Бывают на войне времена, когда всё решают генералы и их солдаты. Они вершат судьбы политики. А бывают и другие, когда политика решает, как поступить с теми или иными генералами, и даже маршалами, и их солдатами. Солдаты зачастую и вовсе не знали, не чувствовали и не понимали всех тайных рычагов, которыми политики управляли своей гигантской машиной. Они шли туда, куда их посылали, и умирали, если надо было умереть. Генералы и маршалы понимали. Но тоже выполняли приказы и тоже умирали, если выпадала судьба умереть. Буквально через месяц осколок снаряда унесёт жизнь командующего войсками 3-го Белорусского фронта генерала армии И.Д. Черняховского.
В ночь на 12-е Конев выехал на передний край, в район прорыва. На плацдарме стояла тишина. Все приготовления были закончены.
«Это был небольшой фольварк, расположенный на опушке леса, в непосредственной близости к переднему краю, — вспоминал Конев. — В одной из комнат окно выходило прямо на запад, откуда можно было наблюдать. Кроме того, рядом оказалась небольшая высотка, на которой мы установили систему наблюдения и управления. Туда можно было перебраться в случае обстрела. Но стояла зима, сидеть непрерывно на наблюдательном пункте в траншее не было никакой нужды, тем более что с самого фольварка открывался хороший обзор <…>
Артподготовка началась ровно в 5.00. Короткая, но мощная. Батальоны поднялись и пошли вперёд. Заняли первую траншею. Из второй начался сильный огонь. Стало ясно, что немцы не ушли. И тогда по второй траншее и дальше, в глубину, начали бить основные силы артиллерии. На этот раз обработка позиций противника длилась один час сорок минут. Взятые пленные показывали, что им казалось, что советская артиллерия вела огонь целый день, что теперь уже вечер…
К началу операции фронт имел 12 440 орудий и миномётов от 76-мм и выше (без зенитной артиллерии), 516 пусковых установок стационарного типа и 526 боевых машин реактивной артиллерии “катюша”».
Артиллерия ошеломила противника. Те, кто выжил в первых линиях, по воспоминаниям Конева, «уже не могли совладать с собой».
И всё-таки в этой огромной группировке подчинённых ему войск маршалу Коневу очень не хватало одного человека.
Генерал-полковник С.С. Варенцов, получивший тяжёлое ранение в сентябре 1944-го во время Карпатско-Дуклинской операции, всё ещё находился в госпитале. Как он был нужен Коневу именно теперь, когда артиллерия решала судьбу прорыва! Именно Варенцов, с его гибким и нешаблонным мышлением великолепного тактика. Должность командующего артиллерией фронта Конев приказал держать вакантной — до его возвращения в строй. Варенцов оснастил надёжной связью артиллерийские части, которые наступали вместе с пехотой в Карпатах, выделил в состав пехотных групп опытных офицеров-артиллеристов, имевших хорошие навыки корректировки огня. Всё это исключило нелепые случаи ведения огня по своим, а также помогало пехоте и танковым частям быстро и без потерь сбивать с перевалов противотанковые заслоны, действовать в обход, не опасаясь своего огня. Но вот нелепость: «виллис» Варенцова угодил под свой танк. «Тридцатьчетверки» выходили на рубеж атаки, люки были уже задраены, в триплексы много не увидишь. Танк смял «виллис». Все, сидевшие в нём, успели выпрыгнуть. Варенцов не успел, и гусеница прошла буквально по нему.
Утро 12-го января, вопреки прогнозам метеорологов, выдалось ясным. Взлетела штурмовая и бомбардировочная авиация и нанесла серию точечных ударов по командным пунктам 4-й танковой армии противника.
Под огнём артиллерии и авиации оказались и оперативные резервы немцев, в том числе «Группа Неринг», которой так опасался Конев. В состав этой группы, которой командовал генерал танковых войск Неринг, входили 24-й танковый корпус, остатки 32-го армейского корпуса и элитный танковый корпус «Великая Германия».
Ещё шла артподготовка, когда разведка донесла: противник, оказавшись под огнём артиллерии и авиации, несёт большие потери и начал отходить на вторую линию обороны.
«Часа через два после окончания артиллерийской подготовки, когда пехота вместе с танками сопровождения рванулась вперёд, — вспоминал Конев, — я объехал участок прорыва. Всё кругом было буквально перепахано, особенно на направлении главного удара армий Жадова, Коротеева и Пухова. Всё завалено, засыпано, перевёрнуто. Шутка сказать, здесь на один километр фронта, не считая пушек и миномётов мелких калибров, по противнику били двести пятьдесят—двести восемьдесят, а кое-где и триста орудий. “Моща!” — как говорят солдаты».
Армии генералов Пухова, Коротеева и Жадова в первый же день наступления продвинулись на 20 километров и успешно свёртывали фланги противника, обеспечив к исходу дня коридор шириной до 60 километров. В образовавшуюся брешь тут же хлынули танковые армии генералов Рыбалко и Лелюшенко.
