насмешках, которым «деревенщина» Конфуций подвергался при отправлении церемоний. И мог ли «сын человека из Цзоу» поступить в высшую школу, еще вопрос.
И смеявшиеся над Конфуцием люди, хорошо знали, где и как учили настоящему ритуалу и что никакие деревенские старшины не могли научить ничему хорошему.
Когда Конфуций прославился на всю Порднебесную, некий аристократ Гунсунь Чао из царства Вэй спросил ученика Конфуция Цзы Гуна, у кого учился его наставник.
В те времена был широко распространен обычай, согласно которому знатные люди приглашали для обучения своих сыновей постоянного учителя.
Поэтому Гунсунь Чао считал само собой разумеющимся, что ученый с такой репутацией должен был приобрести свои познания у очень известного наставника.
Ответил Цзы Гун в лучших метафизических традициях.
— Путь основателей Чжоу, совершенномудрых царей Вэнь-вана и У-вана, пришел в упадок, но не пропал полностью. Он сохранился среди людей, при этом достойные запомнили в нем великое, а мелкие и недостойные — неважное и второстепенное. Тем не менее, и то, и другое — части Пути. И куда бы мог пойти наш Учитель, чтобы у него не было возможности учиться? Да и нуждался ли он в постоянном наставнике?
Если перевести всю тайную суть иносказаний Цзы Гуна, то Конфуций мог учиться — и учился — в любой ситуации, у любых людей, не нуждаясь в отдельном наставнике, который постоянно обучал бы его.
Конечно, по большому счету вопрос о том, учился ли Конфуций в высшей школе, является чисто риторическим. И трижды прав был его ученик, когда говорил, что его Учитель был обречен на учение самим Небом.
Достойный человек не может не обладать широтой познаний и твердостью духа. Его ноша тяжела, а путь его долог
Человечность — вот ноша, которую несет он: разве она тяжела? Только смерть завершает его путь: разве он долог?
Истинно человечный муж добивается всего собственными усилиями
Да и не это, в конце концов, главное! Главное, что Конфуций учился и овладел знаниями в гораздо большем объеме, нежели это давала государственная школа.
И, наверное, прав был Цзы Гун, когда говорил о том, что о Конфуций не нуждался в постоянном наставнике.
Впрочем, это и не суть важно для такого человека, каким был Конфуций. Главное для него было все же, не у кого, а как.
— Даже в селении из десяти домов, — как-то заметил он, — всегда найдется человек, равный мне по верности и надежности, но там не будет никого, кто любил бы учиться так, как я…
Как это ни удивительно, но громкие слова принадлежат скромному в обычной жизни Конфуцию.
И он знал, что говорил, поскольку его любовь к учению и на самом деле была настолько сильна, что, действительно мало кто мог сравниться с ним.
— Я, — говорил Конфуций, — не из тех, кто обладает врожденным знанием. Я просто люблю древность и искренне стремлюсь к ней…
Его слова не расходились с делом, и он скрупулезно изучал тот мир, каким он представал перед ним в классических книгах.
И как тут не вспомнить знаменитого автора «Смысла и назначения истории» К. Ясперса?
«Необозримые дали времени, — писал он, — когда человек уже существовал, в основе своей остаются для нас тайной. Это время молчания истории, хотя именно тогда должно было произойти то, что наиболее существенно для нас.
Доистория — это величайшая реальность, ибо в ней возник человек, однако реальность эта нам, по существу, неведома.
Но едва только мы задаем себе вопрос, что мы, люди, собственно, такое, и пытаемся найти ответ в познании того, откуда мы пришли, мы сразу же обращаемся к доистории, стремясь проникнуть в ее глубины.
Тьма этих глубин обладает притягательной силой, мы с полным основанием устремляемся к ним, но нас всегда ждет разочарование, уготованное невозможностью их познать».
Как известно, китайская цивилизация является самой древней в мире.
Основоположником китайской государственности был Жёлтый Император — Хуан-ди.
Именно он в XXVII веке до н. э. после кровопролитной борьбы подчинил вождей отдельных племён и создал государство в горах Куньлунь.
Установив мир, Хуан-ди принёс жертвы богам, назначил чиновников-управителей и ввёл первые в стране законы.
Один из его потомков создал династию Ся, и ее семнадцать государей правили на протяжении трёх с половиной веков.
По преданию, последний правитель династии Ся отличался необыкновенной жестокостью, чем восстановил против себя вождей подчиненных племен.
Предводитель племени шан, Тан, восстал против тирана, сверг его и объединил Поднебесную под своей властью.
Так появилось первое китайское государство Шан-Инь.
Верховное божество получило название Шан-ди и отождествлялось с умершими предками правителей.
Император обладал властью-собственностью и был сакральной фигурой. Он играл роль первосвященника и, исполняя торжественные ритуалы в честь покойных предков Ди, являлся посредником между миром живых и умершими предками. Его стали называть Сыном Неба «отцом и матерью» своих подданных.
