Конан хмыкнул. Никосс, тоже хмыкнув, сказал:
– Она – не видит в темноте, как я. То есть – не чародейка. Поэтому, чтоб её глаза не повредить, я и устраиваю здесь освещение. А у неё в камере – и вообще дневной свет.
– Значит, ты иногда выпускаешь её… погулять?
– Ну да. Почти каждый день. Нужно же девушке двигаться! А то поправится. В-смысле – растолстеет. И не сможет нормально выйти замуж. Там, наверху.
– Смотрю, ты всё же любящий отец.
– Конан. Не нужно иронизировать. Вот когда у тебя будут свои дети… Особенно – дочери – сам всё поймёшь!
– Возможно. Но, с другой стороны, почему ты не хочешь оставить её с собой? Или у тебя есть и законные дети? Дочурки?
– Да. И они её… Не очень любят.
– Ха! Об этом нетрудно догадаться! Что, уже пробовали… Отравить?
– Отравить. Утопить. Зарезать. Удушить. Застрелить… Чего только моя старшенькая не перепробовала! К счастью, я могу довольно легко отслеживать её действия, как и действия и провокации остальных. И успеваю вмешаться. В какой-то степени это даже занятно – заставляет всё время быть начеку. И в тонусе. Хотя и поднадоело. Но вот сажать в камеры и старшенькую, да и всех прочих – было бы глупо. Наследницы, всё-таки.
– Извини, что спрашиваю, Никосс. А сыновья? Есть у тебя сыновья?
– К сожалению нет. – в тоне мага прорезалась горечь, – Такова цена моей силы. От меня могут рождаться только дочери!
– Это очень странно. – Конан действительно недоумевал. О такой «цене» за магические способности он никогда не слышал.
– Ну, что есть, то – есть. Вот так уж сложилось. С другой стороны – дочери тоже вполне… Достойная смена. Особенно – мои. (И тут говорит не только отцовская гордость, но и факты!) Да и не боюсь я оставлять королевство и дворец, пусть и подземный, но уж поверь – весьма обширный, им в наследие. Характером-то они – все в маменьку!
– А где сейчас их мать? Она тоже с вами? Или живёт где-то там? На поверхности?
– Нет. Их мать, а моя жена Цициллия, к сожалению, погибла. Переоценила свои силы. Пыталась восстановить из руин наш старый дворец. Там. На поверхности.
Но он – действительно проклят. Вернее, та его часть, что была видна всем. Так что ничего у неё не вышло, и она умерла прямо у меня на руках!
– Прости. – Конан закусил губу. Хотя теперь куда лучше понимал, кто заставил Никосса вернуться в мрачные подвалы, и попытаться восстановить королевство, – Мне очень жаль.
– Да. Мне тоже. С ней справляться с нашими дочерьми было проще…
И спасибо за сочувствие. Я вижу, что оно – искреннее. Но то, что произошло потом – в какой-то степени произошло именно из-за моей безвременной потери. Я ведь ещё вполне… э-э… молодой волшебник. И, конечно, без женщины чувствовал себя… Скверно. Поэтому через десять лет после кончины моей королевы я… Изменил её памяти.
И вот оно как обернулось!
Некоторое время они шли через открывшуюся теперь анфиладу роскошно обставленных комнат, молча. Затем Конан решил спросить:
– А сколько у тебя всего дочерей, уважаемый Никосс?
– Восемь.
– Бэл меня раздери! Никосс! Они же передерутся за престол, если ты… Ну, дашь слабину, не уследишь, или…
– Или – умру? Да, Конан такая мысль приходила мне в голову. Несколько тысяч раз! Потому что они грызутся, словно голодные крысы в бочке, уже лет сто. С другой стороны, я не слишком заморачиваюсь их дрязгами, интригами, и даже драками между собой. Лишь бы не вредили мне и моей… Внебрачной. А вообще я – приверженец древнего учения Ваади. То есть – по этому учению победить должен хитрейший и подлейший. Ну, то есть тот, кто вот именно – достоин выбиться в Лидеры, и наследовать своим предкам! Поэтому сейчас их осталось только восемь.
А было – девятнадцать.
Конан не придумал ничего лучше, как вновь почесать многострадальный затылок. Впрочем, внутрисемейные разборки и взаимоотношения со злобными и коварными отпрысками женского пола – личное дело самого чародея! Он же их отец! И как бы он их не воспитывал, и не содержал – касается только его! И какие бы методы не выбирал, чтоб выяснить, кому оставить свой трон – его личное дело!
А задача Конана куда проще.
Убрать из этой гнетущей атмосферы интриг и заговоров наивную и не владеющую магией, «внебрачную» дочь! По словам чародея – очень вредную и назойливую…
Но явно – любимую!
– Мы пришли, Конан. Вот её покои. – чародей указал на помпезно-шикарные, золочёные и с вензелями и резьбой, двустворчатые двери из дуба.
Конан кивнул:
– Красиво. Палаты действительно – королевские!
– Ну, что-что, а отремонтировать как следует эти подземные катакомбы, да навести подобающую королевскому сану красоту на интерьеры, было проще всего. Всё-таки у меня было сто пятьдесят лет! А вот прокладывать новые ходы и тоннели, как и строить новые залы – потрудней. И здесь-то мне как раз и нужны мои новые… Подданные.
– И кто же это? – впрочем, киммериец уже не сомневался, что долбят скалы и занимаются отделкой новых помещений отнюдь не люди.
– Думаю, ты уже догадался, что не люди. Это – кроты. Подправленный мной. Отдрессированные. Владеющие кайлами и ломами. И резцами, и кузнечными молотами. И плотины умеющие строить не хуже бобров. И, конечно, чудовищно увеличенные!