В этой операции Конев предусмотрел всё. Противник располагал крупными танковыми и моторизованными резервами. Конев понимал, что в создавшихся обстоятельствах они попытаются остановить наступление. Для этого ударят по первому эшелону в момент развития наступления пехотных частей и танков сопровождения. Чтобы этого не произошло, он ввёл в дело танковые армии.
Танки Рыбалко и Лелюшенко появились на флангах и перед позициями моторизованных частей 4-й танковой армии генерала Грезера в тот момент, когда те только выходили на исходные. Их судьба была уже предрешена.
Примерно так летом 1941-го в приграничных сражениях гибли наши механизированные корпуса и танковые дивизии. Маятник войны качнулся в другую сторону…
Немецкий генерал и историк Второй мировой войны Курт Типпельскирх о прорыве на Висле в январе 1945-го впоследствии написал: «Удар был столь сильным, что опрокинул не только дивизии первого эшелона, но и довольно крупные подвижные резервы, подтянутые по категорическому приказу Гитлера совсем близко к фронту. Последние понесли потери уже от артиллерийской подготовки русских, а в дальнейшем в результате общего отступления их вообще не удалось использовать согласно плану. Глубокие вклинения в немецкий фронт были столь многочисленны, что ликвидировать их или хотя бы ограничить оказалось невозможным. Фронт 4-й танковой армии был разорван на части, и уже не оставалось никакой возможности сдержать наступление русских войск. Последние немедленно ввели в пробитые бреши свои танковые соединения, которые главными силами начали продвигаться к реке Нида, предприняв в то же время северным крылом охватывающий манёвр на Кельце».
Глава тридцатая.СПАСЁННЫЙ КРАКОВ
Висло-Одерская операция ураганом неслась в центр Польши.
Левое крыло 1-го Украинского фронта — 59-я и 60-я армии генералов Коровникова и Курочкина приближались к Кракову. Этот древний польский город, прославившийся историческими и архитектурными памятниками, этот поистине город-шедевр, оказался ключевым пунктом немецкой обороны на пути к Берлину. Ключом к Силезскому промышленному району.
Армии правого крыла, действовавшие в районе Ченстохова, уже нависали над краковской группировкой противника. Левее соседи из 4-го Украинского фронта начали охват 17-й немецкой армии с юга. Однако Краков и прилегающий район немцы сдавать не собирались. Заводы Силезии, без которых трудно продолжать войну, нужны были вермахту как порох. Тем более, что вторую кузницу оружия — Рур — в это время атаковали союзники.
Краковский крепостной район. Здесь войска 1-го Украинского фронта натолкнулись на жесточайшее сопротивление. Похоже, немецкие войска готовы были на второй Сталинград. Но ни шагу назад.
Когда в штаб фронта приводили очередного «языка», командующий пристально всматривался в черты лица пленного, внимательно следил за его жестами и интонацией голоса. Нет, ничего не менялось, немецкий солдат был по-прежнему самоуверен и храбр, а своё плачевное положение — пленение — воспринимал как нелепую случайность, о которой искренне сожалел. Наступление в Арденнах, о котором знал каждый немецкий солдат, воспринимая его как перелом в войне, окрыляло, поднимало дух.
«Закат третьей империи ещё далеко не все немцы видели, — писал Конев, — и тяжёлая обстановка пока не вносила почти никаких поправок в характер действий гитлеровского солдата на поле боя: он продолжал драться так же, как дрался раньше, отличаясь, особенно в обороне, стойкостью, порой доходившей до фанатизма. Организация армии оставалась на высоте, дивизии были укомплектованы, вооружены и снабжены всем или почти всем, что им полагалось по штату.
Говорить о моральной сломленности гитлеровской армии пока тоже не приходилось. Можно добавить к этому и такие немаловажные факторы: с одной стороны, геббельсовская пропаганда пугала солдат, уверяя их, что русские не оставят от Германии камня на камне и угонят в Сибирь всё немецкое население, а с другой стороны, на тех же солдат обрушились жестокие репрессии, усилившиеся к концу войны».
Тем временем севернее войска 1-го Белорусского фронта нанесли мощные удары с Магнушевского плацдарма на Познань и одновременно с Пулавского плацдарма на Радом. 18 января 1945 года крупная группировка противника была окружена западнее Варшавы. 19-го очистили от немцев промышленный центр город Лодзь. Жуков торопил свои войска к Одеру.
Конев следил за продвижением соседей и особенно за тем, как действуют армии ближайшего соседа справа.
Девятнадцатого января он выехал в 59-ю армию генерала Коровникова[89]. Армия уже заняла исходные позиции, готовилась к штурму Кракова.
С наблюдательного пункта командарма 59-й хорошо были видны окраины старинного города, полосы немецких окопов, проволочных заграждений.
Коровников доложил обстановку, и Конев предложил неожиданный вариант: направить приданный армии танковый корпус генерала Полубоярова в обход Кракова с запада.
Задумались. 60-я армия в это время подступала к юго-восточным и южным окраинам города. Кольцо замыкалось.
— Только наша стремительность, Иван Терентьевич, может спасти город от излишних разрушений. Сбережём и солдат, — сказал Конев. — Напомни своим — меньше разрушений.