Однако эпоха Шан-Инь была сравнительно недолгой.
Последний правитель Шан-Инь в исторических источниках предстает как тиран, который «распутствовал и безобразничал, не зная удержу».
В результате племенное объединение Чжоу завоевало Шан-Инь и положило начало одноименной эпохи.
Расселив иньцев на новых землях, великий правитель древности Чжоу-гун легитимизировал свою власть.
Для этого он выработал концепцию этически детерминированного права на власть — учение о Мандате Неба.
Согласно этому самому мандату, Небо вручало мандат на управление Поднебесной добродетельному правителю, лишая власти недобродетельного.
Так потеряла свое законное право власть сначала династия Ся, а затем и Шан-Инь, парвители которых утратили добродетель.
В результате великий Мандат Неба оказался в руках правителя чжоусцев Вэнь-вана.
«И тогда, — говорилось в однои из чжоуских исторических канонов, — Небо стало искать нового правителя для людей и милостиво ниспослало свой Сиятельный Мандат на Тана-победителя, покарав и уничтожив правителя Ся.
Тан основал династию Шан. Он и все его преемники, кроме последнего правителя, отличались добродетелью. Однако последний правитель Шан предался праздности, забросил дела управления и не совершал должных жертвоприношений.
И тогда Небо уничтожило его. Пять лет Небо ожидало в надежде, что его сыновья и внуки смогут стать правителями людей, но никто из них не был настолько мудр.
Тогда Небо искало в ваших многочисленных землях, насылало на вас бедствия, желая побудить тех, кто почтителен, но во всех ваших землях не нашлось никого, кто откликнулся бы.
Наш же чжоуский царь ван хорошо относился к людям, следовал добродетели и исполнял долг перед божествами и Небом. Небо наставило нас, оказало нам милость, избрало нас и наделило нас Мандатом Инь, чтобы править в ваших бесчисленных землях».
Таким образом, право чжоусцев на власть оказалось неоспоримым потому, что было санкционировано самим Небом, ставшим верховным божеством в Китае.
Наблюдайте за поведением человека, вникайте в причины его поступков, приглядывайтесь к нему в часы досуга. Останется ли он тогда для вас загадкой?
Перед человеком к разуму три пути: путь размышления — это самый благородный; путь подражания — это самый легкий; путь личного опыта — самый тяжелый путь
Совершенный человек все ищет в себе, ничтожный — в других
Небо же санкционировало эту власть не потому, что чжоусцы оказались сильнее других, а вследствие того, что на их стороне были мудрость и добродетель.
И надо ли говорить, с каким интересом Конфуций изучал по первоисточникам жизни великих правителей древности, когда государство и народ процветали.
Среди них было много достойнейших людей, и все же любимым героем Конфуция стал именно Чжоу-гун, брат основоположника Чжоуской династии и возможный автор основных частей «Стихов» и «Писаний».
Именно в его уста автор «Книги Документов» вложил рассуждения о том, что великие предки и Небо тяжко карают распутных правителей и вручают державную власть достойным ее мужам.
В довершение ко всему, Чжоу-гун был первым правителем удела Лу, где ему воздавали особое уважение.
Конфуций был подданным Чжоу и уроженцем Лу, а потому считал, что само Небо распорядилось так, чтобы он учился у того, кто олицетворял собою мудрость Чжоу и традицию правителей Лу.
И, как знать, не видел ли он себя в своих мечтах новым Чжоу-гуном — скромным и мудрым советником правителя, который возродит древнее благочестие и вернет людям потерянное счастье.
Чжоу-гун настолько завладел воображением юноши, что часами беседовал с ним на интересовавшие его темы. В конце концов, он стал постоянно являться ему во сне.
В конце концов, дело дошло до того, что тот стал являться к нему во сне, юноша целыми часами беседовал с ним.
Все это наводило будущего философа на мысль о том, что его кумир отвечал ему взаимностью и выбрал из всех окружавших его людей именно его.
Ближе к концу своей жизни, оплакивая утрату пылкости своей юношеской эмоциональной привязанности к Чжоу-гуну, Конфуций скажет:
— Поистине, я опустился, поскольку давно я не видел во сне Чжоу-гуна.
И, конечно, он очень интересовался ритуалом, первоначальные знания о котором он получал от уездных старшин.
Вне всякого сомнения, он много общался и с Храмовым наставником, отвечавшим за празднества в честь предков и знавшего правила проведения культовых церемоний, сведения о которых хранились в луских канцеляриях и аристократических семьях.
О некоторых ритуалах Конфуций мог узнать от чиновников, осуществлявших контроль над различными церемониями.
Когда Конфуций стал принимать участие в службах в храме предков — основателей государства, он постоянно задавал вопросы помощникам Храмового наставника о каждой подробности ритуала.