Дно воронки, к моему величайшему удивлению, оказалось заполненным водой. Она уже успела отстояться и превратиться в сумрачное колодезное зеркало. Сначала я подумал, что ночью прошел дождь, но все вокруг было сухо. Откуда же тогда вода?
- Как вы думаете, Махди, откуда здесь оказалась вода?
- Думаю, из земли, сэр. Больше неоткуда.. .Вода - это плохо! Придется нам придумать что-нибудь другое.
- Сделайте мне еще одну ямку, Махди! Только вот там, в четверти мили отсюда.
- Лучше не зарывать в землю, уж если вода...
- Мы ничего не будем зарывать. А ямку вы все-таки сделайте.
Махди взял маленькую саперную лопатку и стал подниматься вверх, на первую террасу - самое сухое в этом районе место. На террасе росли акации, колючки, исполинский укроп. Несколько дней назад я подстрелил там небольшую окапи. Ее нежное мясо чуть-чуть пахло мускусом и дымом костра.
Когда в воздух взлетел рыжий и дымный столб грунта, я побежал к воронке. В ней все еще клубилась муть. Кисло и остро, до царапанья в горле, пахло взрывом. Постепенно пыль осела, и я мог осмотреть воронку. Дно показалось мне явно сыроватым. Я взял кусочек глины - она была влажной и пластичной, тогда как у поверхности глина крошилась, как сухая замазка.
И как только я не заметил этого раньше! Я достал полевой журнал. За все время мы произвели 232 сейсмических исследования. Это значит 232 взрыва, 232 воронки. Я решил осмотреть хотя бы некоторые из них.
- Мы задержимся здесь еще на один день, Махди.
Махди молча кивнул и отвернулся.
К вечеру мне все стало ясно. Уровень грунтовых вод на Оберре был очень высок. В то же время на той, единственной, сейсмограмме грунтовые воды залегали необычайно низко. Из такого сопоставления можно было сделать два вывода:
1. Сейсмограмма получена при исследовании какогото неизвестного мне района Оберры с аномальной гидрогеологией.
2. Сейсмограмма получена не на Оберре, а в каком-то другом месте с очень низким уровнем грунтовых вод.
Первый вывод предполагал странный каприз природы, второй - ошибку или даже злой умысел человека. Я не знал, на чем остановиться.
Мне припомнились высохшие русла рек на Капоэта, все эти бесчисленные вади, уэды, эрги. Там грунтовые воды залегали действительно глубоко, и, если бы на сейсмограмме не было экспликации, я бы без колебаний сказал, что она сделана на Капоэта, а не на Оберре. .. Но в экспликации стояло "Оберра"... Неужели ошибка? Пирсон тоже советовал начать с Капоэта. Правда, он считал, что Капоэта так же бесперспективна, как и Оберра, но советовал начать с Капоэта. А если допустить, что экспликации все же нет... Догадка ударила меня как молния. Я даже вздрогнул. Вот оно! Мне нужна только гидрогеологическая карта, и я смогу найти по ней то место, где получена сейсмограмма. Даже если б это была слепая сейсмограмма, без экспликации и привязки к местности!
В моих руках все это время было мощное оружие. Но только теперь я смогу воспользоваться им.
Мне вспомнился доклад, который мой шеф, всемирно известный геолог-нефтяник, сделал на одном из наших аспирантских семинаров (я тогда был еще аспирантом). Доклад был посвящен вопросу генетической связи нефтегазоносных бассейнов с вмещающими их бассейнами артезианских вод. Какое емкое и точное слово - "вмещающие"! Впервые в мировой науке было высказано представление о генетической и физико-химической связи океанов подземных вод с затерянными в этих океанах нефтегазоносными бассейнами. Сколько раз до этого геологи произносили слова "водонефтяной контакт", даже не догадываясь о том глубочайшем философском смысле, который в них заложен. Да, шеф тогда говорил именно как философ и вместе с тем исследователь, умело использующий диалектический метод для раскрытия наиболее общих законов природы. И речь шла тогда не об отдельных бассейнах или районах, а о наиболее общих и объективных законах.
Дрожащими от волнения руками я раскрыл гидрогеологическую карту района Оберры.
Какой же я осел! Изолинии встречались на карте так же редко и случайно, как оазисы в пустыне. Район был едва изучен. Все разлетелось и разбилось, как пирамида из фарфоровых чашечек.
Обидно! Вместо закономерного перехода от общего к частному я должен был сделать некий логический прыжок. Прыжок в темноте через десять провалившихся ступенек.
- Выступаем сегодня вечером, Махди!
Оставалось только надеяться, что гидрогеология Капоэта будет изучена лучше.
...Джуба душно и сладко пахла пальмовой древесиной. Доски жарились на солнце в собственном соку. Медленными коричневыми пузырями вытапливалась липкая смола. Шуршали жесткие надкрылья короедов. В тени фикусов неподвижно распростерлась бархатная бабочка, сжав в тугую спираль мохнатый хоботок...
Хорошо было в сочной, глубокой тени.
Здесь, на дровяном складе, позади фактории обедали рабочие. Сквозь кору и стружку вяло поблескивали ржавые рельсы вагонеточного пути. На перевернутой вагонетке была расстелена засаленная газета. Рабочие ели маниоку, баклажаны и марокканские сардины. Пили пальмовую водку, закусывая ее соленой тыквой. Сидели прямо на земле - кто на корточках, а кто по-турецки.
