— А разве такие люди бывают?
— Бывают. Я же вот — есть.
Тихон где-то слышал это слово, но никогда подобных людей не встречал. Он сел на заскрипевшую кровать и спросил:
— А как ты здесь в подвале без определенного места жительства оказался?
— В прошлом году я поступал в институт, — казах указал подбородком на бетонные плиты потолка. Потом на мгновение умолк и повернулся к Тихону. — Меня Муратом зовут.
Заколов тоже представился:
— Тихон. А он — Сашка, — но развязывать руки казаху не спешил.
— Саша, ты не обижайся, я не со зла, — вновь извинился Мурат и сочувственно поинтересовался. — Голова не кружится, не тошнит?
— Уже полегчало, — сделал неопределенный знак Евтушенко.
— Это хорошо, значит, сотрясения мозга нет, — убежденно кивнул Мурат и осторожно спросил: — А вы кто?
— Абитуриенты, — ответил Саша.
Он к тому времени пристроился на один из ящиков напротив кровати, и с интересом смотрел на необычного человека. Где еще встретишь настоящего БОМЖа, о таких только в книгах про революцию и послевоенную разруху пишут.
— Я тоже абитуриентом был, — радостно продолжил рассказ Мурат. — Поступал, но не поступил. Сочинение по Тургеневу «Отцы и дети» на двойку написал. Я по-русски говорю хорошо, а пишу плохо. Нет, пишу тоже хорошо, как говорю, так и пишу, только ошибок много делаю. Где одно «н» надо писать, а где два, где «а», где «о» — ничего не знаю, а когда думаю, что знаю, оказывается — неправильно. Еще эти запятые. Где их ставить, где — нет! Как вы русские в этом разбираетесь!
— Я — украинец, — сообщил Сашка.
— А ты дома по-украински говоришь? — живо поинтересовался Мурат.
— Нет. Я не умею по-украински, только отдельные слова знаю.
— Какой же ты украинец? А у нас дома — только по-казахски говорили, мать по-русски, совсем не умеет. Это отец меня заставлял русский учить, говорил, без русского — человеком не станешь. У нас аул большой, рис выращиваем, тут недалеко, около станции Джусалы. Но в ауле живут одни казахи. Еще корейцы есть — и все. Летом отец отправлял меня к родственникам в Целиноград. Там все по-русски говорят, это — настоящий русский город, только, в Казахстане почему-то находится. Говорить я там и научился. А писать — не очень. У нас учительницей русского языка — тоже казашка была. Она мне всегда пятерки ставила, может, сама не знала, как правильно писать. А скорее потому, что отец у меня самый главный в ауле — председатель колхоза. Остальные учителя мне тоже пятерки ставили, даже медаль хотели дать. Но в области медаль завернули. Может, мое сочинение там прочитали — выпускные работы туда отвозили — а может, отец нужным людям мало баранов подарил.
Парень рассмеялся и продолжил:
— Но в аттестате у меня все пятерки были. Раз я такой умный оказался, то отец меня послал сюда учиться. Тут космодром, космонавты, ракеты, современная техника — и от дома недалеко. Я в семье единственный сын, еще пять сестер есть, но сын я у отца — один. Он меня очень сильно ценил, и даже хвастался перед другими людьми моими успехами. Остальные мои одноклассники или дома остались, или в Кзыл-Орду да Чимкент отправились, в пединститут, да в сельхозтехникум. А я — в Космический институт! Как звучит!
Провалился я на проклятом сочинении, оно последним было, и поехал домой. А там меня ждут, как победителя, всем уже сообщили, что я первые экзамены успешно сдал. Приехал я к отцу и не смог ему правду сказать, соврал, что поступил. Как он радовался, как все праздновали! Вот, пришлось к первому сентября сюда вернуться. Тут как раз экзамены на вечерний факультет были, и я — поступил, ура! Там русский устным был. Получается, что родителей я не обманывал — поступил ведь, хоть и на вечерний. Мне так радостно тогда было, что летал во сне.
Меня даже в общежитие поселили. Повезло. Но если на вечернем учишься, надо обязательно работать. Я устроился грузчиком в большой гастроном. Хорошо со всех сторон — и при продуктах состою, и в общежитии живу, и в институте учусь. Вот, как хорошо было. На лекциях я, правда, мало что понимал. Там такие уравнения пошли, дифференциалы, интегралы, производные третьей, четвертой степени. Совсем не то, что в школе. Только с историей КПСС у меня получалось. Когда какой съезд состоялся, что обсудили, что приняли, какая пятилетка — коллективизации, какая — индустриализации, все знал, вплоть до пятилетки эффективности и качества. В зимнюю сессию историю эту на пятерку сдал, а матанализ и термех — завалил. Матан потом с третьего раза на трояк пересдал, а термех — никак. Надоело мне все: теоремы, доказательства, задачи — на занятия перестал ходить. Зачем мучиться, если ничего не понимаю. Послал учебу к шайтану. Меня и отчислили.
Домой вернуться стыдно. Отца жалко — он меня ученым стал считать. Я захотел просто пожить, поработать. А тут, весной — повестка в военкомат, в армию забирают. И одновременно меня из общежития выселяют, ведь я уже не студент.
— Так что же ты сейчас не в армии? — удивился Саша.
