Часть I«Когда мне было пятнадцать, меня интересовала только учеба…»
«Почему страдает человеческий род? Потому что наивный Человек ищет счастье за своими пределами и за пределами своей души.
Потому что материализованный человек не узнал истинного счастья и свою жизнь превратил в ад».
Глава I«Был я потомком рода славного…»
Как это ни удивительно, но в стране ритуала, каким являлся древний Китай, дни рождения праздновали без особых отправлений. Хотя рождение в семье мальчика всегда считалось великой радостью.
Если, конечно, не считать за ритуальный символ главное блюдо на праздничном столе и символ долголетия — лапшу.
Друзьям было принято дарить цветы лотоса, который символизировал долгую и безбедную жизнь.
Все было в доме правителя небольшого городка Чеухиен в вассальном царство Лу династии Чжоу Шу Лиана-хо в тот самый день, когда он отмечал свое семидесятилетие: и лапша, и лотосы, и друзья.
Не было самого главного — наследника.
И в самом деле, что может быть проще, чем родить сына?
В молодости он и сам так думал, а в жизни вышло по-другому.
Когда подошел срок обзавестись семьей, отец с матерью, как было принято в семьях служилых людей, подыскали ему подходящую невесту, выбрали счастливый день для свадьбы, позвали колдуна отогнать злых духов от новобрачных, дали семье невесты выкуп и помолились предкам о рождении сына.
Однако сын так и не родился.
Он в тысячный раз задавал себе вопрос, почему Небо столь безжалостно к нему, но так и не смог найти ответа.
Прославленный на весь Китай воин не мог ни в чем себя упрекнуть.
Всю свою сознательную жизнь он честно служил правителям царства Лу и вышел из множества яростных схваток живым и невредимым.
Разве это не означало того, что Небо благоволило к нему?
Но почему же тогда ему, непобедимому на поле боя, так не везло в семейной жизни?
Почему в первом браке у него рождались только девочки, а родившийся от второго брака долгожданный мальчик оказался калекой?
Обычай строго запрещал калекам приносить жертвы усопшим предкам. Обращаться, будучи увечным или раненым, с молитвой к тем, кто дал тебе твое тело и продолжает жить в нем, считалось у древних китайцев непростительной дерзостью.
Неужели он так и уйдет из этого мира, не выполнив главного долга перед предками и не обзаведясь наследником?
Соседи подсмеивались:
— Такой здоровяк, а сделать себе мальчика не может!
Шутки соседей стерпеть было не трудно. Но как вынести гнев предков?
Ведь только потомкам мужского рода было дозволено подносить душам усопших родителей жертвенное мясо и вино, молить их о защите от напастей и благоденствии дома.
Если некому будет заботиться о них в подземном царстве мертвых, где вечно текут-струятся Желтые ключи, им суждено навеки стать злыми духами, терзаемыми голодом и жаждой. И в целом свете уже никто не сможет им помочь.
Достойный человек не может не обладать широтой познаний и твердостью духа. Его ноша тяжела, а путь его долог
Превозмогать себя и возвращаться к должному в себе — вот что такое истинная человечность. Быть человечным или не быть — это зависит только от нас самих
Совершенный человек все ищет в себе, ничтожный — в других
Неужели такая горькая участь уготована небесами честному старому служаке?
А что было, с другой стороны, делать. Семьдесят лет не самый подходящий возраст для отцовства.
Да и верования опять же.
Согласно им, жизнь мужчины регулировалась числом восемь.
В восемь месяцев у него появлялись молочные зубы, в восемь лет он их терял, в шестнадцать лет достигал зрелости, а в возрасте шестидесяти четырех лет мужская сила оставляла его.
Впрочем, верования верованиями, а попробовать было можно. И не престало ему, не раз смотревшему в глаза смерти, сомневаться.
Разве сомневался он, когда вступал со своим отрядом в самые кровопролитные схватки?
А раз так…
Отца трех дочерей, на которых обратил свой взор Шу Лиан-хо, звали Йен. Услышав предложение старого воина, он удивился.
Да и кто на его месте не удивился бы, услышав предложение отдать свою дочь за семидесятилетнего старика, обремененного несколькими дочерьми и сыном-калекой?
Удивился, но ответить отказом, на что имел полное право, не спешил.
Более того, в нарушение незыблемого порядка он спросил, что думают об этом сами дочери.
Две старшие в ответ лишь опустили головы, а младшая, которой не исполнилось еще и шестнадцати, неожиданно для всех сказала:
— Пусть будет так, как желает батюшка. Добрая дочь отцу перечить не смеет!
«Батюшка» изумленно взглянул на Чжэнцзай, как звали дочь, но ничего не сказал и только склонил в знак своего согласия голову.
Так старый вояка совершенно неожиданно для себя получил в жены совсем юную девушку.