- Мир вам. Приятного аппетита! - поздоровался я.
- Салям. Садитесь с нами, - пригласил меня темный, как сандаловое дерево, сухой старик с седыми, в мелких колечках волосами.
Я достал сигареты и поочередно предложил закурить каждому. Старик взял чистый картонный стаканчик и налил мне водки. Она была сладкая и терпкая, как самогон. Соленая тыква напоминала вялый, расползающийся огурец.
- Инглези? - спросил он,
Я покачал головой.
- Аллемани?
- Нет. Русский.
Старик согласно кивнул. Ели молча.
- Куда это ваше начальство подевалось? - спросил я, допивая едкий гранатовый сок.
- Я - десятник! - гордо сказал старик, погладив костлявую грудь.
- Мне, собственно, нужен горный инспектор... А мистера Пирсона вы знаете?
- О, Пирсон! - отозвались рабочие и замолкли.
- Он уехал, - сказал старик, - уехал на север. Горный инспектор тоже уехал. А что, господин хочет нанять рабочих?
- У меня уже были рабочие, но они сбежали.
- Сбежали?!
Все, кто лежал в тени, поднялись и подошли ближе.
- Ну да, сбежали, - ответил я, - испугались большой летающей красной ящерицы и сбежали.
- Вы видели большую летающую красную ящерицу? - тихо спросил старик.
- Нет... Не думаю.
- А сколько вы платили рабочим?
- Полтора фунта.
- В неделю?
- В день.
Старик что-то сказал по-нилотски. Стоявшие вокруг меня загалдели. Говорил со мной только старик. Видимо, он один знал английский.
- Никто не сбежит от своего счастья, - сказал он. - Мы даже не слышали, чтобы в Джубе платили такие деньги.
- Нет, не в Джубе. Мы работали на Оберре.
Стоявшие вокруг нас вновь стали оживленно переговариваться. Крикнув что-то, старик унял шум.
- А откуда рабочие? - спросил он, тщательно поплевав на сигарету и затоптав ее в землю. На выбеленной стене фактории огромными красными буквами было написано: "Не курить!" Я только теперь заметил надпись и тоже поспешил погасить свою сигарету.
- Рабочих, по-моему, набрали здесь, в Джубе.
Старик недоверчиво засмеялся и покачал головой. Это становилось интересным.
- Я даже знаю их имена, - сказал я, доставая записную книжку. - Хафзи, Умго, Мболо, Нгамо...
- Нгамо - кривой? Одноглазый? - перебил меня старик.
- Нет! Высокий и красивый нубиец.
- Мы не знаем здесь таких людей. - Голос старика приобрел торжественные ноты. - У нас в Джубе нет мужчин, которые бежали бы от такого заработка... Ведь вы говорите, что они даже не видели... Красного, - тихо добавил он и что-то сказал товарищам.
Они опять зашумели и замотали головами.
"Так, мистер Пирсон, оказывается, вот они какие, африканские особенности", - подумал я.
Экзотика спадала, как шелуха с луковицы. С горькой, но здоровой, ядреной луковицы.
- А Танге, Билля Ленгстона, Фавзи Ашляка, Роже Дюверье и Ндулу вы знаете? - назвал я имена рабочих, которые сбежали в первый раз еще тогда, в Капоэта.
- Роже Дюверье знаю, - важно кивнул головой старик, - но он не из Джубы. Этот большой негр с севера. Роже не побоится Красного... Но он мог сбежать, если ему вместо полутора фунтов заплатили два. Никакого рабочего достоинства. А остальных людей я не знаю, они не из Джубы.
Я молча поблагодарил старика и поднялся. Многое для меня стало ясно,
- А Махди? Вы, конечно, знаете Махди? Махди побоялся бы Красного? - спросил я.
Рабочие зашумели. Старик что-то сказал им, и они зашумели сильнее. Глаза засверкали, ноздри раздулись и затрепетали. Старик кивал головой и прицокивал языком.
- Нет, - сказал, поворачиваясь ко мне, - Махди не побоялся бы даже ифрита. Он сам ифрит, этот Махди. Его боится вся Капоэта... Но зато он боится... своей тени, которая приходит к нему во время сна.
Старик опять что-то пробормотал по-нилотски. Рабочие рассмеялись. Нахмуренные лица разгладились.
- Спасибо вам! - Я поклонился.
- И вам спасибо, - с достоинством ответил старик.
Рабочие почтительно приблизили ладони ко лбам.
- Я могу вам помочь набрать новых рабочих! Тоже за полтора фунта в день! - крикнул старик мне вдогонку.
Я обернулся:
- Спасибо. Я обязательно прибегну к вашей помощи. Через некоторое время! А сегодня я еду в столицу.
- А что у вас за работа на Оберре? Собираете коллекции?
- Нет. Ищу petrolleum.
- Petrolleum?
- Ну да, oil.
- Oil?
- Вы не знаете, что такое oil?
Старик помотал головой.
- Petrolleum... Не знаю, как вам объяснить. Черная горючая жидкость. Из нее делают бензин.
- Да, нафта.
- О! Нафта!
- Зачем всем так нужна нафта? Русси тоже нужна нафта?
- Нужна. Я ищу ее для вас.
- Для нас?
- Да. По просьбе правительства вашей республики.