– Так что ты там спросить хотел?
– Ты знаешь, как возникла Зона? Только не нужно всякого бреда про инопланетян, ладно?
– Инок, ты что, к ученым решил податься?
– Не ответ.
– Выброс был. Первый. В апреле 2006 года.
– А до него? Опуская катастрофу 1986 года? Ее историю я знаю. Ты когда в Зону подался, Бармен?
– Давно. Еще в начале девяностых. Как страну развалили да жрать стало нечего.
– Стоп! Я не понял! Что, уже тогда кто-то в Зону ходил? Зачем?
– Да тут кого только не было в те времена, Инок! Лес, зараженный радиацией, вырубали, металл на экспорт из Зоны Отчуждения гнали, иногда даже целые, не разобранные машины, трактора, сельхозтехнику налево продавали. Потом еще военные тут постоянно находились. В Припяти валили всех, кто в город сунется. Уж прости, не в курсе, что они там так строго охраняли, мы туда поначалу и нос сунуть побаивались. А потом Первый выброс саданул, да так, что в Зоне Отчуждения мало кто в живых остался.
– А где произошел Первый выброс?
– На АЭС. Впрочем, точно я тебе сейчас не скажу. Тогда у нас ПДА еще не было, ходили так, с дозиметрами, да и то не все. Но эпицентр захватил не только атомную станцию. Припять, окрестности, в общем, километров двадцать по окружности.
– И сразу появились аномалии, мутанты, зомби?
– Нет, – категорично ответил Бармен. – Мутанты после миллениума появились. Не такие злобные и разнообразные, как теперь, но проблем все же хватало. Вояки с ними постоянную борьбу вели. Иногда в Припяти, особенно по ночам, такой кавардак творился… Стрельба шла, потом, как правило, вонь по всей Зоне стояла. Это они трупы сжигали.
– Сжигали мутантов?
– Всех. И мутантов, и своих, кто погиб.
– Слушай, Бармен, ну радиоактивное железо в металлолом, древесина, машины, стройматериалы, – понятно. Но ведь их запасы не бесконечны. Чем же вы до Первого выброса себе на жизнь зарабатывали?
– Ты как расплачиваться будешь? – внезапно спросил Бармен.
– Ты об оплате не беспокойся. Тебя ведь новые артефакты интересуют?
– А что, еще нашли?
– Ты на вопросы сначала ответь.
– Да без проблем. – Бармен сипло рассмеялся. – За ваши деньги – любой каприз. А зарабатывали мы на том, что нелегальные научные группы в Зону Отчуждения водили.
– Чьи группы? Кто их посылал?
– Да все кому не лень. От колумбийских картелей, выясняющих воздействие радиации на рост некоторых растений, до откровенных шизофреников, ищущих нирвану. Полный спектр, так сказать. Они тут разные эксперименты ставили. Так что прав ты, Инок, никаких инопланетян не было. – Бармен опять жутковато хохотнул. – Людишки все.
– Значит, мутанты еще до Первого выброса появились… – Инок чувствовал, что от внезапного обилия новой информации у него в сознании потихоньку начинает что-то смещаться, ставя под сомнение некоторые, казалось бы, непреложные истины. – А артефакты, аномалии уже после него?
– Ага. И еще зомби. В серо-черной камуфлированной форме, да в странных таких комбинезонах, типа как яйцеголовые сейчас носят. Вот намучились мы с ними! Все из Припяти перли. Так что Штопору передай, пусть на меня не наезжает. Я его завалю, если еще раз возникнет.
– Все, понял. Жди нас, скоро в бар вернемся.
– А артефакты?
– Будут. Ты на руинах заводоуправления все собрал?
– Нет еще.
– Ну, так собирай. Только осторожнее.
– А ты не учи.
– Все, до связи. – Инок отключился. Разговор с Барменом дал столько неожиданной информации, что сознание в первые секунды пробуксовывало, никакой стройной картины не получалось.
Он присел на высокий бортик, с торцов ограничивающий пространство покатой крыши.
– Вот ведь дела… – Он поднял взгляд. – Бармен говорит, что мутанты в Зоне еще задолго до первого выброса появились.
Гурон и Штопор переглянулись.
– Не может быть! – выдохнул ветеран. – Откуда ж им тут было взяться до выброса?
– Вот и я думаю – откуда? – Инок перевел взгляд на аномалии. – Оказывается два плюс два не всегда – четыре, – задумчиво произнес он. – Раньше мы ведь думали, что новые аномалии возникают только в период выброса, верно?
– Ну да! – кивнул Гурон.
Инок молча указал вниз.
– А эти?
Штопор пожал плечами.
– Может, условия какие-то совпали? – высказал предположение Гурон.
– Правильно мыслишь. Только условие у нас одно: массовая гибель людей и мутантов. Не выдержала Зона. Помнишь, что говорил Бармен? Если уничтоженное «О-сознание» действительно контролировало происходящее, как-то упорядочивало, стабилизировало выбросы пси-энергии, то теперь Зона по определению должна измениться. Внеплановый выброс, появление аномалий точно в эпицентрах массовой гибели людей и мутантов только подтверждают это.
– Что-то ты совсем мудрено говоришь, Инок. – Штопор попытался почесать в затылке, но рука наткнулась на боевой шлем. – Почему ты решил, что появление аномалий как-то связано со штурмом базы «Долга» и нападением мутантов?
