- Боже праведный!
Медсестра кого-то отчитывала - почему не занавесили зеркало? Потом обратилась ко мне:
- Вы Ийон Тихий, не так ли?
- Ну да. То есть - да! да!! Но что это значит? Вон та девушка - та негритянка?
- Трансплантация. Другого выхода не было. Речь шла о спасении вашей жизни - то есть вашего мозга! - быстро, но отчетливо говорила сестра, взяв меня за руки.
Я закрыл глаза. Снова открыл. Мне сделалось дурно. Вошел хирург; его лицо выражало крайнюю степень негодования.
- Это еще что такое! - загремел он. - Только шока ему не хватало!
- Он уже в шоке! - сообщила сестра. - Это все Симмонс, господин профессор. Говорила я ему: занавесь зеркало!
- В шоке? Так чего же вы ждете? В операционную! - распорядился хирург.
- Нет! Больше не надо! - закричал я.
Никто не обращал внимания на мой девичий писк. Белая марля закрыла глаза и лицо. Попробовал вырваться - куда там. Я слышал и чувствовал, как плавно катится кресло по плитам пола. Раздался ужасающий грохот, с резким треском лопались какие-то стекла. Больничный коридор наполнили гром и пламя.
- Экстремисты! Экстремисты! - надрывался кто-то, стекло хрустело под ботинками убегающих, я хотел сорвать с себя ненавистную марлю, не смог, почувствовал острую боль в боку и потерял сознание.
Очнулся я в киселе. Кисель был клюквенный, определенно недослащенный. Я лежал вниз лицом, сверху давило что-то большое и мягкое. Я сбросил с себя тяжесть, оказалось - матрац. Битый кирпич больно впивался в колени и кожу ладоней. Выплевывая клюквенные зернышки и кирпичную крошку, я приподнялся на локтях. Палата выглядела как после взрыва. Шторы оборваны, уцелевшие осколки оконных стекол накренены внутрь, кровать повалена набок, ее сетка опалена. Рядом со мной лежал запачканный в киселе листок с печатным текстом. Я пробежал его глазами.
"Дорогой Пациент (имя, фамилия)! Ты находишься в экспериментальной клинике нашего штата. Операция, сохранившая Тебе жизнь, оказалась серьезной - очень серьезной (ненужное зачеркнуть). Лучшие наши хирурги, используя последние достижения медицины, сделали Тебе одну - две - три - четыре - пять - шесть семь - восемь - девять - десять (ненужное зачеркнуть) операций. Ради Твоего блага они были вынуждены заменить отдельные части Твоего тела органами, взятыми у других лиц, в соответствии с федеральным законом, одобренным обеими палатами конгресса ("Законодат. вестн.", публ. э 1 989/0001/89/1). Дружеское наставление, которое Ты в настоящую минуту читаешь, поможет Тебе адаптироваться к новым условиям Твоей жизни. Мы спасли ее, но при этом нам пришлось изъять у Тебя руки, нога, позвоночник, череп, лопатки, желудок, почки, печень, прочие органы (ненужное зачеркнуть). За судьбу вышеуказанных бренных останков Ты можешь быть совершенно спокоен: мы позаботились о них, как велит Твоя вера, и согласно ее традициям совершили обряд погребения, кремации, мумификации, рассеивания праха по ветру, наполнения урны пеплом, освящения, высыпки в помойную яму (ненужное зачеркнуть). Новый облик, в котором отныне Тебе предстоит вести счастливую и здоровую жизнь, кое в чем может оказаться для Тебя неожиданным, но мы заверяем Тебя, что, подобно нашим остальным дорогим пациентам. Ты к нему быстро привыкнешь. Мы усовершенствовали Твой организм при помощи наилучших - полноценных - удовлетворительных - таких, какие нашлись под рукой, органов (ненужное зачеркнуть). Мы гарантируем работу указанных органов в течение одного года, шести месяцев, квартала, трех недель, шести дней (ненужное зачеркнуть). Ты должен понять, что..."
На этом текст обрывался. Лишь теперь я заметил, что сверху кто-то вывел четкими буквами: "ИЙОН ТИХИЙ. Опер. 6, 7 и 8. КОМПЛЕКТ". Листок в моих руках задрожал. Боже, что от меня осталось? Я не решался взглянуть даже на собственный палец. Тыльная сторона ладони заросла толстыми рыжими волосками. Я затрясся как в лихорадке; встал, опираясь о стену; перед глазами плыло. Бюста не было, и то слава Богу. Стояла полная тишина. Какая-то птичка чирикала за окном. Нашла тоже время чирикать! КОМПЛЕКТ. Что значит КОМПЛЕКТ? Кто я? Ийон Тихий. В этом я был уверен. Следовательно? Сперва я ощупал ноги. Обе на месте, только кривые - буквой "икс". Живот - непомерно велик. Палец погрузился в пупок, как в колодец. Толстые складки жира... брр! Что же случилось? Ага, вертолет. Кажется, его сбили. "Скорая помощь". Мина, а может, граната. Потом та маленькая негритянка - потом экстремисты - в коридоре - гранаты? Выходит, ее тоже, бедняжку?.. И еще раз... Но что означает этот погром, эти обломки?
- Эй! Есть тут кто-нибудь?! - закричал я.
И осекся, пораженный собственным голосом, - настоящий оперный бас, даже эхо отозвалось. Очень хотелось глянуть в зеркало, но было страшно. Я поднес руку к щеке. Боже милостивый! Кудлатые, свалявшиеся патлы... Наклонившись, увидел бороду. Она закрывала половину пижамы - растрепанная, косматая, рыжая. Ахенобарбарус! Рыжебородый! Ладно, можно побриться... Я выглянул на террасу. Птичка чирикала как ни в чем не бывало - дура. Тополя, сикоморы, кусты - что это? Сад. Больничный?.. На скамейке кто-то грелся в лучах солнца, закатав рукава пижамы.
