– А что тут неопределенного? Ты моя любимая жена…
– Я не твоя жена, Андрей! Я – твоя со-жи-тель-ни-ца! И меня это совсем не устраивает!.. Это ненамного лучше домработницы с проживанием.
Анна никогда не повышала голоса, а тут почти закричала на него. На глазах у нее появились слезы, этого Андрей тоже не видел с того момента, когда она рассказывала ему о похищении. На Андрея так и потянуло тяжким, могильным холодом из прежней жизни – а ведь он поклялся, что любимая никогда не будет плакать, ни единого дня – пока они вместе – не будет несчастной. Теперь она стояла посреди их кухни, почти плача крутила в руках какую-то цветастую тряпку… И выглядела такой жалкой и расстроенной… Андрей, как все нормальные мужчины, не переносил женских слез, поэтому ничего не мог сказать, только пытался сдержать какие-то неопределенные звуки в горле.
– Неужели ты не понимаешь, что со мной происходит?! – воскликнула Анна и почти выбежала из кухни.
– Это выходит – мы там, на празднике, так славно постарались? – слыша, как глуповато-растерянно звучит его голос, уточнил Андрей.
– Да уж… Попраздновали, ничего не скажешь.
Анна ласково поводила пальчиком по его слегка взмокшему лбу.
– Ну, в охотку ж было, – согласился Андрей, довольно улыбаясь. – Значит, Ванькой назовем.
– Ва-а-анечкой, – с упреком протянула Анна. – Ваняткой.
– Согласен. Будет хоть с кем в старости коньяку выпить, – опять согласился Андрей и отхлебнул из бокальчика.
Такую новость он без расслабляющего средства не осилил бы.
– А чего раньше-то не сказала? Я б сразу…
– Я не сторонница браков по залету. Мне важно было убедиться…
– Ох, да в чем тут убеждаться! – поднялся с тахты Андрей. – Неужели ты до сих пор во мне не уверена?!
Андрей посадил Анну перед собой, она недовольно захныкала:
– Ой, Андрюшик, осторожно…
Он ослабил хватку и легонько прижал ее к себе.
– А как ты себя вообще чувствуешь?
– Нормально… Мама говорит, папа тоже ничего не замечал чуть ли не полгода.
– А, значит, не я один такой тупой. Это утешает.
– Не прячься за чужой отрицательный опыт!
Они еще немного посидели молча, как бы разговаривая без слов.
– Маме, выходит, ты давно поведала? – задним числом вдруг обиделся Андрей.
– Так то ж мама! Да она и сама б догадалась.
Через некоторое время Анна сообщила, что у них будет дочка. Андрея это не огорчило. Дочка так дочка. Будет такая маленькая девочка с длинными светлыми волосами, русалочка… Что-то больно укололо Андрея в сердце. Русалочка? Он попытался успокоить себя тем, что наполовину, а может, и больше их дочка – обычная земная девочка. Никаких проблем, кроме ослепительной красоты, у нее не будет.
А Ванятку они успеют забацать потом. Русалов мужскаго пола в природе, кажется, не бывает? Поэтому-то светловолосые чаровницы и обольщают земных мужчин.
Небольшой, но радостной профессиональной победой Андрея стала первая публикация самого юного внештатника «Крестьянки» Сергея Павлючка, ученика девятого класса. Нет, не ошибся в нем Андрей, не ошибся! История, попавшаяся в цепкие ручонки Павлючка, была, вероятно, достаточно обычной, но с помощью газеты встряхнула успокоившийся было город.
… Одноклассник Павлючка, тоже, видимо, не бог весть какой потомственный интеллигент, первого сентября явился в школу с буйно отросшими за лето вихрами. Мало того, новый учебный год он отметил, окрасив выгоревшие волосы в ярко-зеленый цвет. Настоятельные просьбы классного руководителя и директрисы привести себя в порядок должного действия не возымели. Зеленые лохмы собирались в разнообразные пучки и хвостики, что создавало среди однокорытников нездоровые настроения и желание подражать.
Когда непокорного дерзюку в очередной раз вызвали на директорский линолеум, там, кроме классного руководителя, обретались еще учитель труда и завхоз – главные мужчины в школе. Неслуха, отказавшегося обрить главу, по-быстрому скрутили и остригли. Волосатик вопил и активно брыкался, поэтому орудия экзекуции оставили на ученической главе несколько царапин.
– А почему это с зеленым хаиром в школу нельзя? – вопрошал Павлючок, сидя в кожаном кресле в кабинете Андрея. – Ну почему?
– В принципе-то, конечно, это лишнее, – решил не топтать уж совсем славное российское учительство Андрей. – Школа не дискотека. Но с насилием и ножницами я тоже принципиально не согласен.
– Ага! Их трое на одного было!
– А что – директорша тоже участвовала? – уточнил Андрей.
– Ну, не знаю… Макс говорит – его так на раз-два заломали, что он не видел.
– Ты, Серега, уточни эту деталь у приятеля – это важно. А флешку с материалом Валентине Николаевне отдай – пусть перепишет. И не забывай текст на проверку ставить – вон сколько ошибок накашлял.
– Я сильно злой был. Сел прямо сразу, как узнал, и давай, и давай!
Павлючок изобразил, как он долбил по клавиатуре.
– Журналистская злость – это хорошо, от нее весь драйв, – сказал Андрей. – Но надо доводить дело до конца. Это тебе на будущее.