И сейчас они не долбят скалы, и не грохочут на всё подземелье только потому, что я приказал им остановиться, пока мы разговариваем и решаем наши проблемы. А когда вы с Найдой покинете мои чертоги, работа возобновится.
Но довольно ждать. Входи!
Двери, очевидно, повинуясь жесту колдуна, открылись вовнутрь, и Конан увидел большую и шикарно обставленную комнату, залитую сверху ярким дневным светом, проникающим через огромное, размером с небольшую лужайку, застеклённое окно.
Но не это поразило Конана, где-то глубоко в подсознании отметившего себе, что, наверное, скрывать там, на поверхности, это окно от посторонних глаз довольно трудно.
Посередине комнаты стояла, сцепив руки на груди, девушка.
Одетая в простое, чисто деревенское, платье. С тоненькой и казавшейся хрупкой фигуркой. Весьма, впрочем, ладной, и со всеми положенными выпуклостями. Лицо девушки казалось бледным, милым и испуганным. Большие чёрные глаза, очень глубокие, выразительные, и с красивым разрезом. Смоляные брови, чётко очерченный маленький рот с кораллово-алыми губками, и мелкими бисеринками белейших зубок. И, конечно, главное, что бросалось в глаза в первую очередь: огромная копна густых волос превосходного медового оттенка, сейчас красивым ореолом вздымавшихся вокруг лица.
Конан подумал, что если облик Найды хоть в какой-то мере передаёт черты её матери, та должна быть настоящей красавицей! Неудивительно, что даже Никосс не устоял.
Чародей сказал:
– Здравствуй, Найда. Позволь тебе представить знаменитого Конана-варвара. Именно он взял на себя смелость проводить тебя, и вывести из моих владений.
– Здравствуй, отец. – поклон чародею, – Здравствуй и ты, Конан-варвар. – небрежный кивок, – Только вот напрасно он взял на себя эту «смелость»! Я уже тысячу раз говорила. Я никуда отсюда не пойду! – она сердито топнула маленькой ступнёй в лёгкой изящной туфельке.
По виду девушки было заметно, что она привыкла стоять на своём, и убедить её уступить, или переменить мнение примерно так же легко, как заставить реку течь вспять!
Никосс повернулся к Конану:
– Конан. Ты сам всё понимаешь. Боюсь, тебе вот прямо так, сходу, придётся применить именно тот способ, о котором ты говорил. Однако я, как отец, не хотел бы присутствовать при насилии над моей дочерью. Это всё-таки – выше моих сил. Так что я покину вас, а в качестве провожатого пришлю старшего из отряда кротов. Прощай.
– Прощай, Никосс. Не забудь предупредить своих Стражей, чтоб не нападали.
– Насчёт этого – не беспокойся. Они настроены не впускать сюда. А вот препятствовать выходу отсюда кого бы то ни было – не будут!
– Отлично. – Конан порадовался, что и кошелёк и обе пригоршни драгоценностей чародей отдал ему заранее, и поклонился Никоссу. Тот ответил быстрым кивком.
После чего нахмурился и поспешно удалился, и его шаги быстро затихли где-то в недрах подземелий. Невольно варвар подумал, что за сто пятьдесят-то лет чародей этих подземелий нарыл вполне… Достаточно! Наверняка непосвящённый запросто заблудится. А ещё Конан всё это время продолжал рассматривать девушку, стоя напротив неё.
Что ж. Если действительно проявит строптивость, и будет упираться – придётся уводить силой. Или даже – уносить. Для чего – связать. Чтоб не дёргалась. И вставить кляп. Чтоб не отвлекала. Бессмысленной болтовнёй. От его миссии. Поскольку сделка – заключена. И Конан собирался добросовестно выполнить её условия.
Девушка между тем наконец решила высказать своё «фи». Голосом, в котором презрение буквально лилось через край, сказала:
– Ну ты. «Знаменитый». А говоря проще, жадная до чужих денег волосатая обезьяна с мускулами качка и мозгами курицы. Пошёл прочь отсюда, если не хочешь, чтоб тебя превратили в вонючую крысу!
Конан решил не грубить, хотя очень хотелось. Пожал плечами:
– Твой отец, конечно, не хочет быть грубым и жестоким со своей, явно любимой, дочерью. Ну а мне наплевать на то, что ты сейчас скажешь, и сделаешь. Я договорился с уважаемым Никоссом, что исполню для него определённую работу. И ты можешь ругаться, брыкаться и даже пытаться царапаться. Но на мои действия это никак не повлияет!
– Ах, вот как, идиот наивный! Ну так знай – меня отсюда, – она обвела комнату кивком головы, – можно вытащить только силой!
– Что ж. В таком случае, её-то я и применю. – Конан быстро прошёл, почти подбежал к девушке, и схватил в охапку её дернувшееся было в сторону тельце. По ощущениям, оно весило не больше, чем обычная овца, – Ну-ка, идём сюда! И, может, твоей милости будет угодно прилечь? Нет? Ну, тогда уж извини – это будет угодно мне. Для удобства.
С этими словами Конан уложил действительно извивающуюся, брыкающуюся, и ругавшуюся, на чём свет стоит, дочурку Никосса на шикарную постель, стоявшую у одной из стен, лицом вниз. Придерживая девицу коленом, упёртым в тоненькую спину, кинжалом, вынутым из-за голенища сапога, он ловко срезал шикарный витой шнур, имевшийся здесь очевидно для того, чтоб опускать полог. И очень быстро и профессионально связал за спиной руки своей подопечной. Не за