— Страшно стало. Зашлют куда-нибудь на север или в Сибирь. А я степь люблю, чтобы солнце было и простор. Леса я боюсь, там темно, кусты густые и деревья высокие. Почему так — армян и грузин с гор сюда служить отправили, вместо них в горы — русских с равнины, а нас казахов и узбеков — всегда в Сибирь отправляют? Подумал я — и не пошел в военкомат. Меня потом военные в магазине искали, я там еще и сторожем ночным стал работать, чтобы было, где спать, но убежал вовремя, когда их увидел! Сюда к институту прибился. Тут стройка спортзала началась, стену продолбили, отличный проход сделали. С тех пор здесь живу, от армии косю.
— Чего от армии? — не понял Тихон.
— Косю, — неуверенно повторил Мурат. — Может, я неправильно по-русски сказал? Я слышал, когда за мной в магазин из военкомата пришли, то офицер спрашивал: где грузчик, который от армии косит?
— Интересный оборот: косить от армии. Никогда не слышал, чтобы кто-то от армии косил, — задумчиво произнес Саша. — Может, у тебя глаза косые? — Сашка стал вглядываться в лицо Мурата.
— Почему так говоришь? — обиделся Мурат. — Глаза обычные, только узкие. Я же не китаец, я казах!
— Что дальше будешь делать? — спросил Тихон, оглядев унылое помещение.
— Думал снова в институт поступать, учебники читал, — Мурат кивнул на стол. — Но не получилось — документов нет, их в военкомат забрали.
— А на что же ты живешь? — удивился Сашка.
— Бутылки собираю. 0,5 литра — по двенадцать копеек сдаю, 0,7 и из-под шампанского — по семнадцать. Жить можно, люди много бутылок выбрасывают. На приемке всегда очередь, стоять не хотят. А у меня там уже знакомства есть. Я с заднего входа сдаю. — Мурат посмотрел на разваленные в пылу борьбы бутылки, вздохнул: — Порядок нарушили. У меня в каждом углу по тридцать штук стояло.
— Я тебе помогу, — посочувствовал Тихон нелегкой доле казаха и быстро вернул бутылки на прежнее место. Даже проверил — в каждом углу вновь, оказалось, по тридцать бутылок.
— Справа были маленькие, а слева большие. А сейчас перепутались. Надо переставить.
— Это уже делай сам. — Тихон развязал казаху руки.
Мурат встал и задумался, с какой кучи начать?
— Интересно, чего больше: среди больших бутылок маленьких, или среди маленьких больших?
— Одинаково, — не глядя, ответил Тихон.
— Ты успел посчитать?
— В данном случае считать не требуется. Простая логика.
— Несколько больших бутылок откатились к маленьким, — попытался рассуждать Мурат. — Потом столько же, не разбирая, какие именно, ты вернул обратно. Среди больших бутылок оказались маленькие, и их количество равно числу больших бутылок в стане маленьких?
— Да.
— Но ты даже не знаешь, сколько именно бутылок переставил.
— Это логично. Перемещай хоть все, а потом расставь обратно по тридцать. Результат будет тот же.
— Сейчас проверю. — Мурат пересчитал бутылки и воскликнул: — Точно! А если бы маленьких бутылок было больше? Например, сорок?
— Хоть сто сорок. Главное, чтобы после всех перестановок в каждой куче осталось прежнее количество. Тогда число неправильных бутылок в каждой куче будет одинаково.
— Почему? — изумленно спросил Мурат.
— Подумай. Найти решение самому гораздо интереснее, чем узнать готовый ответ. — Тихон окинул взглядом безрадостную обстановку и серьезно сказал: — Надо тебе ехать на БАМ. Поработаешь на ударной комсомольской стройке. К истории приобщишься. Будешь потом внукам с гордостью говорить: я строил Байкало-Амурскую магистраль!
— У меня же документов нет. И строить я ничего не умею.
— Ерунда, скажешь, что бумаги в дороге потерял. — Продолжал советовать Тихон. — А рабочей специальности тебя обучат, лишь бы желание было. Ты пойми, эта знаменитая комсомольско-молодежная стройка вот-вот закончится, и ничего более грандиозного у нас в стране, может, уже не будет! Я вот, если не поступлю в институт, обязательно туда поеду — я уже решил.
Мурат замолчал и серьезно задумался.
— Между прочим, ты — уникальный человек! — поразмыслив, сообщил Заколов. — И БОМЖ, и без документов, и от армии косишь, и живешь только на сданные бутылки. Таких людей в нашей стране, наверняка, больше и нет. Ты единственный!
— Вот такой я, — тяжко вздохнул Мурат. — Я бы и рад как все жить, но обстоятельства…
— Мурат, — нахмурился Тихон, вспомнив о том, ради чего он оказался в подвале. Он наклонился и пристально взглянул в глаза необычному подвальному жителю, — два дня назад ты здесь девушку не видел? Ее вытолкнули из окна туалета с твоей стороны здания.
— Что разбилась? — ахнул Мурат.
В его узких глазах Тихон не увидел никакой иронии или притворства.
— Нет, ее выволокли из окна первого этажа. Или она сама оттуда вылезла. С тех пор она пропала.
— Девушку я не видел… Я около стены не сижу. Если вылезаю, то быстро ухожу, чтобы меня никто не заметил… Тут солдат из стройбата, Ашот, на стройке часто торчит, вместо сторожа. Кирпичи охраняет и прочую ерунду. Вот кого надо спросить. Только это вы сами, я с ним в контрах. Он у меня еду ворует.