– Вижу. – Инок коротко указал на ПДА, затем сделал широкий жест в сторону продолжающих бесноваться аномалий. – Когда гибли боевики и мутанты, каждый из них переживал собственную смерть. А еще контролер усугубил ситуацию, усилил эмоции своим воздействием. Выходит, что выброс – а тут произошло что-то схожее с ним, только в локальном масштабе – это наших, человеческих рук дело?
– Ерунда. – отрезал Штопор. – Зона – она всем управляет. Все видит или чувствует. Кого-то милует, кого-то сжирает.
– Ты просто не хочешь искать ответа на вопросы.
– Не хочу. Инопланетяне – тоже нормально. Зачем сталкеру знать, отчего Зона куражится? Наше дело – хабар собрать да в живых остаться. А ответы пусть ученые ищут. Им, а не нам за открытия деньги платят.
Вот такая философия… Инок не осуждал Штопора. Сам ведь тоже поддался, перестал удивляться, привык к постоянной опасности и соседству необъяснимых явлений. Тоже – артефакты собирал, с аномалиями смертельную рулетку крутил да жизнь свою с оружием в руках защищал. Как говорили древние? Постоянное чувство опасности вырабатывает презрение к ней? А заодно разум удобненько так приспосабливается к данности. Действительно, зачем себя лишней информацией перегружать? Выжил, и ладно. Артефактов набрал – хорошо. Потом вон как Штопор, плюнуть на все и ноги отсюда, на райские острова.
Вот только Зона не отпустит.
«Где мы – там и Зона, – внезапно подумал Инок. – В голове она у каждого сталкера».
– Слушай, Гурон, а вот тебе лично легче тебе становится от мысли о счете в швейцарском банке? – спросил он, продолжая размышлять, но теперь уже вслух.
– Конечно. Обеспеченное будущее, – кивнул напарник.
– А сам в Швейцарии бывал хоть раз?
– Нет. Как после армии попал сюда, так и… – Гурон с подозрение взглянул на Инока, не понимая, где же подвох.
– Выходит, что ты жить вне Зоны Отчуждения и не пробовал? – Инок внимательно следил за окрестностями, то и дело щурясь, будто в глаза било солнце.
– Не пробовал.
– А зря. Сходи за кордон, потусуйся месяцок. Может, поймешь, что к чему… – пробурчал Штопор.
– Да что я понять-то должен? – не выдержал сталкер.
– Крыша у нас всех давно съехала, вот что, – со знанием дела произнес ветеран. – Сталкер вне Зоны – явление социально опасное.
– Ты нормально объясни, а?
– А что тут объяснять? – Штопор тяжело вздохнул. – Думаешь, сбежав отсюда, я переключился, другим человеком стал? Нет. – Он покачал головой. – Зона просто так никого не отпускает. Первые полгода я вообще спал урывками. Кошмары мучили. Все твари местные грезились. Бывало, проснешься в ледяном поту, а рядом что-то теплое, мягкое, льнет к тебе, как кровосос в смертельном объятии – я так одну подругу чуть не задушил, а другую едва дурой на всю жизнь не сделал.
– Это как? – удивился Гурон.
– Молча. В отеле дело было. Просыпаюсь – нет рядом никого. Пока от очередного кошмара в себя приходил, адекватность искал – глядь, а в дверном проеме марево струится. На окно посмотрел – такая же чуть приметная пленка, течет от пола к потолку, едва видно, как предметы за ней на подоконнике искажаются. Внутри, знаешь, могильным холодом потянуло. Думаю – аномалии. Только неправильные, незнакомые. Я рукой стал шарить по прикроватному столику, искать, чем это марево проверить. Расстояние прикинул – если ту, что в дверях образовалась, потревожить, то разрыв по любому меня не достанет. Вдруг чувствую: в глубине коридора, в сумраке, тень какая-то движется. Медленно так… Совсем тоскливо стало. Думаю, давай, тварь, подойди поближе, тебя-то аномалия точно подхватит… Тут пустая пепельница под руку подвернулась. Я ее на вес прикинул, потяжелее болта будет, ну и швырнул со всей дури.
– И как? Что за аномалия была?
– Да какая аномалия, Гурон? – с досадой произнес Штопор. – Похолодало под утро, в дверном проеме и у окна тепловые завесы включились. Это воздух подогретый струился.
– А подруга при чем?
– Она кофе мне в постель несла. Ну, ей пепельницей в лоб и прилетело. Хорошо не насмерть.
– Расстались? – добродушно поинтересовался Инок.
– Неделю в больнице лежала с сотрясением мозга. Я ей объясняю, что плющит меня на нервной почве, говорю: повезло тебе, что «калаша» под рукой не оказалось – тень в коридоре я бы точно очередью проверил, а она… в суд на меня подала, в общем.
– Н-да… – Гурон, похоже, задумался. – Может ты и прав. Инок, а чего мы тут застряли?
– Скоро вечер. Идти через военные склады и Радар ночью – слишком большой риск.
– Остановимся в баре? До утра?
Инок кивнул.
– С Сидоровичем надо бы связаться. У Бармена наверняка есть надежный коммуникационный канал.
– С чего ты так решил? – Штопор выпрямился. Сидеть и наблюдать за беснующимся полем аномалий ему явно надоело.
– Торговцы связь между собой постоянно поддерживают. Пошли.
Возвращаясь в бар, они увидели спешащего им навстречу Юрку Винтореза. Он выглядел испуганным: лицо бледное, глаза водянистые, волосы растрепаны. Довольно жалкое зрелище, учитывая атлетическую фигуру сталкера и его бесстрашие во всем, что не касалось явлений необъяснимых и неодолимых при помощи физической силы и оружия.