- Эй там! - позвал я.
Он обернулся. Я увидел до странности знакомое лицо и растерянно заморгал. Да ведь это мое лицо, это я! В три прыжка я выскочил на террасу. Тяжело дыша, всматривался в собственные черты. Сомнений не было - на скамье сидел я!
- Чего вы так уставились? - неуверенно отозвался он моим голосом.
- Откуда это - у вас? - через силу выдавил я. - Кто вы? Кто дал вам право...
- А-а! Это вы!
Он встал:
- Перед вами профессор Троттельрайнер.
- Но почему же... Бога ради, почему... кто...
- Я тут совершенно ни при чем, - произнес он внушительно. Мои губы на его лице подрагивали. - Ворвались сюда эти, как их - йиппи [Члены молодежной радикальной группировки в США.]. Бунтари. Граната. Ваше состояние было признано безнадежным, да и мое тоже. Я ведь лежал рядом, в соседней палате.
- Как это "безнадежным"! - возмутился я. - Что я, слепой? И как вы только могли!
- Но я ведь был без сознания, уверяю вас! Главный хирург, доктор Фишер, мне все объяснил: сперва брали тела и органы в хорошей сохранности, а когда очередь дошла до меня, остались одни отходы, поэтому...
- Да как вы смеете! Присвоили мое тело да еще охаиваете его!
- Не охаиваю, а лишь повторяю слова доктора Фишера! Сначала вот это, - он ткнул себя пальцем в грудь, - сочли непригодным, но потом, за неимением лучшего, решились на пересадку. Вы к тому времени были уже пересажены...
- Я? Пересажен?
- Ну да. Ваш мозг.
- А это кто? То есть кто это был? - указал я на себя.
- Один из тех экстремистов. Какой-то их главарь, говорят. Не умел обращаться со взрывателем, и его садануло в череп осколком - так я слышал. Ну и... - Троттельрайнер пожал моими плечами.
Меня передернуло. В этом теле мне было не по себе, я не знал, как к нему относиться. Оно мне претило. Ногти толстые, квадратные - ни малейших признаков интеллигентности.
- Что же будет? - прошептал я, опускаясь на скамью рядом с профессором. Ноги меня не слушались. - Нет ли у вас карманного зеркальца?
Он достал зеркальце из кармана. Я торопливо схватил его и увидел огромный подбитый глаз, пористый нос, зубы в плачевнейшем состоянии; нижняя часть лица утопала в рыжей густой бороде, за которой угадывался двойной подбородок. Возвращая зеркальце, я заметил, что профессор снова выставил оголенные ноги на солнце. Хотел было сказать, что кожа у меня чрезвычайно чувствительная, но прикусил язык. Обгорит на солнце до волдырей - его дело; теперь уж, во всяком случае, не мое!
- Куда мне идти? - спросил я потерянно.
Троттельрайнер оживился. Его (его?!) умные глаза с сочувствием остановились на моем (моем?!) лице.
- Не советую идти куда бы то ни было! Того типа разыскивали ФБР и полиция штата за серию покушений. Объявления о розыске на каждом углу; приказано стрелять без предупреждения!
Я вздрогнул. Только этого еще не хватало. Боже мой, опять, наверное, галлюцинация.
- Да что вы! - живо возразил Троттельрайнер. - Явь, дорогой мой, самая настоящая явь!
- А почему больница пуста?
- Так вы не знаете? Ах да, вы же потеряли сознание... Забастовка.
- Врачей?
- Да. Всего персонала. Экстремисты похитили доктора Фишера. А взамен требуют выдать им вас.
- Выдать меня?
- Ну да, они ведь не знают, что вы, так сказать, больше не вы, а Ийон Тихий...
Голова у меня шла кругом.
- Я покончу с собой! - заявил я хриплым басом.
- Не советую. Чтобы вас снова пересадили?
Я лихорадочно соображал, как узнать, галлюцинация это или нет.
- А если бы... - сказал я, вставая.
- Что?
- Если бы я на вас прокатился? А? Что скажете?
- Про... что? Вы, верно, спятили?
Я смерил его взглядом, весь подобрался, прыгнул и свалился в канал. И хотя я чуть не захлебнулся черной вонючей жижей - какое это было облегчение! Я вылез на берег; крыс поубавилось - должно быть, разбрелись кто куда. Остались всего четыре. Они играли в бридж у самых ног крепко спящего Троттельрайнера его картами. Я ужаснулся. Даже если учесть небывалую концентрацию галлюциногенов - возможно ли, чтобы крысы в самом деле играли в бридж? Я заглянул в карты самой жирной. Она метала их как придется. Какой уж там бридж! Ну и слава Богу... Я облегченно вздохнул.
На всякий случай я твердо решил ни на шаг не отходить от канала: всевозможные варианты спасения успели мне надоесть, во всяком случае, на ближайшее время. Сперва пусть дадут гарантии. А то опять привидится невесть что. Я ощупал лицо. Ни бороды, ни маски. Куда она подевалась?
- Что касается меня, - произнес профессор, не открывая глаз, - я порядочная девушка и надеюсь, вы будете вести себя должным образом. - Он приложил ладонь к уху, как бы выслушивая ответ, и добавил: - О нет, я вовсе не притворяюсь невинной, чтобы разжечь ваше пресыщенное сладострастие, а говорю чистую правду. Не прикасайтесь ко мне, иначе я буду вынуждена лишить себя жизни.