Возникает естественный вопрос: а почему отец сам предложил дочерям решать свою судьбу, а юная девушка, не моргнув глазом, согласилась стать женой старика?
Ну, отца еще понять было можно: выдать дочь было далеко не так просто, он был беден и богатый выкуп много значил для него.
Льстило простолюдину и то, что его дочь «будет» за знатным господином.
А Шо Лиан-хо и на самом деле был в известной степени знатен.
В родословной Конфуция, которая доведена до 1200 года до Рождества Христова, самыми заметными фигурами среди его предков были Вэй-цзы, Фу Фухэ, Чжэн Каофу и Кун Фуцзя.
Вэй-цзы был одним из сыновей императора И и сводным братом императора Чжоу-синя.
Фу Фухэ был старшим сыном сунского царя Минь-гуна.
Чжэн Каофу в течение ряда лет служил трем правителям царства Сун.
Если верить некоторым историкам, он принимал участие в составлении «Ши-цзин» («Книги песен»).
Чжэн Каофу был известен и как философ.
— Чем выше ты поднимаешься, — говорил он, — тем почтительнее ты должен быть по отношению к правителю, ибо это укрепит твои позиции. Будь скромен и вежлив, не позволяй себе возгордиться — это обезопасит в какой-то степени от зависти и клеветы со стороны остальной чиновной братии. Ограничивай свои жизненные потребности, сведя их к минимуму…
По всей видимости, подобные рассуждения передавались из поколения в поколение. Надо полагать, что они не только дошли до молодого Конфуция, но и оказали на него известное влиняие. Во всяком случае, они не раз высказывал их в беседах со своими учениками.
Благородные люди живут в согласии с другими людьми, но не следуют за другими людьми, низкие следуют за другими людьми, но не живут с ними в согласии
Благородный муж безмятежен и свободен, а низкий человек разочарован и скорбен.
Тот, кто красиво говорит и обладает привлекательной наружностью, редко бывает истинно человечен
Сын Чжэна Каофу, Кун Фуцзя, был предком Конфуция в шестом колене и занимал высшие должности при сунском правителе Шан-гуне, которого он и возвел на царство в 720 году до нашей эры.
Но именно с него и началось падение рода. Все дело было в том, что сановник сунского двора Хуа Да воспылал страстью к жене Кун Фуцзя. Однако та осталась холодна к его ухаживаниям.
И тогда Хуа Да, который являлся сторонником находившегося в изгнании претендента на престол царства Сун Фэн-гуна, пошел другим путем.
В результате сложной интриги ему удалось настроить царя против Куна Фуцзя. В результате тот был убит, а сам правитель был свергнут с трона.
Став первым советником при новом владыке царства, Хуа Да занял должность первого советника и, помня о нанесенной ему обиде, начал преследовать семью Кун.
Не выдержав издевательств могущественного временщика и опасаясь за жизни своих близких, сын Куна Фуцзя, Му Цзинфу, бежал вместе с матреью в соседнее царство Лу.
Понятно, что на новом месте ни прежнего богатства, ни политического влияния о рода Кунов больше не было.
Семья занимала должность управителей небольшой административной единицы Цзоу.
А если называть вещи своими именами, то некогда знатный род все больше и больше сливался с простым народом.
Да, на новом месте беглецы могли чувствовать себя в безопасности, но надежды на возрождение былого престижа их рода у них уже не было.
На их долю оставалось только ратное дело — черная работа знатных людей. Всю свою жизнь посвятил этому ратному делу и отец Конфуция, весьма преуспев в нем.
Чем они могли утешить себя? Разве только сознанием честно исполненного долга и тем, что в ниспосланных им Небом злоключениях они не были одиноки.
Конечно, старый воин знал о своем высоком происхождении и гордился им, но в аристократических кругах о нем попросту забыли.
Да и кому нужен был этот выскочка? Теплых мест при довре было не так уж много, и делиться ими никто не хотел.
Именно по этой причине над Конфуцием смеялись, когда он получил должность и совершал церемонии на службе в луском храме предков.
— Может ли быть, — с иронией вопрошали жители Лу, — что бы сын человека из Цзоу действительно знал ритуал?
Здесь слова «сын человека из Цзоу» использует один из знатных горожан луской столицы Цюйфу, чтобы выразить презрение к сыну жившего в глубокой провинции воина.
Сам Конфуций в «Беседах и суждениях» ни разу не упомянул о своем отце.
Никогда он не гордился и своим происхождением. Судя по всему, сыну мелкого военачальника было не совсем этично подчеркивать свое благородное происхождение перед более именитыми и могущественными людьми.
Впрочем, он и не думал об этом: для него всегда было важно не благородство крови, а благородство сердца.
Но в то же самое время имеются сведения и о том, что сам Конфуций хорошо знал свою генеалогию и считал себя потомком сунской знати.