– Но вы это в газете напечатаете?
– Однозначно, – веско ответил Андрей. – Материал яркий.
– Яркий, да?
Андрей заметил, как дрогнули у Павлючка губы – он был польщен и обрадован.
«А что – может, и доведу я до ума этого бедолагу? Уж сколько времени на него не жалуются, не ловят, не отправляют куда следует… Или просто хитрее стал?»
– А ваще здорово вы здесь облохматились, – сказал Павлючок, покрутив головой.
– Да вот, свезло нам по-крупному. Ты сам-то вообще как? Как мамка, братишка?
– Да живы, нормально. Чего им сделается-то?
Ему стало скучно. Или хотелось пойти поделиться с кем-то новостью – он будет печататься в газете.
– Ладно, Серега, на сегодня свободен. Не забывай, приходи, приноси новости.
Андрей препоручил Анне выполнить ювелирную операцию – отредактировать павлючковский опус так, чтобы он не утерял «индивидуальный творческий почерк автора» даже после того, как будет очищен от таких перлов, как «преподы должны ответить за хомье».
Еще Андрей так и не смог уловить из контекста значение слова «голимый» и решил спросить у Павлючка в следующий раз. Подправленный Серегин материал Андрей снабдил послесловием, в котором приветствовал дебют молодого, талантливого журналиста.
«А пусть! Он же всю жизнь этот клочок бумаги хранить будет!..»
Когда Валя принесла на утверждение список свадебных гостей, Андрей искренне удивился обилию знакомых, появившихся у него за год с небольшим жизни в этом городе. И это не считая героев его статей! Поэтому их с Анной свадьбу было решено играть в самом большом зале города – златокольцовом «Интуристе». Родителям о предстоящем торжестве сообщить изустно и прямо Андрей не решился – послал по почте приглашения на открытке с голубками и розами. Понадеялся на отца, который мог и должен был взять на себя основной удар информационного взрыва.
Анна была счастлива – это было самое главное. Но почему-то она захотела надеть на венчание красное платье.
– А мы венчаться будем? – уточнил Андрей.
– Ну да, а как же иначе?
– Ладно, раз ты хочешь. А с чего красное? Ну, там кремовое, голубое – это понятно. Красное-то почему? – не слишком приятно удивился Андрей.
– Ну, белое только в первый раз надевают. Второй раз по православному обычаю должно быть красное, – неохотно объяснила Анна.
– А мне по фигу! – бранчливо заметил Андрей. – Я в первый раз женюсь! И пусть будет белое и такое все – пыф-пыф! Все в кружевах! И чтоб фата до полу!
– Хорошо, хорошо! – поспешно успокоила Анна. – Будет фата, будет!
– А-а, поняла, кто в доме хозяин? – развеселился Андрей, уразумев вдруг, что выглядит глупо: бегает по гостиной и размахивает руками.
– Поняла… И еще поняла, что ты будущий тиран и самодур.
– Почему будущий? – остановился Андрей посередине комнаты. – Я всегда такой был. Ты просто не замечала.
До позднего вечера они сидели в гостиной и сочиняли конкурсы и игры для гостей, воображая, что было бы, если бы Михал Юрич принял участие в соревновании по бегу в мешках или Костику достался бы фант на исполнение песни – еще в раннем детстве фотокор был чудовищно изуродован каким-то медведем-шатуном.
Все было так мирно, уютно и чудесно.
«Нет, я не тиран и не самодур, – засыпая, думал Андрей. – Я просто прирожденный мещанин и обыватель. Притворяюсь героем, а на самом деле!.. Тюфяк тюфяком».
Рядом тихо дышала уже заснувшая Анна, и Андрей чувствовал, что к его бедру прижимается ее теплый округлившийся животик.
Если б их жизнь была книжным романом, здесь можно было бы поставить точку. Марш Мендельсона и шампанское, церковный хор и запах горящих свечей, крики «Горько!» и «Дюжину!»… Свадебные тожества благополучно закончились, жизнь продолжалась, и вроде бы неожиданных изгибов в ней не предвиделось – разве дежурные и сугубо положительные.
В редакцию «Крестьянки» пришло несколько новых сотрудников. На дамскую тематику плотно села сбежавшая из «Подмосковной мимозы» рыженькая Ксанка.
– А почему вы решили сменить место работы? – спросил ее Андрей. – Разница в окладах у нас как бы непринципиальная.
– Обстановка там нездоровая, – ответила девчонка. – Малокреативная. Главная наша требовательная больно стала…
– Я, Оксана Валерьевна, тоже требователен и к себе, и к другим, – перебил ее Андрей, думая, что разговор не состоялся.
– Во-о-от, Андрей Викторович! – всплеснула соискательница пухлыми ручками в заметных даже осенью веснушках. – А она – только к другим. И от этого такие гэги!.. Форменный улет!
И Ксанка, тараща крапчато-зеленые, как форма десантника, глаза, поведала ему о том, что их «редакторша» уволила пару недель назад одну девчонку – якобы за гулянку в рабочее время. Девчонка отчиталась материалом, но отступать «эта стервь» не захотела.
– Так что та сделала в отместку, представляете? Подгадала, когда Галки в редакции не было, а большинство народу или в отъезде, или на обеде – все ж все знают, кто, где и с кем… И шмыг к ней в кабинет! Налила под ковер молока, за мебель, где не видно, кусочки мясного фарша накидала…