просторный храм, ревя как разъяренный гигант.
Следуя его приказу, ни один из воинов не следовал слишком близко. Он ворвался во внутреннее святилище и резко остановился, топот копыт, отражался как трепет каменного сердца.
Солнарус вышел вперед, твёрдо сжимая в руках стеклянную сферу. Его лицо было гладким, сухим и безмятежным как всегда. Он слабо улыбнулся Черному клинку.
— Солнарус, — военачальник Ахерона торжествующе глумился. — Становись на колени перед своим властелином, хнычущий ягнёнок Ибиса! Долго мое лезвие жаждало твоей крови.
— Ты зашел слишком далеко на сей раз, и тем обрек себя на поражение. Ты должен был придти вместе со своим братом! Поистине, без темных искусств Ксалтотуна, вы, возможно, не пересекли пустыню или не сокрушили ворота Нифии. Нет, Шакал! Никогда снова твоё лезвие не заберёт жизни невинных.
Смеясь, Черный клинок приблизился с проворством, которое должно было быть невозможным для такого гиганта. Он шагал к неподвижно стоявшему Солнарусу. Другие жрецы, как Милвиус, остались рядом с Солнарусом, нервно следя за залитым кровью, четырехфутовым ятаганом Черного клинка.
Ахеронец отвёл свои руки назад, затем взмахнул лезвием, нанося смертельные удары. Головы двух жрецов Нифии покатились по мраморному полу, из рассечённых шей струей била кровь. Трое других пали убитыми прежде, чем оставшиеся в живых могли даже шелохнуться. Шакал, поражая снова, прервал испуганный вопль Милвиуса, заставляя замолчать. Заостренная сталь проникла через ребра маленького жреца, рассекая его спинной хребет, и разрушая лопатки, разделив туловище пополам.
Черный клинок, вспоров верхнюю половину трупа, и найдя сердце, нанизал его на наконечник ятагана. Усмехаясь злобно в лицо Солнаруса, он поднёс блестящий орган к зубам и оторвал капающий кусок. Облизывая губы, он обильно харкнул кровью в лицо короля-жреца.
— Старик, — рычал он, продолжая жевать. — Теперь, когда Зловещий древний Бог — мой, я получу всё, что в моей досягаемости. Мои армии будут нестись через землю в великолепном потоке крови. Кулак могущественного Ахерона скоро захватит весь мир и заставит замолчать таких хныкающих патетических слабаков как ты.
Он сглотнул и шумно рыгнул. Солнарус не ответил. Кровь от убитых жрецов начала впитываться в низ его забрызганной одежды, но он стоял невозмутимо, не сводя пристального взгляда с лица Черного клинка. Только глаза короля-жреца выдавали эмоцию, его синий глаз, мерцающий как лед, его оранжевый глаз, пылающий как горячие тлеющие угли.
Черный клинок сделал выпад без предупреждения. Его меч полетел через воздух как поразительная змея. Солнарус поднял свою сферу на путь лезвия. Её хрупкая структура разрушилась в брызгах песка. Необузданное жало меча Черного клинка вонзилось в шею короля-жреца, отсекая его голову. Тело упало вперед, но из шеи, откуда кровь должна была бить струей, высыпался только песок. Голова приземлилась вертикально, ее глаза поднялись вверх, чтобы смотреть вызывающе на удивленного Шакала.
— Это конец, Шакал, — насмешливый голос Солнаруса повторил ухмылку его кривящихся губ. — Ты разбил Сферу Душ…, каждое зерно песка — душа, невинная жизнь, взятая твоим околдованным лезвием. Ад ждет тебя, Шакала Ахерона.
Ревущий со скотской яростью, Черный клинок начал топтать и крушить череп короля-жреца кованым сапогом, превращая в груду костей и песка. Он сыпал проклятия и испускал вопли, продолжая растаптывать труп священника- короля, превращая в бесформенную груду, не имевшую никакого сходства с человеком. Два стремительно сделанных шага приблизили на досягаемость руки статую жемчуга, которой он жаждал обладать.
Внезапно жестокий ветер завыл в храме. Свет от прозрачной крыши, испускаемый солнцем, иссяк. Сверху, доносившиеся сверху слабое постукивание походило на дождь, и вопли солдат Черного клинка, вторили этому, отражаясь в храме. Как раз когда ахеронец злорадствовал, радуясь своей добыче, крики солдат сменились приглушенным шепотом и стихли.
Шакал поднял статую из полированного жемчуга высоко в воздух.
— Зловещий древний Бог — мой! Дикий рёв Черного клинка совпал с треском обрушением раскалывающейся крыши. Крыша, треснувшая от веса нагромождённого песка, засыпала наивного колдуна с мечом черепками, хороня его в песчаной могиле. Его предсмертный вопль затих в круговороте, вопящем шторме песка, охватившим затем всё — храм, мраморные стены, здания.
В течение двадцати трех дней ветер неуклонно бушевал, погружая Священный Город Нифия в истинное море песка. Никакая высокая башня или медный шпиль не были видимы.
Так великий город Нифия исчез, укрывшись более чем на три тысячи лет, потерянный, лежащий ниже пустынных дюн того, что однажды станет восточной пустыней Шема… скрытый, но не забытый. В течение одного дня, воющие ветры откроют погребённую в песке тайну, и люди еще раз будут искать Зловещего древнего Бога.
1. «Убежище»
Не отличающаяся особо от большинства таверн Мессантии, «Убежище», располагалась в городских предместьях среди группы неряшливых зданий в конце Торговой Улицы, которая вела к самой крупной гавани в столице Аргоса. Идущая к гавани улица была широка, вымощенная камнем, находящаяся в хорошем состоянии за счёт налогов короля Мило. Но, как и любая другая, проходя через крупнейший портовый город в любом из Хайборийских королевств, она заворачивалась, крутилась, ветвилась, и прервалась канавами на пути, и свелась к узкой грязной тропке, ничем не проложенной, с мусором, пересекаемой только плотной популяцией крыс. Здесь её местные жители назвали Переулком Пирата, а для тех, кто шагал по ней, были менее приученными к уличной грязи, чем к деревянной палубе.
Они были морскими авантюристами: коренастые аргосцы, со скудными желтовато-коричневыми волосами; зингарцы с болезненно-бледной кожей и смуглые чернобородые шемиты.
Они собирались в тусклоосвещенных, деревянных стенах «Убежища» как моллюски на корпусе. Шестеро самых смелых мессантийских контрабандистов пировали окороками жареной баранины, запивая свою жирную трапезу глотками темного пива. Наблюдая за смуглым головорезом кофийцем с хищным пристальным взглядом, поглаживающим толстые черные усы, потный капитан шемит захватил запястье и начал борьбу на руках с конкурентом зингарцем, в то время как украшенный шрамами, татуированный немедиец принимал пари от членов команды соперников.
Конечно, питье и азартная игра были всего лишь двумя из многих недостатков, в которых участвовали разномастные посетители «Убежища».
Полураздетые распутные девки из дюжины земель перемещались среди толпы, вызывающе раскачивая обнаженными бедрами, поскольку они служили пиву, вину, и своими двигающимися телесами — посетителям. Их чувственные тела притягивали многие взгляды, хотя по большей части, их лица были безразличными с уставшими взглядами. Таверна привлекла тех мужчин, которые предпочли грубых, крепких проституток. Конечно, никакая обладающая чувством собственного достоинства дама не прошла бы даже около места с репутацией «Убежища».
Даже при посещении темницы трудно было найти столько негодяев, собранных вместе. Несмотря на кажущуюся непринужденность многих толпящихся жуликов, они были серьёзными противниками в море, но «Безбилетник» был нейтральным местом. Здесь они веселились, пили, заключали пари, и распутничали, планировали дальнейшие грабежи.
Толпа сегодня вечером была более внушительной, чем обычно, поскольку команда печально известного «Ястреба» оказалась на берегу после нескольких месяцев в море. Ее капитан был пиратом, чье имя проклинал и боялся каждый купец, осуществляющий морскую торговлю. За самым большим столом «Убежища» сидел Конан, этот печально известный авантюрист, черноволосый синеглазый гигант с ледяных холмов Киммерии. Его команда — разномастная группа злодейской внешности — окружила его, хохоча с вожделением, когда первый помощник «Ястреба», закончил лирические непристойности.
— Кром, Рулвио, самая изощрённая проститутка покраснела бы от твоих шуток! — Конан заржал, хлопая с силой, подобной медвежьей, аргосца по спине.
Пенистое пиво аргосца выплеснулось из кожаного меха Рулвио на его волосатую грудь и пропитало его мешковатые шелковистые брюки. Первый помощник не заметил пролития, осушив оставшееся пиво одним огромным глотком и оглушительно рыгнув. Конан потребовал ещё пива. Он отклонился назад и игриво хлопнул по привлекательной заднице Рубинии, самой миловидной распутной девки из обслуги «Убежища». Она захихикала и игриво уклонилась, колыхание ее бедер и незначительное одеяние, заставили каждого находящегося поблизости мужчину повернуть голову. Глаза Конана стали похожи на волчьи, и он проглотил следующую кружку крепкого пива.
— Так, капитан, — грохотал Рулвио, — Ты говоришь, что мы награбили достаточно для двух недель распутств в Мессантии? — Да, — подтвердил Конан, — «Ястреб» нуждается в ремонте так или иначе, и эта группа пьяниц, — он кивнул на своих промокших членов команды, — Не подходят для любой задачи, парусной гонки или грабежа. И после вечернего золотого дна, парни заслужили хорошего дебоша.
— У меня хватит ума плавать в море пива самостоятельно, — хихикал Рулвио.
— Давайте сначала обсудим важный и весьма секретный вопрос, — добавил Конан.
Он кивнул на тени в дыму противоположного конца «Убежища».
Многие из команды «Ястреба» начали свой дебош всерьез. Одна группа играла в кости, у немногих сидели распутные девки на коленях, в то время как прочие направились к другим посетителям, услышать новости, и обменяться лживыми байками о своих приключениях. Конан и Рулвио, удовлетворенные увиденным, отошли к одному из многих плохо освещенных укромных уголков в запущенном интерьере «Убежища».